Наше национальное сознание - вы согласны?
Добавлено: Сб ноя 20, 2010 7:48
Чем богаты, тем не рады.
Виктор Ерофеев
Forbes, май 2008 года
Все знают, кто такой кулак, но мало кто знает, откуда взялось это слово. Казалось бы, кулак потому и кулак, что держал всю деревню в кулаке, был мироедом, деревенским эксплуататором. Это объяснение прекрасным образом устраивало большевиков, когда они принялись раскулачивать богатых крестьян. Ненависть к кулаку в таком случае выглядела естественным отправлением чувств. На самом деле кулаком назывался тот крестьянин, который работал день и ночь и потому спал мало, не на подушке, а подложив кулак под голову. В таком случае кулаком можно было назвать любого неленивого, преуспевающего крестьянина. От подобного поворота этимологии рождается положительный образ, но он был обречен на историческое уничтожение. Русский кулак стучит по столу в бешенстве, а не подкладывается смиренно под голову уставшего человека – с этим стереотипом мы рождаемся и умираем.
Богатый для русского человека представляет собой целый веер угроз. Он угнетает его прежде всего психически, подчеркивая своим существованием его жизненную несостоятельность. К нему можно попасть в зависимость, превратиться в раба. Богатый никогда не бывает нашим, он – чужой и враждебный по определению. Богатый в русском сознании, подкормленном сердобольной русской литературой, - это жадный, хитрый, ловкий, изворотливый, предприимчивый человек, который ради богатства готов на любую подлость. Но главное – бездушный человек. Все остальные – душевные, а он бездушный. Душа от него отлетела, он уже неодушевленный предмет, в перспективе его ждет ад, он антихрист, и по отношению к нему все позволено, любое насилие. О богатых людях в России полагается рассказывать сплетни и гадости. Богатый человек в русском сознании – не пойманный вор. Богатым по справедливости может быть только русский царь.
Однако в русском отношении к богатству есть коренная непоследовательность. Само по себе богатство не отвратительно для русского человека, он готов стать богатым и окунуться в роскошь, но для этого он должен ничего не делать, богатство волшебным образом обязано прийти к нему, без всякого усилия с его стороны. Это чудесное обретение богатства, сказочный ход в процветание противостоит евангельскому мотиву бедности как предпосылки для лучшего старта в рай, но сказка в России нередко сильнее христианских добродетелей. Случайно найти клад или выйти замуж за принца – эти двери открыты для мужского и женского счастья.
Дистанция между богатством и бедностью должна, таким образом, быть минимальной, желательно нулевой. Если же путь от бедности к богатству состоит из усилия, неустанной работы, он изначально отвергается. Выходит дело, главным пороком оказывается успешная работа. Неверие в то, что работа может быть плодотворной, - основное подозрение русского крестьянина с доисторических времен. Он-то зря старается, работая в поте лица. Лучше вообще не стараться.
В современном русском мире работают и, видимо, еще долго будут работать основные мифы о богатстве и нищете. Однако невольная модернизация страны, какой бы эфемерной она не была, ведет к тому, что любое материальное положение человека оказывается ложным и вызывает неприятие. Граница между богатыми и бедными находится в зоне зависти. Мы завидуем тем, кто богаче нас, той самой черной завистью, которая состоит из злобы и ненависти, и снисходительно или презрительно относимся к тем, кто беднее нас.
Мы любим нищих только в литературе. Реальных нищих, тех бомжей, которые живут на вокзалах под платформой, мы боимся. Их действия непредсказуемы и зачастую опасны.
Бедность – бич нашего сознания. Мы боимся бедности, ее перспектива реальна и осязаема. В бедности живут наши провинциальные родственники, миллионы пенсионеров, беженцев из соседних стран. Они экономят на еде, для них все слишком дорого стоит. Они покупают дешевую водку. Они порой противно лукавят, потому что притворяются перед нами еще более бедными, чем они есть, но это лукавство – тоже часть нашей бедности.
Мы не хотим быть в положении тех, кто, в отличие от бедных, сводит концы с концами, но при этом тратит на сведение концов все свои жизненные соки. Сводящие концы с концами работают много, но не продуктивно, на той работе, вернее, на тех работах, которые не приносят реальных денег, но они фатально не могут найти дорогостоящую работу и потому выглядят жалко, а кто любит неудачников?
Чуть выше начинаются люди, которых мы не любим, потому что они умеют зарабатывать деньги. Россия никогда не любила собственников. Собственность – это еще молодое для России понятие, родившееся при Екатерине, прямо скажем, непонятное понятие. Собственники для нас – это стяжатели, это те, кто ошибочно думает, что ляжет в гроб со своим добром. Не лягут! Средний класс – основное звено новых русских собственников. Они полны противоположных чувств. Их не поймешь. То они восторгаются тем, как съездили в Египет, то унизительно боятся своего начальника, от которого зависит их скромное благосостояние. Средний класс пуглив. Он законопослушен и вместе с тем недоволен законами. Он хочет стабильности, но не верит в ее устойчивость. Он начинает за здравие, кончает за упокой. Средний класс сегодня – это жизнь в займы.
Состоятельные люди, богатые, миллионеры – наши сегодняшние кулаки. Они много работают и – успешно. У них другие жесты, другая логика, они даже немножко светятся от успеха. Нам всякий раз кажется, что они – не русские. Во всяком случае, мы их плохо знаем, на те курорты, куда они ездят, мы не ездим, мы только знаем, что они туда ездят, и они нас сильно раздражают, потому что они хозяева жизни, а мы – нет. Впрочем, эти хозяева жизни в русских условиях часто выглядят факирами на час.
Олигархи – это наши козлы отпущения. Вот уж кто истинные воры. Вот уж кого мы не любим от чистого сердца, желаем им каторги и смерти. Когда мы думаем о них, вскипают наши темные инстинкты.
Но если кто то из них решит жениться на нашей дочке, то мы глубоко задумаемся, прежде чем сказать нет. Впрочем, дочка едва ли известит нас о своем решении. О ее свадьбе в Лас-Вегасе мы узнаем из желтой прессы.
Виктор Ерофеев
Forbes, май 2008 года
Все знают, кто такой кулак, но мало кто знает, откуда взялось это слово. Казалось бы, кулак потому и кулак, что держал всю деревню в кулаке, был мироедом, деревенским эксплуататором. Это объяснение прекрасным образом устраивало большевиков, когда они принялись раскулачивать богатых крестьян. Ненависть к кулаку в таком случае выглядела естественным отправлением чувств. На самом деле кулаком назывался тот крестьянин, который работал день и ночь и потому спал мало, не на подушке, а подложив кулак под голову. В таком случае кулаком можно было назвать любого неленивого, преуспевающего крестьянина. От подобного поворота этимологии рождается положительный образ, но он был обречен на историческое уничтожение. Русский кулак стучит по столу в бешенстве, а не подкладывается смиренно под голову уставшего человека – с этим стереотипом мы рождаемся и умираем.
Богатый для русского человека представляет собой целый веер угроз. Он угнетает его прежде всего психически, подчеркивая своим существованием его жизненную несостоятельность. К нему можно попасть в зависимость, превратиться в раба. Богатый никогда не бывает нашим, он – чужой и враждебный по определению. Богатый в русском сознании, подкормленном сердобольной русской литературой, - это жадный, хитрый, ловкий, изворотливый, предприимчивый человек, который ради богатства готов на любую подлость. Но главное – бездушный человек. Все остальные – душевные, а он бездушный. Душа от него отлетела, он уже неодушевленный предмет, в перспективе его ждет ад, он антихрист, и по отношению к нему все позволено, любое насилие. О богатых людях в России полагается рассказывать сплетни и гадости. Богатый человек в русском сознании – не пойманный вор. Богатым по справедливости может быть только русский царь.
Однако в русском отношении к богатству есть коренная непоследовательность. Само по себе богатство не отвратительно для русского человека, он готов стать богатым и окунуться в роскошь, но для этого он должен ничего не делать, богатство волшебным образом обязано прийти к нему, без всякого усилия с его стороны. Это чудесное обретение богатства, сказочный ход в процветание противостоит евангельскому мотиву бедности как предпосылки для лучшего старта в рай, но сказка в России нередко сильнее христианских добродетелей. Случайно найти клад или выйти замуж за принца – эти двери открыты для мужского и женского счастья.
Дистанция между богатством и бедностью должна, таким образом, быть минимальной, желательно нулевой. Если же путь от бедности к богатству состоит из усилия, неустанной работы, он изначально отвергается. Выходит дело, главным пороком оказывается успешная работа. Неверие в то, что работа может быть плодотворной, - основное подозрение русского крестьянина с доисторических времен. Он-то зря старается, работая в поте лица. Лучше вообще не стараться.
В современном русском мире работают и, видимо, еще долго будут работать основные мифы о богатстве и нищете. Однако невольная модернизация страны, какой бы эфемерной она не была, ведет к тому, что любое материальное положение человека оказывается ложным и вызывает неприятие. Граница между богатыми и бедными находится в зоне зависти. Мы завидуем тем, кто богаче нас, той самой черной завистью, которая состоит из злобы и ненависти, и снисходительно или презрительно относимся к тем, кто беднее нас.
Мы любим нищих только в литературе. Реальных нищих, тех бомжей, которые живут на вокзалах под платформой, мы боимся. Их действия непредсказуемы и зачастую опасны.
Бедность – бич нашего сознания. Мы боимся бедности, ее перспектива реальна и осязаема. В бедности живут наши провинциальные родственники, миллионы пенсионеров, беженцев из соседних стран. Они экономят на еде, для них все слишком дорого стоит. Они покупают дешевую водку. Они порой противно лукавят, потому что притворяются перед нами еще более бедными, чем они есть, но это лукавство – тоже часть нашей бедности.
Мы не хотим быть в положении тех, кто, в отличие от бедных, сводит концы с концами, но при этом тратит на сведение концов все свои жизненные соки. Сводящие концы с концами работают много, но не продуктивно, на той работе, вернее, на тех работах, которые не приносят реальных денег, но они фатально не могут найти дорогостоящую работу и потому выглядят жалко, а кто любит неудачников?
Чуть выше начинаются люди, которых мы не любим, потому что они умеют зарабатывать деньги. Россия никогда не любила собственников. Собственность – это еще молодое для России понятие, родившееся при Екатерине, прямо скажем, непонятное понятие. Собственники для нас – это стяжатели, это те, кто ошибочно думает, что ляжет в гроб со своим добром. Не лягут! Средний класс – основное звено новых русских собственников. Они полны противоположных чувств. Их не поймешь. То они восторгаются тем, как съездили в Египет, то унизительно боятся своего начальника, от которого зависит их скромное благосостояние. Средний класс пуглив. Он законопослушен и вместе с тем недоволен законами. Он хочет стабильности, но не верит в ее устойчивость. Он начинает за здравие, кончает за упокой. Средний класс сегодня – это жизнь в займы.
Состоятельные люди, богатые, миллионеры – наши сегодняшние кулаки. Они много работают и – успешно. У них другие жесты, другая логика, они даже немножко светятся от успеха. Нам всякий раз кажется, что они – не русские. Во всяком случае, мы их плохо знаем, на те курорты, куда они ездят, мы не ездим, мы только знаем, что они туда ездят, и они нас сильно раздражают, потому что они хозяева жизни, а мы – нет. Впрочем, эти хозяева жизни в русских условиях часто выглядят факирами на час.
Олигархи – это наши козлы отпущения. Вот уж кто истинные воры. Вот уж кого мы не любим от чистого сердца, желаем им каторги и смерти. Когда мы думаем о них, вскипают наши темные инстинкты.
Но если кто то из них решит жениться на нашей дочке, то мы глубоко задумаемся, прежде чем сказать нет. Впрочем, дочка едва ли известит нас о своем решении. О ее свадьбе в Лас-Вегасе мы узнаем из желтой прессы.