[spoiler] [/spoiler]
Перевод на общерусский язык.
Лодка скрипит возле причала.
Лунная ночь - тревог начало.
Мрачно стою,
В воду смотрю.
Нет моего в ней отраженья,
Есть только горечь пораженья.
Ну почему
Лезть в мою жизнь
Вздумалось ему!
В сером мешке тихие стоны.
Сердце моё - как трофей Горгоны.
Жалости нет -
Во мне простыл её след!
Злоба меня лютая гложет,
Разум судьбу понять не может;
Против меня
Восстала сущность моя.
Припев:
Лихорадит душу!
Я обиды не прощаю!
Я разрушу
План твой - обещаю!
Ты меня не знаешь!
Ты всего лишь отраженье!
Средство есть
Лишь одно -
Сгинь на дно!
Я пережил крах, разоренье.
Кто я теперь? Сам, как отраженье.
Был я богат...
Во всём лишь он виноват!
Тот, кто пришёл из зазеркалья,
Тот, кто принёс в мою жизнь страданья...
Мой Бог, утешь меня!
Уверь, что я - это я!
Припев:
Лихорадит душу!
Я обиды не прощаю!
Я разрушу
План твой - обещаю!
Ты меня не знаешь!
Ты всего лишь отраженье!
Средство есть
Лишь одно -
Сгинь на ….
Уголок самовыражения
Обсуждаем и задаем вопросы на общие темы
Электрический чайник, из нержавеющей стали в корпусе, почему-то стоящий на микроволновой печи, в нарушении всех противопожарных правил, с гордой надписью «винзор, медленно, и неуклонно закипал.
Чайник с коротким шнуром, поэтому его основание было подключено к розеткам электропитания, к которому вели разветвления для питания видео регистраторов и видеокамер.
Ну и для разных мелочей в том числе: воткнутых зарядок для айфонов, айпадов, айкосов, для айподсов (беспроводные наушники).
Слоу не спеша поднял свое туловище со стула, встал.
Шагая по помещению, он обогнул перегородку, миновал кресло, в котором находился Артуро.
Старший по смене.
В этот момент Артуро сидел перед шестью мониторами, показывающих обстановку в огромном торговом центре.
Да и не обращал на них никого внимания: еще утро, не наступило 09.50, когда можно и нужно охранникам, открывать торговый центр, дабы он заполнился различными покупателями.
Артуро залип в айфон; что-то писал, что-то смотрел.
«тик-токи, или что-то еще.
Слоу подошел к столу, он находился возле мониторов, подставкой для микроволновки и для самого чайника, который уже исторг из себя облачки пара, и отщелкнулся.
Там, на обеденном столе, всё приготовлено заранее, им самим: чистая фарфоровая кружка, пакетик чая.
Ведь пока утро и надо бы взбодриться.
Слоу покосился на молодого парня, испанской наружности: черноволосый, с короткой стрижкой, бледное лицо, с которого уже давно сошел природный загар.
«щенок! мальчишка без усов. А ведь получает от босса больше меня. Гораздо больше...»
Его лицо исказила гримаса боли, точно его подвергли унизительной пытке.
Он посмотрел на телефон, лежащий на столе: металлический корпус, черный матовый дисплей, на котором высветились сообщения о непринятых звонках и смс-ках.
Тут ему снова с утра позвонили из банка, или те же коллекторы.
Просили погасить задолжность по кредиту.
Только как он погасить задолжность и сам кредит, если нет денег?
Странные люди, что они понимают, откуда берутся деньги, если он не работал в последнее время, года два или три.
Нищенская пенсия, которую едва хватало на сьем комнаты, которую никак ни назовешь, а только конурой для собаки, и на покупку лекарств.
Еще надо бы кушать иногда, еще надо менять изношенные трусы и носки.
А еще обувь, Слоу привык к хорошей обуви, поэтому ему пришлось взять кредит в банке, под хорошие проценты (разумеется для банка).
Он думал, что со всеми расплатиться, но получилось совсем наоборот.
Работы для него не было, и не находилась.
Слоу уже давно поставил телефон на беззвучный режим, чтобы эти гадостные коллекторы не дожимали его с расспросами; «а когда? Будете платить? Мы подаем в суд..»
Да подавайте! Достали уже.
У него ничего нет: ни недвижимости, ни виллы, даже гаража нет, в связи отсутствием автомобиля.
Ржавый велосипед, — смешно.
Поэтому по оставленным звонкам и смс-сообщениям из банка, он предчувствовал, что ничем хорошим это не сулит.
Руки мелко дрожали, когда он стал наливать горячую воду в кружку.
Ему хотелось вылить кипяток прямо на голову и на лицо, этому малолетнему паршивому ублюдку, который занимал его место, принадлежащее только ему одному.
По праву рождения, по возрасту, да и вообще.
— Ты включил лифты?— обратился Артуро, замечая, наконец, Слоу, стоящего рядом с собой.
Он держал чашку чаю, почти над его головой.
— Да сэр.
— Не забудь, скоро открытие.
— Да сэр, я уже приготовил ключи.
Лицо Слоу вновь перекосила гримаса, а его рука протянулась и зависла над головой Артуро.
*
Тут заворочался Тейлор на диване.
Он был замызганный и грязный, как мама Юхансона, пах мочой, добавляя в пространство комнаты охраны, с густым ароматом от потных носков, от которых хотелось блевать.
А вставший с дивана человек Тейлор молодой парень, сегодня немного угашенный с утра.
Похоже с вечера вкололся ширевом, он как всегда ночью сбежал со смены к дилерам, за дозняком.
Когда ему позволяют бабки в кармане, хотя в тоже время постоянно стреляет у меня сигареты, из-за нехватки денег.
Ведь вчера босс выдал «зп» нам всем сотрудникам, поэтому вот.
Тейлор теперь угашенный.
Я его ненавижу, как ненавижу и всех, остальных:
Руджон, маленький арабчонок, шустрый и быстрый, когда надо. Он курит травку.
Вайт, мужчина в возрасте, потребляет снюс, мэфедрон, кальян.
Алекс, третий основной охранник, он плотно сидит на виски.
Поэтому у него красный нос и перегар, который он старательно скрывает, закидывая в рот пластинки жевательной резинки.
Артуро нюхает порошок, кокс, или кокаин.
Лично я сижу на таблетках, которые совсем не для здоровья предназначены.
Тут все, под чем-нибудь.
Наверно чтобы не сойти окончательно с ума.
От безделья, или от чего-нибудь другого.
Меня зовут Слоу, так пока меня все называют, «медленный».
Да и к тому же бывший.
Раньше у меня было другое имя, которое уже забыл.
Помню что бывший: бывший морпех, бывший коп, бывший муж, бывший семьянин.
Просто бывший, фомэ, (former) как моя бывшая жизнь, которую пытаюсь забыть навсегда.
Иногда это удаётся.
Но иногда нет, тогда воспоминания лезут из всех углов в комнате, которую снимаю.
Приходиться принять таблетку, чтобы это всё ушло или растворилось, не мешая моей любимой бессоннице, чтобы уснул без тревожных снов.
Эти таблетки достаю по рецепту, от проверенного врача.
Случаться переплачивать в аптеках, но так устроена жизнь.
— Слоу! Не спим! Обход!
Раздается голос Артуро.
— Да сэр.
Хотя меня это получается, как выдавить из себя, из своего горла:
«Дааааа, сээррррр».
Хорошо хоть без заикания.
Тейлор идет по комнате, напевая «крошка холли».
— Крошка холли, крошка холли,
— Ты совсем охуел?
Говорит ему Артур, то ли утвердительно, то ли риторически.
Тейлор не обращает на него никого внимания.
Он похож на огромного бурого медведя, разбуженного от спячки.
Тейлор, наконец, собирается домой,
Так будет лучше для нас.
Решаю я, стоя возле открытой двери и наблюдая сцену.
— Мусор, Тейлор.
Говорит Артур ему, хотя он оделся и пытается уходить.
— Это не мой мусор.
— А чей тогда?
— Да хер его знает. Откуда мне знать,
Возмущается Тейлор.
Артур обводит меня и Тейлора, взглядом в котором чувствуется подвох.
Я развожу руками, показывая, — что я, тут ни при делах.
У меня свой пакет для мусора, такое завел для себя правило, с первого дня поступления на эту работу.
Гнилые люди, гнилые нравы, гнилая работа.
Поэтому ничего не попишешь, как притворяться хорошими людьми одетый в черную униформу: перед боссом, перед «продавашками», и перед «покупашками».
— Тейлор, теперь выкини мусор!
— Да не буду. Пускай Руджан выкинет….!
Я могу смотреть на это целую вечность, когда кто-то из этих ублюдков не нарушит правило хорошего тона.
Там, в углу, на высоте приделана видеокамера.
Она широкополосная, с интернетом, и с голосом.
То что я скажу или сделаю, тут же будет известно нашему боссу.
Парни тоже знают об этом.
Но они плюют на это дело, чувствую свою безнаказанность.
Они бы приводили бы сюда девчонок, трахали их, на том же общим ебаном диване залитым спермой и кончой от телок.
Хотя они так и делали: занавешивали видеокамеру, и творили что хотели.
Пили спиртные напитки, курили травку, в общем вели себя крайне расслабленно, будто это не работа, а курортный пляж.
Но это комната охраны ТЦ, расположенная в цокольном этаже.
Помещение, со стальной дверью, служащее нам клеткой и тюремной камерой. Потолок скосо упирается в стенах, по ним развешаны различные пульты и приборы.
Это всё так, только зачем мы здесь?...
Следить за безопасностью других людей, или зачем?...
Поначалу я задавал такие вопросы, тогда Руджон, когда мы остались в смене вдвоем, а он накурился на ночь, ответил с суффийским спокойствием:
— Да нихуя не произойдет. Забей братан.
Спи сам в спокойно кресле. И не храпи там.
Если хочешь, мы поменяемся: я за камерами, ты на диван.
Меня это настораживало и бесило.
Бесило от того что безопасность ТЦ стоит в минусе от ее нормального нуля:
Любой маньяк с оружием мог зайти и натворить делов (типо Брейвика);
Похищенцы похитить ребенка;
Террористы заложить бомбу.
Да много чего другого: наркоманы, алкаши, бомжи, воры, психи, олигофрены, суицидники.
Есть и такие, которые хотят порезать вены прилюдно.
В первые дни за каждым углом, показанной видеокамерой, даже возле туалетов, в любом человеке, независимо от кто он, женщина, девочка, мальчик, чувствовал подвох.
И кидался на пол, зажимая уши.
Надо мной смеялись.
Что с них взять, с этих недоучившихся ублюдков.
Побыли бы они на моем месте, не то бы запели.
ПТСР, как то так называется диагноз, поставленный врачами.
Плюсом, амнезия, полученная от контузии, при зачистке кишлака, от талибов.
Я хочу и желаю нести службу, которая теперь называется собачьей работой, как тогда, по уставу, по регламенту.
Ведь это еще помню:
Устав, я его хоть сейчас назубок выпалю старшему сержанту.
Который меня дрючил тогда, правда, не помню его имени.
Регламент, — те самые статьи уголовного кодекса и правового.
Но здесь, всем, — это по барабану.
Хоть по головам стучи, там и отзовется: тук-тук, тук-тук.
Вроде дятел стучит по дереву.
И еще один момент: как ни крути, мне обязательно выпадет тот несчастливый случай, когда нужно будет прикрыть напарником мою спину, мою попу, мою задницу.
В разборках в ночном кафе или в ночном кинотеатре, — они у нас тоже в торговом центре находятся.
Да еще игровой клуб, — та еще блятская хуйня.
Поэтому от полуночных зевак, щеглов, пацанвы, тинейджеров, фриков, геймеров, крутых раннеров, искателей приключений на свою задницу, — нет отбоя до самого утра.
Телки, наркотики, алкоголь, всё как положено.
Разумеется, всё должно было быть в нормах приличия: без дебошей, без драк, без скандалов.
Хотя не хватает только стриптиза, да самой обнаженной девушки вертящейся вокруг пилона, да борделя.
Клубешник так и называется, — «от заката до рассвета».
Кто тогда прикроет?
От ножа, от бейсбольной биты, да мало ли от чего.
И кто это будет: Руджан, Тейлор?
Вряд ли, думаю я, нащупывая правой рукой газовый баллончик, спрятанный в кармане брюк.
И это вселяет спокойствие.
Как и успокоительная таблетка, принятая мной с утра, от лишних нервов.
*
Торговый центр носит имя «Мечта».
Так повелел назвать это детище, когда оно еще строилось и было заложено в проектах, умирающий миллиардер.
Да все знают его, по слухам у него не было внуков, потом он всё-таки подох.
Ведь таблеток для бессмертия еще не изобрели.
И вот осталось, наследие, после него, ведь он вложил в это все свои последние деньги.
Гребаная «Мечта».
Торговый центр, пять этажей, не считая цоколя, с лифтами, с эскалаторами, дорожки с коврами, мраморные полы, зеркальные витрины.
Много отделов, много бутиков, много разного чего.
В том числе и туалетов. Женских, мужских.
Иной раз отслеживая торопливых снующих людей, они будто насекомые, возле какого-то негниющего трупа, по видеокамерам, как туалеты всегда наполнены.
Кажется, что они приходят сюда только для того чтобы посрать и поссать.
Купить, это что-то другое, мы лучше на рынке купим по дешевле.
А здесь посрём и поссым.
Ну а что: бесплатная туалетная бумага, освежитель воздуха, новая сантехника, жидкое мыло, зеркала, сушилка для рук.
Не хватает только фена, в женском туалете, чтобы волосню на лобке пригладить.
Я же говорю, — камер до хера и больше, установленных в каждом угле.
Но будь моя воля, то поставил их бы в туалетах, тоже.
Да не подглядывать, как человек справляет нужду.
Я может психически больной, но не такой уж психованный.
Кто-то может оставить закладку, кто-то утерять вещи.
Специально или не специально, а вдруг в них взрывное устройство заложили в том же туалете.
И тогда теракт. Второе «11.09».
Возможно? Вполне вероятно.
Не будь я сотрудником безопасности.
Хотя это же я, не так давно валялся в канале, в районе трущоб, чтобы немного проблеваться от виски с клофелином, которым угостили одна блядища.
Я думал, она нормальная, но она оказалась тварью.
Поэтому мычал, блюя, и срыгивая, черной блевотиной, склонившись над канавой.
— Безопаспасность, без-опас-ность.
— Да будет тебе безопасность.
Подошедший незнакомый мужчина вдруг поднял меня на ноги.
— Приди в себя. Ты кто?
— Не знаю.
А что я ему мог сказать, когда был в состояние склонившись над каналом нечистот: блюя и рыгая.
— Возможно ты нам пригодишься, вот моя визитка.
Позвони, фраер.
Незнакомец кинул мне картонку в лицо.
Она не спеша приземлилась сверху вниз.
На которой, даже без преувеличения, ночью, при свете фонарных столбов, можно разглядеть золотистые тисненые буквы, складывающиеся в одно слово:
М Е Ч Т А.
Что мне оставалось делать: утром я побрился, помылся, позвонил по номеру.
И так меня взяли на работу, где платят хоть какие-то деньги.
Одели в черную одежду: в черные джинсы и в черную рубашку.
«Мечта», — дерьмовое место, для того чтобы вы все, поняли, где мы все оказались.
И уж конечно не я.
Моя мечта, поверьте мне, совсем другая.
Я совсем не желал здесь оказаться.
Но мечты мечтами, а жить то надо.
Поэтому оказался в мечте, а иными словами в полной жопе.
Из которой не выбраться.
*
Тейлор препирался с Артуро.
Тут запищала сигнализация на одном из приборов.
Тейлор подошел и вдарил кулаком по пластиковой панели с огоньками.
— Как ты заебала!
В ответ сигнализация что-то жалобно пропищала и умолкла.
Похоже навсегда.
Улыбнулся я про себя, красавчик Тейлор.
Что и говорить: слабоумие и отвага решают.
Хотя в этом случае просто вштыренное состояние, когда гонишь ширь по венам.
Тейлор понимает в этом толк: когда, сколько, зачем.
У него одноразовые шприцы, салфетки, бинты, марли, повязки. Полная аптечка с собой, которую он носит с собой.
— Вколи, мне тоже.
Прошу я его, когда он откинулся на диване, перед этим сам уколовшись.
— Тебе зачем?
— Так просто.
— Так просто не бывает…
Это было тогда, «там».
На поле боя мне вкололи морфий.
Чтобы не чувствовал боли.
И вот я лежу и такой кайф,
Как ни когда, будто я под телкой.
У нее узкая дырка, а я кончаю и кончаю в эту блядскую мокренькую щель.
И вот с одной стороны, я лежу, в мечтах представляя, как кончаю в щель юной девушки.
А с другой, — меня волокут на носилках, под градом пуль и снарядов «рпг».
Круто?
Конечно.
Я чувствовал себя подобным богу, вершащим судьбы.
А что такое для бога маленькая пулька или снарядик.
Приход от наркотика окончился уже скоро.
В госпитале я попросил снова укол, жалуясь на боль.
Меня укололи.
Потом снова просил.
Но уже кололи витаминами.
От которых каждый раз охота ссать.
И моча какая-то желтоватая.
Наверно поэтому меня комиссовали на «гражданку».
Поэтому, угадайте с одного раза куда я устроился.
полиция, отдел с наркотой.
Одни боролись, или мы с ними, тот еще вопрос.
После подставы меня уволили оттуда с позором.
Уволить то уволили, а желание поймать кайф.
Осталось.
Да блять! Я что ли буду рассказывать Тейлору, какой приход надо ловить.
Не хочет, так не хочет.
И не надо.
У нас есть спасательный круг: они желтенькие и кругленькие.
Две штуки мне вполне хватает, для того чтобы не уснуть и уснуть.
Странное состояние, — спать, и не спать.
Можно сказать, что это лунатизм, или сомнамбулизм.
Но я называю бессонницей.
Так будет проще и лучше, объяснить, почему я гуляю по торговому центру, ночью и совсем один.
Чайник с коротким шнуром, поэтому его основание было подключено к розеткам электропитания, к которому вели разветвления для питания видео регистраторов и видеокамер.
Ну и для разных мелочей в том числе: воткнутых зарядок для айфонов, айпадов, айкосов, для айподсов (беспроводные наушники).
Слоу не спеша поднял свое туловище со стула, встал.
Шагая по помещению, он обогнул перегородку, миновал кресло, в котором находился Артуро.
Старший по смене.
В этот момент Артуро сидел перед шестью мониторами, показывающих обстановку в огромном торговом центре.
Да и не обращал на них никого внимания: еще утро, не наступило 09.50, когда можно и нужно охранникам, открывать торговый центр, дабы он заполнился различными покупателями.
Артуро залип в айфон; что-то писал, что-то смотрел.
«тик-токи, или что-то еще.
Слоу подошел к столу, он находился возле мониторов, подставкой для микроволновки и для самого чайника, который уже исторг из себя облачки пара, и отщелкнулся.
Там, на обеденном столе, всё приготовлено заранее, им самим: чистая фарфоровая кружка, пакетик чая.
Ведь пока утро и надо бы взбодриться.
Слоу покосился на молодого парня, испанской наружности: черноволосый, с короткой стрижкой, бледное лицо, с которого уже давно сошел природный загар.
«щенок! мальчишка без усов. А ведь получает от босса больше меня. Гораздо больше...»
Его лицо исказила гримаса боли, точно его подвергли унизительной пытке.
Он посмотрел на телефон, лежащий на столе: металлический корпус, черный матовый дисплей, на котором высветились сообщения о непринятых звонках и смс-ках.
Тут ему снова с утра позвонили из банка, или те же коллекторы.
Просили погасить задолжность по кредиту.
Только как он погасить задолжность и сам кредит, если нет денег?
Странные люди, что они понимают, откуда берутся деньги, если он не работал в последнее время, года два или три.
Нищенская пенсия, которую едва хватало на сьем комнаты, которую никак ни назовешь, а только конурой для собаки, и на покупку лекарств.
Еще надо бы кушать иногда, еще надо менять изношенные трусы и носки.
А еще обувь, Слоу привык к хорошей обуви, поэтому ему пришлось взять кредит в банке, под хорошие проценты (разумеется для банка).
Он думал, что со всеми расплатиться, но получилось совсем наоборот.
Работы для него не было, и не находилась.
Слоу уже давно поставил телефон на беззвучный режим, чтобы эти гадостные коллекторы не дожимали его с расспросами; «а когда? Будете платить? Мы подаем в суд..»
Да подавайте! Достали уже.
У него ничего нет: ни недвижимости, ни виллы, даже гаража нет, в связи отсутствием автомобиля.
Ржавый велосипед, — смешно.
Поэтому по оставленным звонкам и смс-сообщениям из банка, он предчувствовал, что ничем хорошим это не сулит.
Руки мелко дрожали, когда он стал наливать горячую воду в кружку.
Ему хотелось вылить кипяток прямо на голову и на лицо, этому малолетнему паршивому ублюдку, который занимал его место, принадлежащее только ему одному.
По праву рождения, по возрасту, да и вообще.
— Ты включил лифты?— обратился Артуро, замечая, наконец, Слоу, стоящего рядом с собой.
Он держал чашку чаю, почти над его головой.
— Да сэр.
— Не забудь, скоро открытие.
— Да сэр, я уже приготовил ключи.
Лицо Слоу вновь перекосила гримаса, а его рука протянулась и зависла над головой Артуро.
*
Тут заворочался Тейлор на диване.
Он был замызганный и грязный, как мама Юхансона, пах мочой, добавляя в пространство комнаты охраны, с густым ароматом от потных носков, от которых хотелось блевать.
А вставший с дивана человек Тейлор молодой парень, сегодня немного угашенный с утра.
Похоже с вечера вкололся ширевом, он как всегда ночью сбежал со смены к дилерам, за дозняком.
Когда ему позволяют бабки в кармане, хотя в тоже время постоянно стреляет у меня сигареты, из-за нехватки денег.
Ведь вчера босс выдал «зп» нам всем сотрудникам, поэтому вот.
Тейлор теперь угашенный.
Я его ненавижу, как ненавижу и всех, остальных:
Руджон, маленький арабчонок, шустрый и быстрый, когда надо. Он курит травку.
Вайт, мужчина в возрасте, потребляет снюс, мэфедрон, кальян.
Алекс, третий основной охранник, он плотно сидит на виски.
Поэтому у него красный нос и перегар, который он старательно скрывает, закидывая в рот пластинки жевательной резинки.
Артуро нюхает порошок, кокс, или кокаин.
Лично я сижу на таблетках, которые совсем не для здоровья предназначены.
Тут все, под чем-нибудь.
Наверно чтобы не сойти окончательно с ума.
От безделья, или от чего-нибудь другого.
Меня зовут Слоу, так пока меня все называют, «медленный».
Да и к тому же бывший.
Раньше у меня было другое имя, которое уже забыл.
Помню что бывший: бывший морпех, бывший коп, бывший муж, бывший семьянин.
Просто бывший, фомэ, (former) как моя бывшая жизнь, которую пытаюсь забыть навсегда.
Иногда это удаётся.
Но иногда нет, тогда воспоминания лезут из всех углов в комнате, которую снимаю.
Приходиться принять таблетку, чтобы это всё ушло или растворилось, не мешая моей любимой бессоннице, чтобы уснул без тревожных снов.
Эти таблетки достаю по рецепту, от проверенного врача.
Случаться переплачивать в аптеках, но так устроена жизнь.
— Слоу! Не спим! Обход!
Раздается голос Артуро.
— Да сэр.
Хотя меня это получается, как выдавить из себя, из своего горла:
«Дааааа, сээррррр».
Хорошо хоть без заикания.
Тейлор идет по комнате, напевая «крошка холли».
— Крошка холли, крошка холли,
— Ты совсем охуел?
Говорит ему Артур, то ли утвердительно, то ли риторически.
Тейлор не обращает на него никого внимания.
Он похож на огромного бурого медведя, разбуженного от спячки.
Тейлор, наконец, собирается домой,
Так будет лучше для нас.
Решаю я, стоя возле открытой двери и наблюдая сцену.
— Мусор, Тейлор.
Говорит Артур ему, хотя он оделся и пытается уходить.
— Это не мой мусор.
— А чей тогда?
— Да хер его знает. Откуда мне знать,
Возмущается Тейлор.
Артур обводит меня и Тейлора, взглядом в котором чувствуется подвох.
Я развожу руками, показывая, — что я, тут ни при делах.
У меня свой пакет для мусора, такое завел для себя правило, с первого дня поступления на эту работу.
Гнилые люди, гнилые нравы, гнилая работа.
Поэтому ничего не попишешь, как притворяться хорошими людьми одетый в черную униформу: перед боссом, перед «продавашками», и перед «покупашками».
— Тейлор, теперь выкини мусор!
— Да не буду. Пускай Руджан выкинет….!
Я могу смотреть на это целую вечность, когда кто-то из этих ублюдков не нарушит правило хорошего тона.
Там, в углу, на высоте приделана видеокамера.
Она широкополосная, с интернетом, и с голосом.
То что я скажу или сделаю, тут же будет известно нашему боссу.
Парни тоже знают об этом.
Но они плюют на это дело, чувствую свою безнаказанность.
Они бы приводили бы сюда девчонок, трахали их, на том же общим ебаном диване залитым спермой и кончой от телок.
Хотя они так и делали: занавешивали видеокамеру, и творили что хотели.
Пили спиртные напитки, курили травку, в общем вели себя крайне расслабленно, будто это не работа, а курортный пляж.
Но это комната охраны ТЦ, расположенная в цокольном этаже.
Помещение, со стальной дверью, служащее нам клеткой и тюремной камерой. Потолок скосо упирается в стенах, по ним развешаны различные пульты и приборы.
Это всё так, только зачем мы здесь?...
Следить за безопасностью других людей, или зачем?...
Поначалу я задавал такие вопросы, тогда Руджон, когда мы остались в смене вдвоем, а он накурился на ночь, ответил с суффийским спокойствием:
— Да нихуя не произойдет. Забей братан.
Спи сам в спокойно кресле. И не храпи там.
Если хочешь, мы поменяемся: я за камерами, ты на диван.
Меня это настораживало и бесило.
Бесило от того что безопасность ТЦ стоит в минусе от ее нормального нуля:
Любой маньяк с оружием мог зайти и натворить делов (типо Брейвика);
Похищенцы похитить ребенка;
Террористы заложить бомбу.
Да много чего другого: наркоманы, алкаши, бомжи, воры, психи, олигофрены, суицидники.
Есть и такие, которые хотят порезать вены прилюдно.
В первые дни за каждым углом, показанной видеокамерой, даже возле туалетов, в любом человеке, независимо от кто он, женщина, девочка, мальчик, чувствовал подвох.
И кидался на пол, зажимая уши.
Надо мной смеялись.
Что с них взять, с этих недоучившихся ублюдков.
Побыли бы они на моем месте, не то бы запели.
ПТСР, как то так называется диагноз, поставленный врачами.
Плюсом, амнезия, полученная от контузии, при зачистке кишлака, от талибов.
Я хочу и желаю нести службу, которая теперь называется собачьей работой, как тогда, по уставу, по регламенту.
Ведь это еще помню:
Устав, я его хоть сейчас назубок выпалю старшему сержанту.
Который меня дрючил тогда, правда, не помню его имени.
Регламент, — те самые статьи уголовного кодекса и правового.
Но здесь, всем, — это по барабану.
Хоть по головам стучи, там и отзовется: тук-тук, тук-тук.
Вроде дятел стучит по дереву.
И еще один момент: как ни крути, мне обязательно выпадет тот несчастливый случай, когда нужно будет прикрыть напарником мою спину, мою попу, мою задницу.
В разборках в ночном кафе или в ночном кинотеатре, — они у нас тоже в торговом центре находятся.
Да еще игровой клуб, — та еще блятская хуйня.
Поэтому от полуночных зевак, щеглов, пацанвы, тинейджеров, фриков, геймеров, крутых раннеров, искателей приключений на свою задницу, — нет отбоя до самого утра.
Телки, наркотики, алкоголь, всё как положено.
Разумеется, всё должно было быть в нормах приличия: без дебошей, без драк, без скандалов.
Хотя не хватает только стриптиза, да самой обнаженной девушки вертящейся вокруг пилона, да борделя.
Клубешник так и называется, — «от заката до рассвета».
Кто тогда прикроет?
От ножа, от бейсбольной биты, да мало ли от чего.
И кто это будет: Руджан, Тейлор?
Вряд ли, думаю я, нащупывая правой рукой газовый баллончик, спрятанный в кармане брюк.
И это вселяет спокойствие.
Как и успокоительная таблетка, принятая мной с утра, от лишних нервов.
*
Торговый центр носит имя «Мечта».
Так повелел назвать это детище, когда оно еще строилось и было заложено в проектах, умирающий миллиардер.
Да все знают его, по слухам у него не было внуков, потом он всё-таки подох.
Ведь таблеток для бессмертия еще не изобрели.
И вот осталось, наследие, после него, ведь он вложил в это все свои последние деньги.
Гребаная «Мечта».
Торговый центр, пять этажей, не считая цоколя, с лифтами, с эскалаторами, дорожки с коврами, мраморные полы, зеркальные витрины.
Много отделов, много бутиков, много разного чего.
В том числе и туалетов. Женских, мужских.
Иной раз отслеживая торопливых снующих людей, они будто насекомые, возле какого-то негниющего трупа, по видеокамерам, как туалеты всегда наполнены.
Кажется, что они приходят сюда только для того чтобы посрать и поссать.
Купить, это что-то другое, мы лучше на рынке купим по дешевле.
А здесь посрём и поссым.
Ну а что: бесплатная туалетная бумага, освежитель воздуха, новая сантехника, жидкое мыло, зеркала, сушилка для рук.
Не хватает только фена, в женском туалете, чтобы волосню на лобке пригладить.
Я же говорю, — камер до хера и больше, установленных в каждом угле.
Но будь моя воля, то поставил их бы в туалетах, тоже.
Да не подглядывать, как человек справляет нужду.
Я может психически больной, но не такой уж психованный.
Кто-то может оставить закладку, кто-то утерять вещи.
Специально или не специально, а вдруг в них взрывное устройство заложили в том же туалете.
И тогда теракт. Второе «11.09».
Возможно? Вполне вероятно.
Не будь я сотрудником безопасности.
Хотя это же я, не так давно валялся в канале, в районе трущоб, чтобы немного проблеваться от виски с клофелином, которым угостили одна блядища.
Я думал, она нормальная, но она оказалась тварью.
Поэтому мычал, блюя, и срыгивая, черной блевотиной, склонившись над канавой.
— Безопаспасность, без-опас-ность.
— Да будет тебе безопасность.
Подошедший незнакомый мужчина вдруг поднял меня на ноги.
— Приди в себя. Ты кто?
— Не знаю.
А что я ему мог сказать, когда был в состояние склонившись над каналом нечистот: блюя и рыгая.
— Возможно ты нам пригодишься, вот моя визитка.
Позвони, фраер.
Незнакомец кинул мне картонку в лицо.
Она не спеша приземлилась сверху вниз.
На которой, даже без преувеличения, ночью, при свете фонарных столбов, можно разглядеть золотистые тисненые буквы, складывающиеся в одно слово:
М Е Ч Т А.
Что мне оставалось делать: утром я побрился, помылся, позвонил по номеру.
И так меня взяли на работу, где платят хоть какие-то деньги.
Одели в черную одежду: в черные джинсы и в черную рубашку.
«Мечта», — дерьмовое место, для того чтобы вы все, поняли, где мы все оказались.
И уж конечно не я.
Моя мечта, поверьте мне, совсем другая.
Я совсем не желал здесь оказаться.
Но мечты мечтами, а жить то надо.
Поэтому оказался в мечте, а иными словами в полной жопе.
Из которой не выбраться.
*
Тейлор препирался с Артуро.
Тут запищала сигнализация на одном из приборов.
Тейлор подошел и вдарил кулаком по пластиковой панели с огоньками.
— Как ты заебала!
В ответ сигнализация что-то жалобно пропищала и умолкла.
Похоже навсегда.
Улыбнулся я про себя, красавчик Тейлор.
Что и говорить: слабоумие и отвага решают.
Хотя в этом случае просто вштыренное состояние, когда гонишь ширь по венам.
Тейлор понимает в этом толк: когда, сколько, зачем.
У него одноразовые шприцы, салфетки, бинты, марли, повязки. Полная аптечка с собой, которую он носит с собой.
— Вколи, мне тоже.
Прошу я его, когда он откинулся на диване, перед этим сам уколовшись.
— Тебе зачем?
— Так просто.
— Так просто не бывает…
Это было тогда, «там».
На поле боя мне вкололи морфий.
Чтобы не чувствовал боли.
И вот я лежу и такой кайф,
Как ни когда, будто я под телкой.
У нее узкая дырка, а я кончаю и кончаю в эту блядскую мокренькую щель.
И вот с одной стороны, я лежу, в мечтах представляя, как кончаю в щель юной девушки.
А с другой, — меня волокут на носилках, под градом пуль и снарядов «рпг».
Круто?
Конечно.
Я чувствовал себя подобным богу, вершащим судьбы.
А что такое для бога маленькая пулька или снарядик.
Приход от наркотика окончился уже скоро.
В госпитале я попросил снова укол, жалуясь на боль.
Меня укололи.
Потом снова просил.
Но уже кололи витаминами.
От которых каждый раз охота ссать.
И моча какая-то желтоватая.
Наверно поэтому меня комиссовали на «гражданку».
Поэтому, угадайте с одного раза куда я устроился.
полиция, отдел с наркотой.
Одни боролись, или мы с ними, тот еще вопрос.
После подставы меня уволили оттуда с позором.
Уволить то уволили, а желание поймать кайф.
Осталось.
Да блять! Я что ли буду рассказывать Тейлору, какой приход надо ловить.
Не хочет, так не хочет.
И не надо.
У нас есть спасательный круг: они желтенькие и кругленькие.
Две штуки мне вполне хватает, для того чтобы не уснуть и уснуть.
Странное состояние, — спать, и не спать.
Можно сказать, что это лунатизм, или сомнамбулизм.
Но я называю бессонницей.
Так будет проще и лучше, объяснить, почему я гуляю по торговому центру, ночью и совсем один.
Обсуждаем и задаем вопросы на общие темы
— Слоу! Не спим! Хер ли ты стоишь?! Пиздуй на обход!
Раскричался Артуро.
Видимо так и не смог разрешить ситуацию с мусором, решив сорвать злость только на мне.
Угашенный Тейлор улыбался, застегивая куртку стоя возле настенного зеркала, а Артуро стоял с мешком мусора, возле выхода.
Его бледное лицо покраснело, и он выглядел как вареный рак, напрягаясь от крика.
— Блять! Я вас всех угандошу! Блять, засрали тут всё!
Ебаные пидорасы!
Тейлор направляется к выходу, едва не сшибая на пути вешалку для одежды.
— Да всё норм биг босс, — глухо бурчит он, поправляя вешалку, чтобы она не упала на пол.
— Блять, не ссыте тут, без меня.
Тейлор тот от души хлопает меня по плечу на прощание.
Это как бы по-дружески выглядит.
А Тейлор снова вечером придет на ночную смену, когда уйдет Артуро домой с вечерней смены.
Сейчас он уходит, чтобы днем поделать свои грязные делишки.
Может поспать, может трахнуть телку, или то и то, совместить, приятное с полезным.
Он потом ночью расскажет, что он творил, под воздействием сыворотки правды.
— И тебе не хворать, пойдем, провожу до дверей, — отвечаю я Тейлору.
— Нахуй такие провожания! Вы что — совсем охуели?!
Слоу на обход!! Блять, как дети!
Тейлор смеется и кивает мне: теперь он пойдет домой через «служебку».
Запутанный выход из ТЦ, так сказать с черного двора, где находятся мусорные баки, курилка, стоянка для авто, клетка для сбора картонных упаковок.
Служебный выход, или вход.
Скрытый от фасадной парадной жизни.
— Мусор взял!
Тейлор смеется и уходя, громыхая по ступенькам сапогами, показывает «фак», который Артуро еще не видит.
Зато это вижу я, ведь стою за порогом комнаты, а Артуро внутри помещения с мешком, полным мусора, в руках.
— Блять! ебать вас надо!
С горечью бурчит он, становясь раком, и снова складывая мусорный мешок в корзину.
Мда-да-да, ебать то надо, только ебалка ни у кого пока не выросла, без особых эмоций думаю я про это событие, укладывающиеся в нашу повседневную жизнь.
Вот она из таких мелочей и состоит, наша жизнь.
Куда-то пошел, что-то сделал, с кем-то поругался, с кем-то непринужденно поздоровался и завел отношения (имею ввиду с девушкой)
Вот из чего состоит жизнь.
Из мелочей, батенька, из мелочей.
Самое обидное, что приходится тратить на эти мелочи личное время, но так же они, по закону подлости, происходят не совсем вовремя.
Когда человек не готов к такому повороту событий.
Вроде как запрещенного приема в боксе, или на ринге против тебя выступает чемпион мира, да еще в супер тяжелой категории, ведь в жизни нет правил для этого.
Затем Артуро тяжело дыша, точно после боя с противником, достает из кармана брюк пакетик с белым порошком.
Открывает его и пальцем сует себе в рот, под язык, кристаллический комочек.
— Хули ты смотришь?! Ты куколд, или подглядывальщик?!
— Нет сэр.
— Тогда иди на обход, Слоу.
— Да сэр.
Я развернулся, и пошел было к выходу, где была еще одна стальная дверь, открывая путь на этажи.
— Долбоеб твое имя! рацию, кто будет брать?!
— Сорри сэр, забыл.
Мне пришлось вернуться в помещение.
Там на стойке, находились рации.
Их было четыре, воткнутых в зарядные устройства.
Одну взял себе, другую кинул в руки Артуро, он сидел в кресле за видеокамерами.
Он поймал, покрутил, подул в микрофон.
из моей рации, послышалось громкое, — уффф.
Я тоже покрутил регулятор чтобы убавить громкость, повесил рацию.
Защелкнул на поясной ремень.
«Там», было всё не так и рацию вешали совсем в другом месте.
Но здесь, — это здесь.
Приходиться считаться с новыми правилами, устоями, моралью, и поведением.
— Так-то лучше, — обнадежил меня Артуро.
— А то ходишь, как дерьмо на палочке.
— Блять, хорош тупить Слоу. Ведь я могу и оштрафовать тебя.
— Да сэр, я понял.
— Ну раз понял, — выкини мусор. Плиз.
Даже не так: это не приказ, это так чисто по дружбе.
Ведь я пока прошу: выкини мусор, сейчас.
— Нет сэр. Не могу.
— Почему?..
— Он не мой. Свой мусор я уношу и выбрасываю сам.
Чужой, — пусть другие выкидывают.
Так-так-так, в ответ пока стучит Артуро пальцами по столу.
На одном из его пальцев на правой руке, поблескивает обручальное кольцо.
Он женат: молодая красавица жена, семья, дети.
Хорошая квартира в новостройке, приобретенная в ипотеку.
Что еще нужно для славной счастливой жизни?...
— Так, значит: Слоу, — я запишу на тебя двойную смену.
Двойной оклад, это двойные деньги, понимаешь?
— Да сэр. Понимаю. Но не могу этого сделать.
— Что не можешь? Что не можешь?
Повторяет Артуро вновь и вновь, подскочив с места, и придвинув лицо к моим ушам.
— Что не можешь? Еще раз скажи сука!
Громко дышит он мне в ухо.
Так может дышать только самец во время гона, почуявший самку. Полной грудью, вдыхая и выдыхая воздух, наполненный запахами ярости и предстоящей боли.
— Я не слышу ответа!
Раскричался Артуро.
Видимо так и не смог разрешить ситуацию с мусором, решив сорвать злость только на мне.
Угашенный Тейлор улыбался, застегивая куртку стоя возле настенного зеркала, а Артуро стоял с мешком мусора, возле выхода.
Его бледное лицо покраснело, и он выглядел как вареный рак, напрягаясь от крика.
— Блять! Я вас всех угандошу! Блять, засрали тут всё!
Ебаные пидорасы!
Тейлор направляется к выходу, едва не сшибая на пути вешалку для одежды.
— Да всё норм биг босс, — глухо бурчит он, поправляя вешалку, чтобы она не упала на пол.
— Блять, не ссыте тут, без меня.
Тейлор тот от души хлопает меня по плечу на прощание.
Это как бы по-дружески выглядит.
А Тейлор снова вечером придет на ночную смену, когда уйдет Артуро домой с вечерней смены.
Сейчас он уходит, чтобы днем поделать свои грязные делишки.
Может поспать, может трахнуть телку, или то и то, совместить, приятное с полезным.
Он потом ночью расскажет, что он творил, под воздействием сыворотки правды.
— И тебе не хворать, пойдем, провожу до дверей, — отвечаю я Тейлору.
— Нахуй такие провожания! Вы что — совсем охуели?!
Слоу на обход!! Блять, как дети!
Тейлор смеется и кивает мне: теперь он пойдет домой через «служебку».
Запутанный выход из ТЦ, так сказать с черного двора, где находятся мусорные баки, курилка, стоянка для авто, клетка для сбора картонных упаковок.
Служебный выход, или вход.
Скрытый от фасадной парадной жизни.
— Мусор взял!
Тейлор смеется и уходя, громыхая по ступенькам сапогами, показывает «фак», который Артуро еще не видит.
Зато это вижу я, ведь стою за порогом комнаты, а Артуро внутри помещения с мешком, полным мусора, в руках.
— Блять! ебать вас надо!
С горечью бурчит он, становясь раком, и снова складывая мусорный мешок в корзину.
Мда-да-да, ебать то надо, только ебалка ни у кого пока не выросла, без особых эмоций думаю я про это событие, укладывающиеся в нашу повседневную жизнь.
Вот она из таких мелочей и состоит, наша жизнь.
Куда-то пошел, что-то сделал, с кем-то поругался, с кем-то непринужденно поздоровался и завел отношения (имею ввиду с девушкой)
Вот из чего состоит жизнь.
Из мелочей, батенька, из мелочей.
Самое обидное, что приходится тратить на эти мелочи личное время, но так же они, по закону подлости, происходят не совсем вовремя.
Когда человек не готов к такому повороту событий.
Вроде как запрещенного приема в боксе, или на ринге против тебя выступает чемпион мира, да еще в супер тяжелой категории, ведь в жизни нет правил для этого.
Затем Артуро тяжело дыша, точно после боя с противником, достает из кармана брюк пакетик с белым порошком.
Открывает его и пальцем сует себе в рот, под язык, кристаллический комочек.
— Хули ты смотришь?! Ты куколд, или подглядывальщик?!
— Нет сэр.
— Тогда иди на обход, Слоу.
— Да сэр.
Я развернулся, и пошел было к выходу, где была еще одна стальная дверь, открывая путь на этажи.
— Долбоеб твое имя! рацию, кто будет брать?!
— Сорри сэр, забыл.
Мне пришлось вернуться в помещение.
Там на стойке, находились рации.
Их было четыре, воткнутых в зарядные устройства.
Одну взял себе, другую кинул в руки Артуро, он сидел в кресле за видеокамерами.
Он поймал, покрутил, подул в микрофон.
из моей рации, послышалось громкое, — уффф.
Я тоже покрутил регулятор чтобы убавить громкость, повесил рацию.
Защелкнул на поясной ремень.
«Там», было всё не так и рацию вешали совсем в другом месте.
Но здесь, — это здесь.
Приходиться считаться с новыми правилами, устоями, моралью, и поведением.
— Так-то лучше, — обнадежил меня Артуро.
— А то ходишь, как дерьмо на палочке.
— Блять, хорош тупить Слоу. Ведь я могу и оштрафовать тебя.
— Да сэр, я понял.
— Ну раз понял, — выкини мусор. Плиз.
Даже не так: это не приказ, это так чисто по дружбе.
Ведь я пока прошу: выкини мусор, сейчас.
— Нет сэр. Не могу.
— Почему?..
— Он не мой. Свой мусор я уношу и выбрасываю сам.
Чужой, — пусть другие выкидывают.
Так-так-так, в ответ пока стучит Артуро пальцами по столу.
На одном из его пальцев на правой руке, поблескивает обручальное кольцо.
Он женат: молодая красавица жена, семья, дети.
Хорошая квартира в новостройке, приобретенная в ипотеку.
Что еще нужно для славной счастливой жизни?...
— Так, значит: Слоу, — я запишу на тебя двойную смену.
Двойной оклад, это двойные деньги, понимаешь?
— Да сэр. Понимаю. Но не могу этого сделать.
— Что не можешь? Что не можешь?
Повторяет Артуро вновь и вновь, подскочив с места, и придвинув лицо к моим ушам.
— Что не можешь? Еще раз скажи сука!
Громко дышит он мне в ухо.
Так может дышать только самец во время гона, почуявший самку. Полной грудью, вдыхая и выдыхая воздух, наполненный запахами ярости и предстоящей боли.
— Я не слышу ответа!
Обсуждаем и задаем вопросы на общие темы
Твиты из рая.
У меня есть блокнот с авторучкой.
Записывать всё, что со мной происходит, чтобы потом вспомнить, в мелочах.
Так мне посоветовал доктор.
Психиатр, или еще кто-то.
И вот первое, что я написал на чистом листочке блокнота.
«Прежде чем станет лучше, будет хуже.»
Потом вспомнил и написал Библейские истины:
«Не убий ближнего своего.
Не воруй у брата своего
Не прелюбодействуй с женой, и ее дочерьми, ближнего своего…..»
Наверно, это твиты из рая.
Долбаный «твиттер», гребаные соц. Сети, — они сведут меня с ума окончательно.
— Откройте мне двери, падлы…!
Ведь я нахожусь в «смирительной рубашке».
Белые стены, белый потолок, окно с решеткой.
Одиночная камера в психиатрической больнице.
Потом бьюсь головой об стены, об пол каменный, об потолок, ведь я научился уже летать, правда во снах.
В комнату врываются люди в белых халатах.
Они делают мне немного больно, и я засыпаю.
«Не убий, ближнего своего..»
Пока помнится это мне, но ведь пройдет десять секунд, и я всё забуду напрочь.
Я стараюсь помнить, помнить, помнить…
Наверно, все-таки был посланный твит из Рая, написанный синими чернилами.
Я царапаюсь пальцами, ногтями, чтобы оставить после этого хоть какую-то зарубку.
Но всё бесполезно.
*
— Вот дьявол! Смотри-ка, как кусается.
Один из санитаров показал ладонь, старшему из них.
Он проговорил:
— Мда уж, собака, сколько людей он уже зарезал.
— Будь моя воля, давно бы его кончил.
Знакомился в соц. Сетях, потом их убивал; без разницы, мужчина, женщина, девушка.
— Но решает здесь Док, поэтому так. Черт бы его побрал!
— Идите по своим делам.
— Вышли вон, что тут непонятного!
Скомандовал Старший.
Санитары вышли.
Когда они удались, Старший подошел к кровати, где лежал «он», спутанный, и уколотый успокоительным средством.
Возле кровати тумбочка.
На ней лежал блокнот с авторучкой.
Он был раскрыт и исписан мелким неровным почерком.
— Ничего, завтра как новый будешь.
Проговорил Старший, убирая измаранный блокнот в карман халата.
Взамен кладя на тумбочку другой.
Точно такой же.
Еще не исписанный блокнот, с чистыми листочками.
Пододвигая к нему авторучку с синими чернилами.
У меня есть блокнот с авторучкой.
Записывать всё, что со мной происходит, чтобы потом вспомнить, в мелочах.
Так мне посоветовал доктор.
Психиатр, или еще кто-то.
И вот первое, что я написал на чистом листочке блокнота.
«Прежде чем станет лучше, будет хуже.»
Потом вспомнил и написал Библейские истины:
«Не убий ближнего своего.
Не воруй у брата своего
Не прелюбодействуй с женой, и ее дочерьми, ближнего своего…..»
Наверно, это твиты из рая.
Долбаный «твиттер», гребаные соц. Сети, — они сведут меня с ума окончательно.
— Откройте мне двери, падлы…!
Ведь я нахожусь в «смирительной рубашке».
Белые стены, белый потолок, окно с решеткой.
Одиночная камера в психиатрической больнице.
Потом бьюсь головой об стены, об пол каменный, об потолок, ведь я научился уже летать, правда во снах.
В комнату врываются люди в белых халатах.
Они делают мне немного больно, и я засыпаю.
«Не убий, ближнего своего..»
Пока помнится это мне, но ведь пройдет десять секунд, и я всё забуду напрочь.
Я стараюсь помнить, помнить, помнить…
Наверно, все-таки был посланный твит из Рая, написанный синими чернилами.
Я царапаюсь пальцами, ногтями, чтобы оставить после этого хоть какую-то зарубку.
Но всё бесполезно.
*
— Вот дьявол! Смотри-ка, как кусается.
Один из санитаров показал ладонь, старшему из них.
Он проговорил:
— Мда уж, собака, сколько людей он уже зарезал.
— Будь моя воля, давно бы его кончил.
Знакомился в соц. Сетях, потом их убивал; без разницы, мужчина, женщина, девушка.
— Но решает здесь Док, поэтому так. Черт бы его побрал!
— Идите по своим делам.
— Вышли вон, что тут непонятного!
Скомандовал Старший.
Санитары вышли.
Когда они удались, Старший подошел к кровати, где лежал «он», спутанный, и уколотый успокоительным средством.
Возле кровати тумбочка.
На ней лежал блокнот с авторучкой.
Он был раскрыт и исписан мелким неровным почерком.
— Ничего, завтра как новый будешь.
Проговорил Старший, убирая измаранный блокнот в карман халата.
Взамен кладя на тумбочку другой.
Точно такой же.
Еще не исписанный блокнот, с чистыми листочками.
Пододвигая к нему авторучку с синими чернилами.
Обсуждаем и задаем вопросы на общие темы
Его зовут Дейви.
Этот ебаный черт, охранник.
Из стоящего напротив центрального входа, отдела »Летуаль», косметика, парфюмерия, и прочая хуйня.
— Как у вас дела?
— Заибись. Лучше не бывает..
Говорю я ему, не оборачиваясь.
Точнее обернулся и сказал:
— Дейви, иди нахуй отсюда.
Он прилипчивый сукин сын.
Ходит и ходит за мной.
А как ему можно такое сказать.
Что в комнате охране теперь имеется труп.
Ну труп, помер однако, человек.
В глазнице, с авторучкой..
Бывает и такое.
Дейви, не отставал, он старательно семенил коротенькими ножками рядом со мной.
Неприглядный толстячок, который взвалил на себя роль охранника.
— Послушай, послушай Слоу: они нассали мне в бургер.
— Кто они?
— Да эти, ты же их всех знаешь.
— Понятно. Я разберусь.
— Точно?
— Да Дейв, разберусь, по полной программе.
Блять, как же он меня достал этот Дейви.
Я весь исплевался, покуда нашел этот тихий уголок.
Блокнот, ручка, с синими чернилами
Что у нас тут написано:
09.30, — запуск лифтов и эскалаторов.
09.50, — выпить чай. Просто чай, без сахара, без ничего.
09.55, — пойти на обход.
10.00, — открыть торговый центр.
Этот ебаный черт, охранник.
Из стоящего напротив центрального входа, отдела »Летуаль», косметика, парфюмерия, и прочая хуйня.
— Как у вас дела?
— Заибись. Лучше не бывает..
Говорю я ему, не оборачиваясь.
Точнее обернулся и сказал:
— Дейви, иди нахуй отсюда.
Он прилипчивый сукин сын.
Ходит и ходит за мной.
А как ему можно такое сказать.
Что в комнате охране теперь имеется труп.
Ну труп, помер однако, человек.
В глазнице, с авторучкой..
Бывает и такое.
Дейви, не отставал, он старательно семенил коротенькими ножками рядом со мной.
Неприглядный толстячок, который взвалил на себя роль охранника.
— Послушай, послушай Слоу: они нассали мне в бургер.
— Кто они?
— Да эти, ты же их всех знаешь.
— Понятно. Я разберусь.
— Точно?
— Да Дейв, разберусь, по полной программе.
Блять, как же он меня достал этот Дейви.
Я весь исплевался, покуда нашел этот тихий уголок.
Блокнот, ручка, с синими чернилами
Что у нас тут написано:
09.30, — запуск лифтов и эскалаторов.
09.50, — выпить чай. Просто чай, без сахара, без ничего.
09.55, — пойти на обход.
10.00, — открыть торговый центр.
Уголок самовыражения
У него есть блокнот с авторучкой.
Записывать всё, что с ним происходит, чтобы потом вспомнить, оценить свои действия в мелочах.
Так ему посоветовал доктор. Психиатр, или кто-то еще.
Ведь у него амнезия: не помнит, что было вчера.
Неделю назад, месяц, или год.
А всё остальное, случившиеся с ним загодя, до того, как попал сюда, вспоминается как сейчас.
Но он уже хочет забыть это, как кошмарный сон.
И вот первое, после того как встал, умылся, сделал дела в унитаз, вот тогда пишет на чистом листочке блокнота.
Он лежит на тумбочке, рядом ручка с синими чернилами.
Его никто не заставляет этого делать, оно получается спонтанно, само собой,— и вот он пишет:
«Прежде чем станет лучше, будет хуже».
Потом вспомнил и написал библейские истины:
«Не убий ближнего своего.
Не воруй у брата своего.
Не прелюбодействуй с женой, и ее дочерьми, ближнего своего…..»
Наверно, это твиты из рая.
Долбаный «твиттер», гребаные социальные сети, — они сведут его с ума окончательно.
— Откройте мне двери, падлы…!
Ведь он находиться в отдельной палате психиатрической больницы: белые стены, белый потолок, окно с решеткой.
Завтрак, обед, и ужин, всё по устоявшемуся графику, распорядку в жизни.
Во время них, и в переменах, делает записи в блокноте.
Потом после отбоя бьется головой об стены, об бетонный пол, об потолок.
Ведь он научился уже летать, правда, во снах.
В комнату врываются люди в белых халатах.
Они делают немного больно, надевают смирительную рубашку, скручивают руки.
«Не убий, ближнего своего…»
Наверно он, сын Человеческий, а не божий.
Память воскресла, обрела очертания, поэтому он вспомнил, как когда-то висел на кресте, через несколько поколений назад, во времени, но всё-таки.
Принимал муки тяжкие, но никто не оценил.
Ни тогда, ни сейчас.
Пока помнится, но ведь пройдет минута, он всё забудет напрочь, что происходит в данное время.
Но старается помнить, помнить, помнить…
Посланный ему твит из Рая.
Он царапается пальцами, ногтями, кусается зубами, чтобы оставить после этого хоть какую-то зарубку. Но всё бесполезно, он засыпает…
— Вот гребаный дьявол! Смотри-ка, как кусается.
Один из санитаров показал укушенную ладонь, старшему из них. Он проговорил:
— Мда уж, собака, сколько людей он уже ограбил. Будь моя воля, давно бы его прикончил. Знакомился в «социалках», потом их грабил; без разницы, мужчина, женщина, девушка. Но решает здесь Док, поэтому так. Черт бы его побрал! Ладно, идите по своим делам.
— Вышли вон, что тут непонятного!
Скомандовал Старший.
Санитары вышли. Когда они удалились, Старший подошел к кровати, где лежал «он», спутанный, и уколотый успокоительным средством.
Возле кровати, тумбочка.
На ней лежит блокнот с авторучкой.
Он был раскрыт, исписан мелким неровным почерком.
— Ничего, завтра как новый будешь. Упражнение Дока.
Проговорил Старший, убирая исписанный блокнот в карман халата. Взамен кладя на тумбочку другой.
Точно такой же. Еще не исписанный блокнот, с чистыми листочками, пододвигая к нему авторучку с синими чернилами.
*
Ну да, было дело, не так давно лежал в «психиатричке».
Что тут такого, стыдного, миллионы таких людей находятся среди нас. И ничего, мир как-то живет.
Люди сходят с ума по разным причинам.
Только не совсем помню, из-за чего сюда попал.
Наверно совсем дурной был тогда, творил нехорошие вещи.
Но я их не помню, совсем, те пустоголовые поступки: кражи продуктов из маркетов, отбирание сумочек у дам, крушил стекла на лимузинах, отрывал зеркала, разбивал фары, вытаскивал магнитолы и ценности.
А там, меня вылечили, ну почти.
Санаторий элитного класса, что сказать: кормешка, жильё, полное обеспечение на халяву.
Витаминчики еще колют, мне это нравится, правда.
Да еще бесплатная прислуга, которые меня обслуживали как высокородного герцога, иногда кормят с ложечки, так как руки бывало, связаны.
Но как-то раз, наступило солнечное утро, главный доктор сказал на обходе при всех, что могу теперь выписываться оттуда.
Я стоял, а потом медленно осел на кровать, от всего: от удивления, от возмущения, от волнения, а мне нельзя волноваться.
Как же так, как же так?...
И что мне теперь делать, куда я пойду, чем заниматься…
Эти насущные вопросы, так или иначе, неотвязно полезли в голову. Доктор придвинул стул, стоящий возле тумбочки, сел напротив меня:
— Выйдете вон, мне нужно с ним поговорить наедине.
Обратился к своей докторской свите.
Те послушно вышли из моей уютной и домашней палаты, мы остались вдвоем, тогда доктор заговорил:
— Ты уже здоров…
— Но я…
— Не перебивай, плиз. Ты уже здоров, ты можешь жить как любой свободный человек. Ты ветеран боевых действий, бывший полицейский, и все такое, но это не дает тебе право оставаться здесь до конца твоих дней, понимаешь?
— Не, не, не совсем понимаю вас, Док.
Пробормотал в ответ.
— Ты занимаешь чужое место. Чужое, пойми, Слоу.
Нам надо лечить других людей, а ты занимаешь их место.
Больница не резиновая, понимаешь.
— Понимаю, и куда я пойду сейчас?
— Хороший вопрос Слоу, отличный даже.
Док потер ладони как бы от радости, или от спихнувшейся проблемы, на шеи других людей.
— Вот и ладненько, короче: из твоих накопленных денег с пенсии, мы подобрали тебе жилье в аренду, так, на первое время. Конечно не королевский дворец, не центр города, и не отдельный пентхаус, но думаю, тебе понравится.
За неё уплачено за год вперед.
— Это комната на третьем этаже в кондоминиуме: есть мебель, телевизор, душ, туалет, кухня, горячая вода, отопление, и даже балкон. Соседи превосходные, все душевные. Вот адрес, как до него добраться: какое метро, какие автобусы.
Доктор передал мне обширную записку.
— Это ключ от входной двери дома, а этот от комнаты.
Запоминаешь? Держи.
Он ткнул мне в руки две железки на пружинном колечке.
— Спасибо док, но я...
— Никаких но, — вот смотри, что принес тебе еще в подарок…
Доктор из-за спины как заправский фокусник извлек красочную коробочку.
— Это телефон, то есть, смартфон, правда китайский.
Но тебе всё равно пойдет на первое время.
Я молчал, не зная как реагировать.
Док уже распаковал коробку, достал телефон, протянул мне.
— Бери, он теперь твой. Он уже с сим-картой, можешь звонить куда хочешь, да еще с интернетом.
— Спасибо док. Но я...
Доктор махнул рукой:
— Ничего не знаю, бери, бери.
Пришлось взять в руки, крутить в руках эту красивую пустышку, поэтому делать вид, что радуюсь, хотя на душе отчаянно скребли кошки.
— Там, номера, уже кое-какие есть, можешь звонить по ним, когда станет совсем туго.
—Я выпишу тебе направление, чтобы в аптеке тебе выдавали таблетки. Они помогут, но тоже в начале, во время адаптации к нормальной жизни.
— Но я, но как?...
— Не знаю.
Доктор встал, и развел руками.
— Не знаю, откуда мне знать, я же не всеведущий Шива.
Просто могу посоветовать; найдите работу, для начала.
Доктор пошел к двери, но вдруг остановился:
— Ты пишешь еще, в нем?
Взглядом он показал на лежащий блокнот на тумбочке.
— Да сэр, пишу.
— Пиши и впредь, это должно тебе помочь тоже.
Не забывай об этом: составь график на день, или на неделю, пиши маленькие заметки, что происходит с тобой.
Буквально два-три слова.
Кстати, там в телефоне есть один сайт, я его вбил в память.
Вообщем слушай книги, когда не захочется спать.
Да и еще тебе нельзя волноваться, ни в коем случае.
Тебе нельзя волноваться, запомнил?
— Нет, о чем это я, тогда лучше запиши, прямо сейчас и главными буквами: «Мне нельзя волноваться».
Я взял блокнот, стал выписывать наставление доктора.
Оно получилось очень громоздким, поэтому врезалось мне в память.
— Всего хорошего, Слоу.
Доктор аккуратно закрыл дверь за собой.
Тем же днем, меня выписали, еще до обеда.
Не, на обед то я остался, сидя с вещами уже где-то коридорах, а что еще делать, разве можно было пропасть такому сочному пудингу?..
Я хотел было остаться и на ужин, ведь меня там ждал отменный кусок жареной индейки, с овсянкой.
Но почти силком, охрана вытащила меня за ограду, столь гостеприимного заведения.
— Иди нахер отсюда!
Озлился на меня Старший, конвой был под его полным руководством.
— И больше не появляйся! Ты понял?
— Да сэр, ебаный ублюдок.
— Поговори мне еще тут; короче — док решил тебе малость денег подкинуть на жизнь…
Старший показал конверт.
— Ну мы тут посоветовались с ребятами, — и с хера ли тебе это: слишком многовато будет. Тем более компенсация за укусы, ведь ты же кусаешься как собака, а лечение стоит денег. Еще моральный ущерб.
Он разорвал конверт, достал из него пачку денег: по бумажке дал охранникам за молчание, большую часть банкнот отсчитал и положил к себе в нагрудный карман белого халата.
Оставшиеся бумажки, Старший швырнул мне, через прутья калитки в заборе.
— Да-да, подбирай с земли, ты же собака, Слоу.
Напоследок, уходя, он сплюнул.
Конечно, мне пришлось так делать, деньги, это деньги.
На дороге они обычно не валяются.
Их было несколько бумажек, целиком они составляли то ли три фунта, то ли четыре, то ли все пять.
Не миллионер в общем, но надраться хватит.
Так решил, когда направился к себе, в новый дом.
А блокнот на страничке обновился новой записью:
«доехать до дома на метро, зайти в дом, познакомится с человеками, осмотреться, сходить в магазин и купить, и купить, и купить…»
Да всё было нормально, и доехал в метро, правда, там какой-то негрятёнок, всё вокруг меня бегал по вагону.
А в доме оказались сплошь какие-то странные разрисованные люди, со страшными рисунками, сделанными прямо на коже.
Некоторые были мускулистыми, некоторые хилые и слабые, торчки называются, а те были боссы, как я понял чуть позже. Когда у меня забрали деньги, последние, от Дока, пять фунтов.
Ведь я здорово проголодался к вечеру, хотел послать людей по привычке в больничке, взять покушать что-нибудь, но они отобрали у меня все деньги.
Не силой, а так, «развод» называется.
Всё так, да только дурак не поймет, что это не так.
— Мне нельзя волноваться, мне нельзя волноваться…
Выговаривал вслух, особенно для себя, когда сломал руку самому мускулистому мужику, биг боссу по ихнему.
Деньги вернули, правда, уже два фунта с мелочью, и уже с бутылкой коньяка, с копченым окороком.
Коньяк и окорок, помогли мне забыть об этом маленьком недоразумении.
Соседи и вправду тут оказались душевными, даже слишком.
Что ни день, то концерт по заявкам: душат, и душат, друг друга, прямо слеза прошибает от такой любви.
Через стенку живет Исмаил с семьей, он турок, и понимает только по-турецки, всё время продает какие-то «шишки».
Шиш-шиш-шиш, — только и слышится оттуда.
Через другую стенку живет проститутка, Миша, или кто там ее, короче она приводит клиентов себе домой.
Как приходит клиент, из-за стенки той, раздается:
Трах-трах-трах….
Бьется то ли голова толи спинка дивана
Тарахрах, — это когда они вместе кончают.
Снизу и сверху, необычные люди, у них все время бывает тихо, только иногда у них слышатся тихая музыка, вроде как играют на пианино.
Иногда я думаю, что они маньяки.
И тихо разделывают своих обездвиженных жертв, под аккомпанемент Рахманинова...
Потом я искал работу, там же работал, где взяли;
Официантом в кафе, в наряде с передником, правда, только один день, покуда не разбил поднос с заказом об голову малолетнего щенка, который посмел указывать мне, куда ставить тарелки на столик.
Заправщиком на автозаправке, один день.
Покуда не вставил шланг одному сэру, в заднее анальное отверстие, за грубость, проявленную по отношению ко мне.
Он еще сказал:
— Вставь в себе в зад этот шланг, че ты тупишь!
Я сказал что не могу, да и не желаю вставлять себе что-то в в жопу. Но раз так он хочет это попробовать испытать это на самом себе… почему бы и нет.
Может кому это нравится, я же не знаю.
Залить полный бак, в анал.
Я только порвал штаны, и добрался до трусов, как меня остановили: там был весь персонал вместе с директором, у которого оказались почему-то выпученные глаза, как у окуня, который глотает воздух на берегу.
Уволили, даже без денег.
Потом была автомойка, работал автомойщиком.
Работа поначалу нравилась, знай себе, поливай водой туда-сюда авто.
Пока один сэр не доебался:
— Не так моешь, не туда брызгаешь...
Ну пришлось, показать джентльмену, в галстуке, в белой сорочке, с золотыми запонками, кто тут прав.
«Кёрхер», его фамилия, с тремя паскалями давления.
Мокрый джентльмен, дядя с подмоченной репутацией и с мокрыми намыленными усами уехал после скандала на «прадо».
А меня выгнали, правда, пару шиллингов уж дали на пиво.
Работал грузчиком в маркете, правда, один день, покуда не разбил ящик дорогого вина.
Просто споткнулся, об какую-то ебаную хуйню, поэтому ящик с вином вылетел из рук.
Хотя можно было его спасти: упасть самому вниз, принимая на себя удар от падения, но там можно было разбить голову.
Ну а что, мне дороже своя голова, чем ящик с пойлом.
В итоге не заплатили ни одного пенса.
Раздавал рекламки в костюме зайца, покуда меня не послали на хер. А мне волноваться нельзя…
— Нельзя, нельзя, — твердил я себе когда гнал этого пидораса по проспекту.
Клеил листовки с объявлениями на рекламные щиты, покуда у меня не украли портфель, со всеми вещами: листовками, клеем, и самим портфелем.
Ведь портфель был самый дорогой из всего.
Заплатили мне деньги за работу?
Конечно нет: вычли полностью, за утрату имущества.
Искал ли я работу дальше?
Разумеется.
Но это не всёгда получалось с положительным результатом.
Нашел работу на стойке, подсобником каменщика, но ничего, дорасту до главного.
Мы строили высотное здание.
Мне нравилось, покуда мой каменщик, за кем был закреплен не приказал мне поднять на высоту еще кирпичей.
Я исполнил его приказание: сбегал вниз, с помощью «кара» с полозьями, погрузил в лебедку тюк кирпичей в упаковке.
Всё было ничего: я управлял лебедкой, нажимая на кнопку, но тут пролетела стая ворон, я хотел пожелать им доброго утра.
Перепутал кнопки, и от резкого рывка тюк кирпичей развязался, рассыпался, и кирпичи полетели вниз, как бомбы с «фантома» во Вьетнаме.
Я сам испугался, а внизу еще как раз ходил с инспекцией прораб с инвесторами.
— Ложись!
Кричу. А ху ли блять.
Сам ныряю в какой-то подвал, и только наблюдаю, как с неба сыплются кирпичи.
Они такие круглые, или квадратные, кажутся, когда они вертятся в небе.
Бух-бух-бух… слышатся щебенистые хлопки об землю.
Слава богу, прораб в каске, ему прямо по темечко прилетело кирпичом.
Но так как он был в каске, которая оказалась потом треснутой, благодаря этому он остался жив, правда немного заикается сейчас. По слухам.
Другие члены тоже были в касках, да их не задело.
Обошлось малой кровью, как говориться.
Ну а меня, пинком под зад.
Со стройки.
Мда. Смешно может кому-то.
Только мне не смешно, на самом деле.
Записывать всё, что с ним происходит, чтобы потом вспомнить, оценить свои действия в мелочах.
Так ему посоветовал доктор. Психиатр, или кто-то еще.
Ведь у него амнезия: не помнит, что было вчера.
Неделю назад, месяц, или год.
А всё остальное, случившиеся с ним загодя, до того, как попал сюда, вспоминается как сейчас.
Но он уже хочет забыть это, как кошмарный сон.
И вот первое, после того как встал, умылся, сделал дела в унитаз, вот тогда пишет на чистом листочке блокнота.
Он лежит на тумбочке, рядом ручка с синими чернилами.
Его никто не заставляет этого делать, оно получается спонтанно, само собой,— и вот он пишет:
«Прежде чем станет лучше, будет хуже».
Потом вспомнил и написал библейские истины:
«Не убий ближнего своего.
Не воруй у брата своего.
Не прелюбодействуй с женой, и ее дочерьми, ближнего своего…..»
Наверно, это твиты из рая.
Долбаный «твиттер», гребаные социальные сети, — они сведут его с ума окончательно.
— Откройте мне двери, падлы…!
Ведь он находиться в отдельной палате психиатрической больницы: белые стены, белый потолок, окно с решеткой.
Завтрак, обед, и ужин, всё по устоявшемуся графику, распорядку в жизни.
Во время них, и в переменах, делает записи в блокноте.
Потом после отбоя бьется головой об стены, об бетонный пол, об потолок.
Ведь он научился уже летать, правда, во снах.
В комнату врываются люди в белых халатах.
Они делают немного больно, надевают смирительную рубашку, скручивают руки.
«Не убий, ближнего своего…»
Наверно он, сын Человеческий, а не божий.
Память воскресла, обрела очертания, поэтому он вспомнил, как когда-то висел на кресте, через несколько поколений назад, во времени, но всё-таки.
Принимал муки тяжкие, но никто не оценил.
Ни тогда, ни сейчас.
Пока помнится, но ведь пройдет минута, он всё забудет напрочь, что происходит в данное время.
Но старается помнить, помнить, помнить…
Посланный ему твит из Рая.
Он царапается пальцами, ногтями, кусается зубами, чтобы оставить после этого хоть какую-то зарубку. Но всё бесполезно, он засыпает…
— Вот гребаный дьявол! Смотри-ка, как кусается.
Один из санитаров показал укушенную ладонь, старшему из них. Он проговорил:
— Мда уж, собака, сколько людей он уже ограбил. Будь моя воля, давно бы его прикончил. Знакомился в «социалках», потом их грабил; без разницы, мужчина, женщина, девушка. Но решает здесь Док, поэтому так. Черт бы его побрал! Ладно, идите по своим делам.
— Вышли вон, что тут непонятного!
Скомандовал Старший.
Санитары вышли. Когда они удалились, Старший подошел к кровати, где лежал «он», спутанный, и уколотый успокоительным средством.
Возле кровати, тумбочка.
На ней лежит блокнот с авторучкой.
Он был раскрыт, исписан мелким неровным почерком.
— Ничего, завтра как новый будешь. Упражнение Дока.
Проговорил Старший, убирая исписанный блокнот в карман халата. Взамен кладя на тумбочку другой.
Точно такой же. Еще не исписанный блокнот, с чистыми листочками, пододвигая к нему авторучку с синими чернилами.
*
Ну да, было дело, не так давно лежал в «психиатричке».
Что тут такого, стыдного, миллионы таких людей находятся среди нас. И ничего, мир как-то живет.
Люди сходят с ума по разным причинам.
Только не совсем помню, из-за чего сюда попал.
Наверно совсем дурной был тогда, творил нехорошие вещи.
Но я их не помню, совсем, те пустоголовые поступки: кражи продуктов из маркетов, отбирание сумочек у дам, крушил стекла на лимузинах, отрывал зеркала, разбивал фары, вытаскивал магнитолы и ценности.
А там, меня вылечили, ну почти.
Санаторий элитного класса, что сказать: кормешка, жильё, полное обеспечение на халяву.
Витаминчики еще колют, мне это нравится, правда.
Да еще бесплатная прислуга, которые меня обслуживали как высокородного герцога, иногда кормят с ложечки, так как руки бывало, связаны.
Но как-то раз, наступило солнечное утро, главный доктор сказал на обходе при всех, что могу теперь выписываться оттуда.
Я стоял, а потом медленно осел на кровать, от всего: от удивления, от возмущения, от волнения, а мне нельзя волноваться.
Как же так, как же так?...
И что мне теперь делать, куда я пойду, чем заниматься…
Эти насущные вопросы, так или иначе, неотвязно полезли в голову. Доктор придвинул стул, стоящий возле тумбочки, сел напротив меня:
— Выйдете вон, мне нужно с ним поговорить наедине.
Обратился к своей докторской свите.
Те послушно вышли из моей уютной и домашней палаты, мы остались вдвоем, тогда доктор заговорил:
— Ты уже здоров…
— Но я…
— Не перебивай, плиз. Ты уже здоров, ты можешь жить как любой свободный человек. Ты ветеран боевых действий, бывший полицейский, и все такое, но это не дает тебе право оставаться здесь до конца твоих дней, понимаешь?
— Не, не, не совсем понимаю вас, Док.
Пробормотал в ответ.
— Ты занимаешь чужое место. Чужое, пойми, Слоу.
Нам надо лечить других людей, а ты занимаешь их место.
Больница не резиновая, понимаешь.
— Понимаю, и куда я пойду сейчас?
— Хороший вопрос Слоу, отличный даже.
Док потер ладони как бы от радости, или от спихнувшейся проблемы, на шеи других людей.
— Вот и ладненько, короче: из твоих накопленных денег с пенсии, мы подобрали тебе жилье в аренду, так, на первое время. Конечно не королевский дворец, не центр города, и не отдельный пентхаус, но думаю, тебе понравится.
За неё уплачено за год вперед.
— Это комната на третьем этаже в кондоминиуме: есть мебель, телевизор, душ, туалет, кухня, горячая вода, отопление, и даже балкон. Соседи превосходные, все душевные. Вот адрес, как до него добраться: какое метро, какие автобусы.
Доктор передал мне обширную записку.
— Это ключ от входной двери дома, а этот от комнаты.
Запоминаешь? Держи.
Он ткнул мне в руки две железки на пружинном колечке.
— Спасибо док, но я...
— Никаких но, — вот смотри, что принес тебе еще в подарок…
Доктор из-за спины как заправский фокусник извлек красочную коробочку.
— Это телефон, то есть, смартфон, правда китайский.
Но тебе всё равно пойдет на первое время.
Я молчал, не зная как реагировать.
Док уже распаковал коробку, достал телефон, протянул мне.
— Бери, он теперь твой. Он уже с сим-картой, можешь звонить куда хочешь, да еще с интернетом.
— Спасибо док. Но я...
Доктор махнул рукой:
— Ничего не знаю, бери, бери.
Пришлось взять в руки, крутить в руках эту красивую пустышку, поэтому делать вид, что радуюсь, хотя на душе отчаянно скребли кошки.
— Там, номера, уже кое-какие есть, можешь звонить по ним, когда станет совсем туго.
—Я выпишу тебе направление, чтобы в аптеке тебе выдавали таблетки. Они помогут, но тоже в начале, во время адаптации к нормальной жизни.
— Но я, но как?...
— Не знаю.
Доктор встал, и развел руками.
— Не знаю, откуда мне знать, я же не всеведущий Шива.
Просто могу посоветовать; найдите работу, для начала.
Доктор пошел к двери, но вдруг остановился:
— Ты пишешь еще, в нем?
Взглядом он показал на лежащий блокнот на тумбочке.
— Да сэр, пишу.
— Пиши и впредь, это должно тебе помочь тоже.
Не забывай об этом: составь график на день, или на неделю, пиши маленькие заметки, что происходит с тобой.
Буквально два-три слова.
Кстати, там в телефоне есть один сайт, я его вбил в память.
Вообщем слушай книги, когда не захочется спать.
Да и еще тебе нельзя волноваться, ни в коем случае.
Тебе нельзя волноваться, запомнил?
— Нет, о чем это я, тогда лучше запиши, прямо сейчас и главными буквами: «Мне нельзя волноваться».
Я взял блокнот, стал выписывать наставление доктора.
Оно получилось очень громоздким, поэтому врезалось мне в память.
— Всего хорошего, Слоу.
Доктор аккуратно закрыл дверь за собой.
Тем же днем, меня выписали, еще до обеда.
Не, на обед то я остался, сидя с вещами уже где-то коридорах, а что еще делать, разве можно было пропасть такому сочному пудингу?..
Я хотел было остаться и на ужин, ведь меня там ждал отменный кусок жареной индейки, с овсянкой.
Но почти силком, охрана вытащила меня за ограду, столь гостеприимного заведения.
— Иди нахер отсюда!
Озлился на меня Старший, конвой был под его полным руководством.
— И больше не появляйся! Ты понял?
— Да сэр, ебаный ублюдок.
— Поговори мне еще тут; короче — док решил тебе малость денег подкинуть на жизнь…
Старший показал конверт.
— Ну мы тут посоветовались с ребятами, — и с хера ли тебе это: слишком многовато будет. Тем более компенсация за укусы, ведь ты же кусаешься как собака, а лечение стоит денег. Еще моральный ущерб.
Он разорвал конверт, достал из него пачку денег: по бумажке дал охранникам за молчание, большую часть банкнот отсчитал и положил к себе в нагрудный карман белого халата.
Оставшиеся бумажки, Старший швырнул мне, через прутья калитки в заборе.
— Да-да, подбирай с земли, ты же собака, Слоу.
Напоследок, уходя, он сплюнул.
Конечно, мне пришлось так делать, деньги, это деньги.
На дороге они обычно не валяются.
Их было несколько бумажек, целиком они составляли то ли три фунта, то ли четыре, то ли все пять.
Не миллионер в общем, но надраться хватит.
Так решил, когда направился к себе, в новый дом.
А блокнот на страничке обновился новой записью:
«доехать до дома на метро, зайти в дом, познакомится с человеками, осмотреться, сходить в магазин и купить, и купить, и купить…»
Да всё было нормально, и доехал в метро, правда, там какой-то негрятёнок, всё вокруг меня бегал по вагону.
А в доме оказались сплошь какие-то странные разрисованные люди, со страшными рисунками, сделанными прямо на коже.
Некоторые были мускулистыми, некоторые хилые и слабые, торчки называются, а те были боссы, как я понял чуть позже. Когда у меня забрали деньги, последние, от Дока, пять фунтов.
Ведь я здорово проголодался к вечеру, хотел послать людей по привычке в больничке, взять покушать что-нибудь, но они отобрали у меня все деньги.
Не силой, а так, «развод» называется.
Всё так, да только дурак не поймет, что это не так.
— Мне нельзя волноваться, мне нельзя волноваться…
Выговаривал вслух, особенно для себя, когда сломал руку самому мускулистому мужику, биг боссу по ихнему.
Деньги вернули, правда, уже два фунта с мелочью, и уже с бутылкой коньяка, с копченым окороком.
Коньяк и окорок, помогли мне забыть об этом маленьком недоразумении.
Соседи и вправду тут оказались душевными, даже слишком.
Что ни день, то концерт по заявкам: душат, и душат, друг друга, прямо слеза прошибает от такой любви.
Через стенку живет Исмаил с семьей, он турок, и понимает только по-турецки, всё время продает какие-то «шишки».
Шиш-шиш-шиш, — только и слышится оттуда.
Через другую стенку живет проститутка, Миша, или кто там ее, короче она приводит клиентов себе домой.
Как приходит клиент, из-за стенки той, раздается:
Трах-трах-трах….
Бьется то ли голова толи спинка дивана
Тарахрах, — это когда они вместе кончают.
Снизу и сверху, необычные люди, у них все время бывает тихо, только иногда у них слышатся тихая музыка, вроде как играют на пианино.
Иногда я думаю, что они маньяки.
И тихо разделывают своих обездвиженных жертв, под аккомпанемент Рахманинова...
Потом я искал работу, там же работал, где взяли;
Официантом в кафе, в наряде с передником, правда, только один день, покуда не разбил поднос с заказом об голову малолетнего щенка, который посмел указывать мне, куда ставить тарелки на столик.
Заправщиком на автозаправке, один день.
Покуда не вставил шланг одному сэру, в заднее анальное отверстие, за грубость, проявленную по отношению ко мне.
Он еще сказал:
— Вставь в себе в зад этот шланг, че ты тупишь!
Я сказал что не могу, да и не желаю вставлять себе что-то в в жопу. Но раз так он хочет это попробовать испытать это на самом себе… почему бы и нет.
Может кому это нравится, я же не знаю.
Залить полный бак, в анал.
Я только порвал штаны, и добрался до трусов, как меня остановили: там был весь персонал вместе с директором, у которого оказались почему-то выпученные глаза, как у окуня, который глотает воздух на берегу.
Уволили, даже без денег.
Потом была автомойка, работал автомойщиком.
Работа поначалу нравилась, знай себе, поливай водой туда-сюда авто.
Пока один сэр не доебался:
— Не так моешь, не туда брызгаешь...
Ну пришлось, показать джентльмену, в галстуке, в белой сорочке, с золотыми запонками, кто тут прав.
«Кёрхер», его фамилия, с тремя паскалями давления.
Мокрый джентльмен, дядя с подмоченной репутацией и с мокрыми намыленными усами уехал после скандала на «прадо».
А меня выгнали, правда, пару шиллингов уж дали на пиво.
Работал грузчиком в маркете, правда, один день, покуда не разбил ящик дорогого вина.
Просто споткнулся, об какую-то ебаную хуйню, поэтому ящик с вином вылетел из рук.
Хотя можно было его спасти: упасть самому вниз, принимая на себя удар от падения, но там можно было разбить голову.
Ну а что, мне дороже своя голова, чем ящик с пойлом.
В итоге не заплатили ни одного пенса.
Раздавал рекламки в костюме зайца, покуда меня не послали на хер. А мне волноваться нельзя…
— Нельзя, нельзя, — твердил я себе когда гнал этого пидораса по проспекту.
Клеил листовки с объявлениями на рекламные щиты, покуда у меня не украли портфель, со всеми вещами: листовками, клеем, и самим портфелем.
Ведь портфель был самый дорогой из всего.
Заплатили мне деньги за работу?
Конечно нет: вычли полностью, за утрату имущества.
Искал ли я работу дальше?
Разумеется.
Но это не всёгда получалось с положительным результатом.
Нашел работу на стойке, подсобником каменщика, но ничего, дорасту до главного.
Мы строили высотное здание.
Мне нравилось, покуда мой каменщик, за кем был закреплен не приказал мне поднять на высоту еще кирпичей.
Я исполнил его приказание: сбегал вниз, с помощью «кара» с полозьями, погрузил в лебедку тюк кирпичей в упаковке.
Всё было ничего: я управлял лебедкой, нажимая на кнопку, но тут пролетела стая ворон, я хотел пожелать им доброго утра.
Перепутал кнопки, и от резкого рывка тюк кирпичей развязался, рассыпался, и кирпичи полетели вниз, как бомбы с «фантома» во Вьетнаме.
Я сам испугался, а внизу еще как раз ходил с инспекцией прораб с инвесторами.
— Ложись!
Кричу. А ху ли блять.
Сам ныряю в какой-то подвал, и только наблюдаю, как с неба сыплются кирпичи.
Они такие круглые, или квадратные, кажутся, когда они вертятся в небе.
Бух-бух-бух… слышатся щебенистые хлопки об землю.
Слава богу, прораб в каске, ему прямо по темечко прилетело кирпичом.
Но так как он был в каске, которая оказалась потом треснутой, благодаря этому он остался жив, правда немного заикается сейчас. По слухам.
Другие члены тоже были в касках, да их не задело.
Обошлось малой кровью, как говориться.
Ну а меня, пинком под зад.
Со стройки.
Мда. Смешно может кому-то.
Только мне не смешно, на самом деле.
Уголок самовыражения
* навстречу шла девушка, грациозно ступая каблучками по мраморному полу.
Она рассеянно оглядывала всё вокруг, мимолетно оценивая это убранство, или ничтожество, преклоняющиеся перед ее ножками.
Моя работа за всем наблюдать, конечно, ходить.
Делать «обходы», каждый час по периметру здания, хотя в основном внутри.
Она шла навстречу мне, немного растерянная, отвернув лицо в сторону, нервно комкая в руках что-то, наверно тонкие кожаные перчатки.
Прошла мимо, теребя рукава чуткого пальто.
Тоже прошел мимо, лишь потом, через пару шагов увидел черный предмет на полу.
Потерянная перчатка от той девушки.
Пришлось поднять, обернутся и окликнуть ее.
— Мисс, это не ваше? Наверно вы обронили.
Она обернулась: тонкая беззащитная талия, золотистые волосы, голубые глаза.
— Это вы мне?
— Да мисс. Наверно это вы потеряли?
— О боже, наверно да, это мое. Я такая растеряха по жизни.
Теряю и теряю всё время.
— Это ничего, так бывает.
Говорю я.
Дрожащие ресницы, застенчиво вздымающаяся грудь под кофточкой, обещали много такого, незабываемого.
Как я знал, уже наперед.
— Меня зовут Салли.
— Очень приятно, Слоу.
— Слоу?!, медленный?, а по вам и не скажешь.
— Кому как…
— А ты гуляешь вечером?
— Бывает, — подтвердил я.
— Может погуляем, попьем кофе, сходим на фильм..
— Мисс, я на работе как бы.
— Хотите телефонами обменяемся?
— Нельзя, я на работе нахожусь. Мне жаль, но сейчас не до этого. Работа.
Я развел руки в стороны, показывая, что да, мол, вот такая вот жизнь.
Она тоже разочарованно повернулась и ушла прочь, гордо подняв носик, храбро цокая каблучками.
Салли, Салли…
Не попробыванная девушка моя, или уже чья-то.
Хотя какая в этом разница.
Проблем и так до хера и больше.
Чтобы связываться с телкой, или дочкой, какого охрененного босса из нашего города.
Обход начинается с «ювелирок», на первом этаже.
Хотя о чем это я.
Я обернулся.
Пятна крови, на мраморном безупречно чисто вымытом полу, оставляла та девушка.
Пятна крови, обычно они не смываются половой тряпкой с порошком.
— Что с вами?
Я вернулся к ней и спросил.
—Ничего, обычные дела. Пошла кровь из носа, так бывает иногда, то ли от давления то ли от чего еще.
— Могу ли вам чем то помочь?
(Можешь, кроме как уложить ебанаю телку на тот уебищный диван пропахший мочой, спермой, и повседневными носками. Правда она так вкусно пахнет, и от запаха можно сойти с ума)
— У вас есть салфетка?
На ее конце носика свешивалась большая капля крови.
Не большая, а просто ахренено большая.
— Да есть,…
Но тут же вспоминаю что свои салфетки уже использовал для устранения такой же причины.
Фак!! твою мать!
Если знал наперед, то носил с собой целую упаковку этих салфеток.
— Прошу вас мисс, последовать за мной. В комнату охраны, там всё есть…
( и этот ебаный диван тоже, всплывает в моих мыслях)
Мне нельзя волноваться.
Но всё равно я волнуюсь, и чувствую, что еще немножко и у меня тоже пойдет кровь из носа.
Не просто закапает, а просто потечет алой рекой.
Не хватало мне здесь еще второй Ниагары, только кровавой.
Но я быстро успокоился: помогли осознанные движения, как-то медленная ходьба, заученное открывание дверей, они приостанавливают кровоток.
Меньше крови поступает в лицо, — ничего необычного.
Анатомия, так вроде она называется.
И вот девушка оказалась в комнате.
Но проходить с ней урок анатомии я не собирался, правда.
— Это вам.
Протянул ей салфетки.
Новые влажные салфетки, из упаковки, пахнущие духами и немного спиртом.
— Большое спасибо.
Она вытерла по-детски наконец свой носик от соплей, и огляделась по сторонам.
— У вас что-то происходит, неприятное?
— Нет мисс, именно как раз то, что всё ничего не происходит…
— Жаль, а у меня такая большая хуйня в жизни..
— И что случилось?
— Мой папочка женится на ней, на этой уебищной поганой суке и твари.
— Вот если бы кто-то посмел помешать этому браку.
Тут она ясно взглянула в мои глаза.
О, этот взгляд, да за этот взгляд можно отдать самого себя и даже больше.
Она рассеянно оглядывала всё вокруг, мимолетно оценивая это убранство, или ничтожество, преклоняющиеся перед ее ножками.
Моя работа за всем наблюдать, конечно, ходить.
Делать «обходы», каждый час по периметру здания, хотя в основном внутри.
Она шла навстречу мне, немного растерянная, отвернув лицо в сторону, нервно комкая в руках что-то, наверно тонкие кожаные перчатки.
Прошла мимо, теребя рукава чуткого пальто.
Тоже прошел мимо, лишь потом, через пару шагов увидел черный предмет на полу.
Потерянная перчатка от той девушки.
Пришлось поднять, обернутся и окликнуть ее.
— Мисс, это не ваше? Наверно вы обронили.
Она обернулась: тонкая беззащитная талия, золотистые волосы, голубые глаза.
— Это вы мне?
— Да мисс. Наверно это вы потеряли?
— О боже, наверно да, это мое. Я такая растеряха по жизни.
Теряю и теряю всё время.
— Это ничего, так бывает.
Говорю я.
Дрожащие ресницы, застенчиво вздымающаяся грудь под кофточкой, обещали много такого, незабываемого.
Как я знал, уже наперед.
— Меня зовут Салли.
— Очень приятно, Слоу.
— Слоу?!, медленный?, а по вам и не скажешь.
— Кому как…
— А ты гуляешь вечером?
— Бывает, — подтвердил я.
— Может погуляем, попьем кофе, сходим на фильм..
— Мисс, я на работе как бы.
— Хотите телефонами обменяемся?
— Нельзя, я на работе нахожусь. Мне жаль, но сейчас не до этого. Работа.
Я развел руки в стороны, показывая, что да, мол, вот такая вот жизнь.
Она тоже разочарованно повернулась и ушла прочь, гордо подняв носик, храбро цокая каблучками.
Салли, Салли…
Не попробыванная девушка моя, или уже чья-то.
Хотя какая в этом разница.
Проблем и так до хера и больше.
Чтобы связываться с телкой, или дочкой, какого охрененного босса из нашего города.
Обход начинается с «ювелирок», на первом этаже.
Хотя о чем это я.
Я обернулся.
Пятна крови, на мраморном безупречно чисто вымытом полу, оставляла та девушка.
Пятна крови, обычно они не смываются половой тряпкой с порошком.
— Что с вами?
Я вернулся к ней и спросил.
—Ничего, обычные дела. Пошла кровь из носа, так бывает иногда, то ли от давления то ли от чего еще.
— Могу ли вам чем то помочь?
(Можешь, кроме как уложить ебанаю телку на тот уебищный диван пропахший мочой, спермой, и повседневными носками. Правда она так вкусно пахнет, и от запаха можно сойти с ума)
— У вас есть салфетка?
На ее конце носика свешивалась большая капля крови.
Не большая, а просто ахренено большая.
— Да есть,…
Но тут же вспоминаю что свои салфетки уже использовал для устранения такой же причины.
Фак!! твою мать!
Если знал наперед, то носил с собой целую упаковку этих салфеток.
— Прошу вас мисс, последовать за мной. В комнату охраны, там всё есть…
( и этот ебаный диван тоже, всплывает в моих мыслях)
Мне нельзя волноваться.
Но всё равно я волнуюсь, и чувствую, что еще немножко и у меня тоже пойдет кровь из носа.
Не просто закапает, а просто потечет алой рекой.
Не хватало мне здесь еще второй Ниагары, только кровавой.
Но я быстро успокоился: помогли осознанные движения, как-то медленная ходьба, заученное открывание дверей, они приостанавливают кровоток.
Меньше крови поступает в лицо, — ничего необычного.
Анатомия, так вроде она называется.
И вот девушка оказалась в комнате.
Но проходить с ней урок анатомии я не собирался, правда.
— Это вам.
Протянул ей салфетки.
Новые влажные салфетки, из упаковки, пахнущие духами и немного спиртом.
— Большое спасибо.
Она вытерла по-детски наконец свой носик от соплей, и огляделась по сторонам.
— У вас что-то происходит, неприятное?
— Нет мисс, именно как раз то, что всё ничего не происходит…
— Жаль, а у меня такая большая хуйня в жизни..
— И что случилось?
— Мой папочка женится на ней, на этой уебищной поганой суке и твари.
— Вот если бы кто-то посмел помешать этому браку.
Тут она ясно взглянула в мои глаза.
О, этот взгляд, да за этот взгляд можно отдать самого себя и даже больше.
Уголок самовыражения
мужчина и весна.
*
Весна пахнет свежестью, и молодостью.
С этим утверждением, никто не собирается спорить.
А один мужчина, источал запах от себя, как все пожившие на свете человеки.
С таким положением вещей, наверно тоже никто не хочет возражать.
И вот Весна, в очередной раз, после покидающей Зимы землю, пришла в Мир. Поэтому они как-то раз днем, после обеда, встретились прямо на улице: мужчина, делающий небольшую прогулку в одиночестве, и Весна.
— Ну привет подруга, — хмуро пробормотал мужчина, который уже на своем веку повидал столько много лет и вёсен.
— Привет тебе дружище! — оживленно улыбнулась ему новая Весна: таяньем снега, быстрой капелью с крыш, ликующим чириканьем птиц, теплым солнечным светом, прыгающими как зайчики бликами от лужиц воды, набуханием почек на берёзовых ветках.
— Ну и зачем ты снова пришла? — ворчливо спросил мужчина. — Без тебя мне было так хорошо... Мороз, снег, вьюга: ну и что, зато всё стабильно, ничего не меняется, всё стоит на месте, как мое время проходящей жизни. Если бы ты не приходила сюда, в мой Мир, я бы жил вечно…!
— Но я приношу в ваш Мир аромат свежести, запах обновления, расцвета! все радуются этому!
Горячо оправдывалась Весна перед ним.
— Чему радоваться? Лужам, грязи, распутице?
— Ну и что! Это скоро пройдет! Вот увидишь!
— Вот почему то с каждой весной, лично у меня только увеличивается запах увядания, — едко заметил мужчина.
— Но каждому ведь свое, — Она улыбнулась, от души, и с крыши упали множество прозрачных сосулек.
— Ненавижу тебя! — воскликнул мужчина в сердцах, так громко, что от него шарахнулись случайные прохожие.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Весна, и пошла дальше по белому свету, а точнее, побежала вприпрыжку, как маленькая девочка, хотя она и была ее, по сути; по лесам, по речушкам, по опушкам деревьев вокруг городов, и везде, куда можно ей стало добраться, разносить запах молодости и весеннего цветения, постоянно улыбаясь щербатыми детскими зубками празднеству Жизни, коей представительницей она и являлась.
Конечно, кроме вечных снегов Арктики и Антарктиды.
Она торжественно побежала по еще заснеженным лугам и взъерошенным от долгой зимней спячки деревенским полям, по большим и малым улицам, беззаботно размахивая ручками, будто на седьмом небе от счастья, что снова вернулась, и от каждого легкого взмаха с ее пальчиков срывался сноп солнечных искорок с мелодичным праздничным перезвоном масленицы, а рассыпаясь на земле, тут же растворял твердые корочки снега и скользкий лёд на асфальте.
Из оттаявшей почвы на лужайках навстречу Ей, словно на долгожданное свидание полезли хрупкие стебельки подснежников, от великой отрады сделались пушистыми веточки вербы, а проснувшиеся ручейки возле рек, мягко и ласково зажурчали на мелководьях.
Она хороводила хороводы с развеселыми детишками, теперь одетыми в тонкие курточки, играла с радостной ребятней в прятки и догонялки.
А мужчина, понуро опустив голову, опираясь на трость, остался стоять на месте.
Он думал, долго вспоминал прошлое: что когда-то он тоже ведь находился на месте детворы, был маленьким мальчиком, и сильно радовался приходу новой Весны, неизбежно сменяющей Зиму: пускал бумажные кораблики по ручейкам; шлепал в резиновых сапожках по огромным как море, так ему казалось в то время, черным лужам; резво бегал за солнышком, запускал по ветру летающего змея; когда становилось жарко от беготни, то сосал тающие сосульки во рту словно мороженое, играл с ребятами в футбол во дворе, — да много чего еще.
С тех пор минуло много-много весен, хороших и не очень.
Можно сказать даже злых и сердитых.
Но теперь он старик, старый дед, и больше ничего.
Сухой, обломанный сук на стволе какого-то дерева.
Почти безжизненный, с запахом ещё большего увядания, от которого уже невозможно избавится, хоть мойся каждый час, и брызгайся духами.
Потом он, тяжело вздыхая, побрел к себе.
Пить крепкий чай, или черный кофе, переживая длительное Лето, дожидаясь последнюю Зиму, когда она вернется вспять, после уставшей Осени...
*
Весна пахнет свежестью, и молодостью.
С этим утверждением, никто не собирается спорить.
А один мужчина, источал запах от себя, как все пожившие на свете человеки.
С таким положением вещей, наверно тоже никто не хочет возражать.
И вот Весна, в очередной раз, после покидающей Зимы землю, пришла в Мир. Поэтому они как-то раз днем, после обеда, встретились прямо на улице: мужчина, делающий небольшую прогулку в одиночестве, и Весна.
— Ну привет подруга, — хмуро пробормотал мужчина, который уже на своем веку повидал столько много лет и вёсен.
— Привет тебе дружище! — оживленно улыбнулась ему новая Весна: таяньем снега, быстрой капелью с крыш, ликующим чириканьем птиц, теплым солнечным светом, прыгающими как зайчики бликами от лужиц воды, набуханием почек на берёзовых ветках.
— Ну и зачем ты снова пришла? — ворчливо спросил мужчина. — Без тебя мне было так хорошо... Мороз, снег, вьюга: ну и что, зато всё стабильно, ничего не меняется, всё стоит на месте, как мое время проходящей жизни. Если бы ты не приходила сюда, в мой Мир, я бы жил вечно…!
— Но я приношу в ваш Мир аромат свежести, запах обновления, расцвета! все радуются этому!
Горячо оправдывалась Весна перед ним.
— Чему радоваться? Лужам, грязи, распутице?
— Ну и что! Это скоро пройдет! Вот увидишь!
— Вот почему то с каждой весной, лично у меня только увеличивается запах увядания, — едко заметил мужчина.
— Но каждому ведь свое, — Она улыбнулась, от души, и с крыши упали множество прозрачных сосулек.
— Ненавижу тебя! — воскликнул мужчина в сердцах, так громко, что от него шарахнулись случайные прохожие.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Весна, и пошла дальше по белому свету, а точнее, побежала вприпрыжку, как маленькая девочка, хотя она и была ее, по сути; по лесам, по речушкам, по опушкам деревьев вокруг городов, и везде, куда можно ей стало добраться, разносить запах молодости и весеннего цветения, постоянно улыбаясь щербатыми детскими зубками празднеству Жизни, коей представительницей она и являлась.
Конечно, кроме вечных снегов Арктики и Антарктиды.
Она торжественно побежала по еще заснеженным лугам и взъерошенным от долгой зимней спячки деревенским полям, по большим и малым улицам, беззаботно размахивая ручками, будто на седьмом небе от счастья, что снова вернулась, и от каждого легкого взмаха с ее пальчиков срывался сноп солнечных искорок с мелодичным праздничным перезвоном масленицы, а рассыпаясь на земле, тут же растворял твердые корочки снега и скользкий лёд на асфальте.
Из оттаявшей почвы на лужайках навстречу Ей, словно на долгожданное свидание полезли хрупкие стебельки подснежников, от великой отрады сделались пушистыми веточки вербы, а проснувшиеся ручейки возле рек, мягко и ласково зажурчали на мелководьях.
Она хороводила хороводы с развеселыми детишками, теперь одетыми в тонкие курточки, играла с радостной ребятней в прятки и догонялки.
А мужчина, понуро опустив голову, опираясь на трость, остался стоять на месте.
Он думал, долго вспоминал прошлое: что когда-то он тоже ведь находился на месте детворы, был маленьким мальчиком, и сильно радовался приходу новой Весны, неизбежно сменяющей Зиму: пускал бумажные кораблики по ручейкам; шлепал в резиновых сапожках по огромным как море, так ему казалось в то время, черным лужам; резво бегал за солнышком, запускал по ветру летающего змея; когда становилось жарко от беготни, то сосал тающие сосульки во рту словно мороженое, играл с ребятами в футбол во дворе, — да много чего еще.
С тех пор минуло много-много весен, хороших и не очень.
Можно сказать даже злых и сердитых.
Но теперь он старик, старый дед, и больше ничего.
Сухой, обломанный сук на стволе какого-то дерева.
Почти безжизненный, с запахом ещё большего увядания, от которого уже невозможно избавится, хоть мойся каждый час, и брызгайся духами.
Потом он, тяжело вздыхая, побрел к себе.
Пить крепкий чай, или черный кофе, переживая длительное Лето, дожидаясь последнюю Зиму, когда она вернется вспять, после уставшей Осени...
Уголок самовыражения
Казино..
У нас когда-то, в городской газетенке, печатались объявления, о найме работников на работу в 20-ых годах.
Одно из них, где требовались слесаря, сварщики, сантехники, электрики, продавцы, дворники, выглядело примерно так:
«В самое крутое и современное круглосуточное казино на свете, под названием «777», требуются юноши и девушки, обладающие симпатичной внешностью.
Зарплата, только зависит от вас!
Харизма, — это только вы!
Ну а деньги, — не проблема.
Обучение и униформа бесплатно.
Звоните в рабочее время с 09-00 по 23-00.
Телефон 89***********….»
И таких, подобным им объявлениям, напечатаны сотни тысяч призывов присоединяться к игровому сообществу.
К обслуге (эскорт), к под-обслуге, (официанты), и к высшей касте, — карточному крупье.
Только мне кажется, что как бы ничего не изменилось с тех времен.
Да, прошли года, вышел закон о запрете игровой деятельности в маленьких городах, хотя о чем это я — есть же Сочи сейчас и Кенигсберг, куда можно слетать на самолете, простым россиянинам, поиграть пару часов в покер, спустить пару миллионов рублей, вернуться обратно домой, на дачу, где потом и с потом пропалывать грядки с картошкой.
Только куда подевались эти десятки, тысячи, миллионы, — этих улыбчивых юношей и девушек, готовых на всё ради халявных денег и "чаевых", одетых в одинаковую бесплатную униформу: галстук бабочка с белой рубашкой, или просто черный укороченный галстук посреди грудей, обтягивающих белою блузку.
— Сыграем, может в игру?
Предлагает мне власть сегодня, как бы честно.
В «три наперстка», или в «три короля», как на рынках и на вокзале, аля 90-е.
Угадаешь где, — выигрыш твой, а нет, так нет.
Только выигрыша здесь нет никакого: «четыре короля» так и исчезнут под столиком, или где-то в карманах новоявленного крупье.
Всё подставное в жизни, как в настоящем казино.
История.
Я, в 90-ых, когда-то работал на заводе.
Там было хорошо, во всех смыслах.
Только перестали платить зарплату вовремя, (ее вообще не платили) и я ушел работать в детдом.
В 20-ые, пришлось повторно устроиться на тот родной завод. (уже кое-как, но платили)
Хотя бы на пару месяцев перекантоваться, так думал я.
Все ничего, но всё меняется, и отнюдь не в лучшею сторону.
Появились, в цехах, откуда-то возникли новые пацаны, с «движухами», крутые парни с предьявами в рабочих раздевалках, слушающие репчик или «хуепчик», из громко включенного магнитофона.
(тогда не было ничего, только переносные кассетные магнитофоны. У начальства, и у боссов стали вроде появляться первые мобильные телефоны.)
Один из них был Азиф, молодой крепкий парень.
Но почему-то не служивший в армии.
У нас когда-то, в городской газетенке, печатались объявления, о найме работников на работу в 20-ых годах.
Одно из них, где требовались слесаря, сварщики, сантехники, электрики, продавцы, дворники, выглядело примерно так:
«В самое крутое и современное круглосуточное казино на свете, под названием «777», требуются юноши и девушки, обладающие симпатичной внешностью.
Зарплата, только зависит от вас!
Харизма, — это только вы!
Ну а деньги, — не проблема.
Обучение и униформа бесплатно.
Звоните в рабочее время с 09-00 по 23-00.
Телефон 89***********….»
И таких, подобным им объявлениям, напечатаны сотни тысяч призывов присоединяться к игровому сообществу.
К обслуге (эскорт), к под-обслуге, (официанты), и к высшей касте, — карточному крупье.
Только мне кажется, что как бы ничего не изменилось с тех времен.
Да, прошли года, вышел закон о запрете игровой деятельности в маленьких городах, хотя о чем это я — есть же Сочи сейчас и Кенигсберг, куда можно слетать на самолете, простым россиянинам, поиграть пару часов в покер, спустить пару миллионов рублей, вернуться обратно домой, на дачу, где потом и с потом пропалывать грядки с картошкой.
Только куда подевались эти десятки, тысячи, миллионы, — этих улыбчивых юношей и девушек, готовых на всё ради халявных денег и "чаевых", одетых в одинаковую бесплатную униформу: галстук бабочка с белой рубашкой, или просто черный укороченный галстук посреди грудей, обтягивающих белою блузку.
— Сыграем, может в игру?
Предлагает мне власть сегодня, как бы честно.
В «три наперстка», или в «три короля», как на рынках и на вокзале, аля 90-е.
Угадаешь где, — выигрыш твой, а нет, так нет.
Только выигрыша здесь нет никакого: «четыре короля» так и исчезнут под столиком, или где-то в карманах новоявленного крупье.
Всё подставное в жизни, как в настоящем казино.
История.
Я, в 90-ых, когда-то работал на заводе.
Там было хорошо, во всех смыслах.
Только перестали платить зарплату вовремя, (ее вообще не платили) и я ушел работать в детдом.
В 20-ые, пришлось повторно устроиться на тот родной завод. (уже кое-как, но платили)
Хотя бы на пару месяцев перекантоваться, так думал я.
Все ничего, но всё меняется, и отнюдь не в лучшею сторону.
Появились, в цехах, откуда-то возникли новые пацаны, с «движухами», крутые парни с предьявами в рабочих раздевалках, слушающие репчик или «хуепчик», из громко включенного магнитофона.
(тогда не было ничего, только переносные кассетные магнитофоны. У начальства, и у боссов стали вроде появляться первые мобильные телефоны.)
Один из них был Азиф, молодой крепкий парень.
Но почему-то не служивший в армии.
Уголок самовыражения
Я отошел в дальний угол комнаты, чтобы якобы покашлять, заодно проверить, как там Артуро, не течет ли кровь с него, или от раздевального шкафа.
Вроде пока чисто, не считая несколько капель крови, на гладком полу, и на столе, которые уже почти застыли, багровыми кружочками.
— Так, понятно.
— Возьмите новую салфетку, мем.
— Прижмите к носу, так кровь быстрее остановится.
— Старую салфетку кидайте на пол, скоро должна прийти уборщица, убраться здесь.
Как же я забыл, что ведь сегодня с утра наступил понедельник.
Обязательно придет уборщица: она убирается у нас в комнате охраны, два раза в неделю, — в понедельник (дабы убрать весь накопленный воскресный срач), и в пятницу (как раз перед ним).
WTF!! Нет, это просто фак!
А между тем Салли раскрыла мой брошенный блокнот, стала перелистывать и читать вслух некоторые фразы из моей писанины.
— … до чего же он всё-таки огромный!
Стоит и пялится куда-то вдаль.
Таким уверенным, каменным взглядом неправдоподобно выпученных глаз.
Слова… они приходят ко мне, как ангелы к маленьким детям:
— Для того, чтобы летать, конечно! Неужели ты не понимаешь?
— Летать… чтобы слетать на голову огромному бронзовому истукану?
— Например. Хотя не только…
— Куда же ещё? Например?
— В другие миры.
Я посмотрел на огромного Петра, еще его называли «кормчем».
«Слетать, что ли, ему на голову?» — появилась мысль, которую почему-то не стал, как обычно, отгонять.
Почему бы и нет?
Интересный был бы опыт – тут хмыкнул.
Делов-то… слетать! Заманчивое дело.
Девушку я себе придумал, целых четыре месяца встречался с ней в сомнамбулизме, а на пятьдесят (или сколько там) метров высоты, взлететь не могу?
«Не могу», хотя любопытно, — каково это стоять там, наверху?
Наверное, знают лишь смотрители, которые иногда поднимаются на верхотуру статуи по лестнице, или что там у них имеется, вроде тайного лифта.
Вон, один из них, какой толстый.
Наверняка есть что-то такое, секретный подъемник.
Поднимаются на высоту, смотрят на вечерний город (почему-то подумал, что они делают это именно вечером – чтобы никто не видел), и воображают, что умеют летать. Ветер над Невой сильный — раскинь руки и почувствуешь, будто вместо них вырастают крылья…
Под тобой, где-то на набережной стоят какие-то мелкие люди, припозднившиеся парочки, они смотрят наверх, туда, где стоишь ты.
И, конечно же, тебя не видят – разве можно увидеть маленькую хрупкую птицу на фоне бесконечной громады бронзового изваяния?
Птицу, в которою я стал, превратившись в одно мгновение разума через боль и пытки… это слабое, хрупкое создание, принадлежащее небу, на фоне огромной, вросшей в землю, неправильной формы сделанную из кучи металла?
Ветер на высоте ревёт, пытаясь увлечь за собой, обдавая своим холодным дыханьем, волнуя волосы на голове.
Какое необычное чувство!
Я стою здесь и смотрю вниз.
Смотрю закрытыми глазами, но знаю, что, если и открою их, я буду по-прежнему здесь, наверху.
Так вот, оказывается, что чувствуют птицы!
Я словно бы попал в совершенно другой мир — эфемерный, лёгкий, невесомый мир неба.
Да что там говорить! Я действительно сюда попал.
Взлетел.
«Вознёсся», — мелькнула глупая мысль.
Да нет, поправил себя, возносятся только святые, а я ничем таким и не отличался никогда.
Трудно передать ощущения – впечатление такое, словно умер и родился заново. Открылись глаза, исчезло тело.
Смотришь по сторонам, не узнаёшь привычной перспективы.
Чувствуешь необычную лёгкость, свободу сделать всё, что душе угодно.
Всё, что пожелаешь.
Будто бы взял в руки волшебную палочку и полностью изменил весь мир. Всё стало таким, каким и должно было быть…
— О, это так необычно! Мне нравится. Вы будто поэт, мистер, ээ,..
— Мистер Слоу, мем. Это обычная ерунда, набор слов и больше ничего, проза называется, так пишут не поэты, а писатели, как бы.
— Но а вы бывали в Петербурге, чтобы так красочно описывать?
— Нет мем, никогда в жизни. Это, как говорится, плод моей вымышленной фантазии.
Не буду же ей объяснять, что недавно лежал в психбольнице, затем меня отпустили на волю.
Может и не бывал в реальной жизни в Питере, но зато умею летать..
Вроде пока чисто, не считая несколько капель крови, на гладком полу, и на столе, которые уже почти застыли, багровыми кружочками.
— Так, понятно.
— Возьмите новую салфетку, мем.
— Прижмите к носу, так кровь быстрее остановится.
— Старую салфетку кидайте на пол, скоро должна прийти уборщица, убраться здесь.
Как же я забыл, что ведь сегодня с утра наступил понедельник.
Обязательно придет уборщица: она убирается у нас в комнате охраны, два раза в неделю, — в понедельник (дабы убрать весь накопленный воскресный срач), и в пятницу (как раз перед ним).
WTF!! Нет, это просто фак!
А между тем Салли раскрыла мой брошенный блокнот, стала перелистывать и читать вслух некоторые фразы из моей писанины.
— … до чего же он всё-таки огромный!
Стоит и пялится куда-то вдаль.
Таким уверенным, каменным взглядом неправдоподобно выпученных глаз.
Слова… они приходят ко мне, как ангелы к маленьким детям:
— Для того, чтобы летать, конечно! Неужели ты не понимаешь?
— Летать… чтобы слетать на голову огромному бронзовому истукану?
— Например. Хотя не только…
— Куда же ещё? Например?
— В другие миры.
Я посмотрел на огромного Петра, еще его называли «кормчем».
«Слетать, что ли, ему на голову?» — появилась мысль, которую почему-то не стал, как обычно, отгонять.
Почему бы и нет?
Интересный был бы опыт – тут хмыкнул.
Делов-то… слетать! Заманчивое дело.
Девушку я себе придумал, целых четыре месяца встречался с ней в сомнамбулизме, а на пятьдесят (или сколько там) метров высоты, взлететь не могу?
«Не могу», хотя любопытно, — каково это стоять там, наверху?
Наверное, знают лишь смотрители, которые иногда поднимаются на верхотуру статуи по лестнице, или что там у них имеется, вроде тайного лифта.
Вон, один из них, какой толстый.
Наверняка есть что-то такое, секретный подъемник.
Поднимаются на высоту, смотрят на вечерний город (почему-то подумал, что они делают это именно вечером – чтобы никто не видел), и воображают, что умеют летать. Ветер над Невой сильный — раскинь руки и почувствуешь, будто вместо них вырастают крылья…
Под тобой, где-то на набережной стоят какие-то мелкие люди, припозднившиеся парочки, они смотрят наверх, туда, где стоишь ты.
И, конечно же, тебя не видят – разве можно увидеть маленькую хрупкую птицу на фоне бесконечной громады бронзового изваяния?
Птицу, в которою я стал, превратившись в одно мгновение разума через боль и пытки… это слабое, хрупкое создание, принадлежащее небу, на фоне огромной, вросшей в землю, неправильной формы сделанную из кучи металла?
Ветер на высоте ревёт, пытаясь увлечь за собой, обдавая своим холодным дыханьем, волнуя волосы на голове.
Какое необычное чувство!
Я стою здесь и смотрю вниз.
Смотрю закрытыми глазами, но знаю, что, если и открою их, я буду по-прежнему здесь, наверху.
Так вот, оказывается, что чувствуют птицы!
Я словно бы попал в совершенно другой мир — эфемерный, лёгкий, невесомый мир неба.
Да что там говорить! Я действительно сюда попал.
Взлетел.
«Вознёсся», — мелькнула глупая мысль.
Да нет, поправил себя, возносятся только святые, а я ничем таким и не отличался никогда.
Трудно передать ощущения – впечатление такое, словно умер и родился заново. Открылись глаза, исчезло тело.
Смотришь по сторонам, не узнаёшь привычной перспективы.
Чувствуешь необычную лёгкость, свободу сделать всё, что душе угодно.
Всё, что пожелаешь.
Будто бы взял в руки волшебную палочку и полностью изменил весь мир. Всё стало таким, каким и должно было быть…
— О, это так необычно! Мне нравится. Вы будто поэт, мистер, ээ,..
— Мистер Слоу, мем. Это обычная ерунда, набор слов и больше ничего, проза называется, так пишут не поэты, а писатели, как бы.
— Но а вы бывали в Петербурге, чтобы так красочно описывать?
— Нет мем, никогда в жизни. Это, как говорится, плод моей вымышленной фантазии.
Не буду же ей объяснять, что недавно лежал в психбольнице, затем меня отпустили на волю.
Может и не бывал в реальной жизни в Питере, но зато умею летать..
Уголок самовыражения
— О, это так необычно! Мне нравится. Вы будто поэт, мистер, ээ,..
— Мистер Слоу, мем. Это обычная ерунда, набор слов и больше ничего, проза называется, так пишут не поэты, а писатели, как бы.
— Но а вы бывали в Петербурге, чтобы так красочно описывать?
— Нет мем, никогда в жизни. Это, как говорится, плод моей вымышленной фантазии.
Не буду же я ей объяснять, что недавно лежал в психбольнице, затем меня отпустили на волю.
Может я и не бывал в реальной жизни в Питере, но зато умею летать..
— О боже! А вот еще, ахереть, тут про Москву продолжение. Вы точно не бывали там?
— Нет мем, никогда в жизни, так слегка привиделось.
Глюки, непонятные. Сьел наверно что-то не то.
Салли продолжила читать мою писанину, из слов, написанных когда-то там, авторучкой с синими чернилами.
— … Я открыл глаза — и ничего не изменилось, словно веки были прозрачны, а я словно давно смотрел сквозь них.
Только был незрячий, а после, вдруг, прозрел.
Я стоял на голове Петра, и одновременно смотрел на вечернюю Москву — справа и слева от реки загорались огни. На «Красном Октябре» загорелась вывеска, вдоль набережной включились фонари, в «Президент-Отеле» вспыхнули ярким жёлтым, бесчисленные окна.
Нет, я всё-таки не взлетел – я… как бы это сказать… переместился. Сюда, наверх.
А что, если… я представил у себя за спиной большие, метра три в размахе, белые крылья, такие, как всегда думал, были в своё время у ангелов, когда они ещё летали над землёй, а не спускались сюда только в случае крайней необходимости.
Они, крылья, возникли там, где и ожидал.
И были отрезвляюще тяжёлыми. Может, сделать их поменьше? Нет, тогда они вряд ли меня выдержат, и я попробовал раскрыть одно из них.
Это было нетрудно, крыло легко повиновалось первому моему желанию.
Я раскрыл второе.
Помахал обоими.
Потом в такт – вверх-вниз. И ещё раз. И ещё. Ничего. Можно лететь.
И я взлетел. Сначала всё время махал крыльями, но скоро устал и начал ловить ветер, как будто летел на параплане. Потоки воздуха… такие сильные… такие непокорные…
но быстро научился использовать их, чтобы лететь туда, куда нужно, только изредка подруливая крыльями.
Сделав круг над Крымским мостом, полетел вдоль набережной к Кремлю, полюбоваться на него, какой он сейчас, ночью, красивый, когда подсвечен сильными прожекторами, как будто разрезающими тёплый весенний воздух своими яркими лучами.
На этот раз полюбоваться с необычной точки, сверху.
…я пролетал одно из бывших фабричных зданий, когда вдруг почудился какой-то звон, раздававшийся из-за левого крыла. Я прислушался, — лёгкая, волшебная, само воплощение ветра, музыка словно придавала мне, летящему, сил, как будто купался в ней, в воздухе, в окружающем мире.
А подо мной проносились улицы, дома, машины, люди в них.
Люди, не замечавшие моей парящей в нескольких десятках метров над ними крылатой фигуры.
Люди, которые жили сегодняшним днём, не думали ни о каких там крыльях, ангелах, богах, летающих телах, и прочей ерунде.
Люди, которые были всегда там, где они находились.
Дети земли просто.
Вот и Кремль! Да, картина действительно впечатляющая.
Я немного покружил над ним, полетел к Боровицкой башне, поглазеть на подсвеченные фигуры на крыше Ленинской Библиотеки, — в темноте они, казалось, ожили и слегка шевелились, разминаясь, ведь очень неудобно целые сутки стоять, не шелохнувшись, зажав в руках тяжеленные молоты, колосья и прочую атрибутику ушедшей империи.
Я почувствовал на себе их взгляды.
Взгляды, просящие мольбы и свободы.
Взгляды, просящие отдыха и неба.
Но как, чёрт возьми, трудно взлететь, когда ты приделан к крыше сетчатым покрывалом (их натягивают на статуи, стоящие на высоте, чтобы, если от них что-нибудь внезапно отколется, это что-нибудь не убило проходящих внизу обывателей)!
Я сочувствовал им, но не мог помочь.
Путь каждого к небу нелёгок, и у каждого он свой...
— О майн гот! Это просто гениально!
Воскликнула Салли, прочитав последние буквы по слогам из моего блокнота.
Фак! Ну какая нахер гениальность, ведь это писал в психушке. Полный бред, который только смог себе придумать и позволить, в «смирительной рубашке».
Потом уже записывал в блокноте, что помнил, из того придуманного.
Зазвонил мой телефон.
И я уже знал кто это, не задумываясь, чтобы сказать им всем.
— Пошли все нахуй! Уебки!
Счастлив тот, кто доволен своей судьбой.
— Я тут забыл свою зарядку от айфона.
Громко топает сапогами в коридоре вернувшийся Тейлор
— О, варенье, кто-то пролил.
Тейлор без спроса макает палец в застывшее пятно на столе.
Это кровь, вытекшая из глаза Артуро.
Потом тянет палец в рот, обсасывает и говорит:
— Да, вкусное, только какое-то соленое. Мда, есть такое.
— Тейлор, ты серьезно счас?
— Желудь, конопля, и шишки,… Я сейчас ширнулся в коридоре, понимаешь? Больше ничего не хочу слышать. Даже от этого Артуро, кстати, где он, этот ебаный ублюдок?
— Он там, где есть, ну если так хочешь знать — он где-то на обходе территории.
— Заибись, пошли его тоже от моего имени.
Можно?
— Да можешь, можешь, а теперь вали отсюда.
— Опачки! А кто у нас здесь сидит попой вниз?... да еще без делов? Такая сладкая задница простаивает без дела, нехорошо…
Он поднял полы пальто, облапил сзади ягодицы Салли, которая сидела на табуретке.
— Тейлор, Тейлор, блять, не распускай руки. Пожалуйста, уймись Тейлор.
— Как твое имя, крошка? А ну ответь, доброму дядечке!
— Салли, — едва слышно пролепетала девушка.
— Гы-гы, теперь она будет у меня «крошкой Салли».
— А ты заткнись Слоу.
Он уткнул указательный палец в меня.
Салли заплакала.
— Ты тоже заткнись, маленькая потекшая сучка.
— Вот что с вами делать? У меня теперь возник охуенный стояк, поэтому у меня давление повысилось. Но ведь надо его снижать, так говорят врачи.
— Тейлор, не трогай ее, я прошу тебя.
Но Тейлор надвинулся на девушку огромной тушей.
— Заткнись уебок херов. Она отсосет у меня сперва.
Затем сделаю ей укольчик в тесненькую киску.
После этого последует еще один укольчик, кожаный.
В ее маленькую и узенькую попочку.
Я давно о такой телке мечтал.
— А вот и мечты сбываются, ведь так Слоу?
— Чего ты молчишь то? Не ссы, им это нравиться, от маленького секса они просто балдеют, от них ничего не убудет, если она немного поработает своими губками.
Потом эта сучка будет молчать как миленькая.
— Ведь Голливуд начинается прямо сейчас,..
Тейлор достал айфон, готовясь снимать всё это в экшене.
Как она будет ему сосать, или отдаваться в остальные щели.
Огромный парень снял куртку, расстегнул ширинку, вытащил кол, вставил ей в рот, беря головку за светленькие волосы, засаживая до упора в горло.
Салли поперхнулась с рвотными позывами.
Сплюнула. После этого член залез ей опять в горло.
Снова тренькнул айфон Артуро в шкафу, поэтому пришлось отвлечься, на решение данной проблемы.
Ну а что: пара людей разновидного пола решили заняться вполне себе подходящим, обыденным делом.
Для них это как бы необходимость сходить в туалет, поссать или посрать.
Они ведь не умеют летать, поэтому, что им остается еще делать? Правильно, только отсасывать члены.
Ну а с другой стороны, давать сосать член другим.
Этим Тейлор и занимался как раз, по полной программе.
Я открыл замок шкафа ключом, открыл дверцу, а оттуда вывалилась голова и оглушительно захохотала.
Фак! Я чуть не обделался от страха, чуть не остановилось сердце от испуга.
Мне просто показалось, ну а голова просто свесилась с шеи Артуро.
Громко было то, что творил Тейлор с бедной головкой Салли. Он уединился с ней за перегородкой со столиком, одной рукой крепко придерживая ее за затылок, другой рукой направляя айфон под выгодным ракурсом, снимая горяченькое действо на камеру.
Оттуда слышались явственные чмокающие звуки, возникающие при отсосе, да возгласы Тейлора:
— Да детка, да, соси, соси, не останавливай темп.
Им сейчас, правда, не до меня, роющегося в карманах одежды Артуро.
Вот и айфон, столько на нём непринятых звонков и сообщений!
Конечно, блокировка стоит на нем, когда попытался открыть главное меню. И как его теперь разблокировать?
Не закрывая дверцу шкафа, направил камеру в лицо трупа, делая именной отпечаток.
Айфон одобрительно тренькнул, узнавая владельца, уже бывшего, снимая полную блокировку с экрана.
В этот момент в комнату вошла уборщица, она появилась с тележкой, на которой находились ведра с водой, моющиеся порошки, тряпки, и все такое, предназначенное для уборки.
Сама уборщица, невысокая женщина, одетая в одинаковую униформу для всех работниц: синий халат с белым передником, она вообще делалась неприметная для привычного глаза.
Сам, наблюдая за людьми по видеокамерам, и за снующими по территории ТЦ уборщицами, не один раз поражался тому приобретенному навыку, как они умеют делаться незаметными среди толпы посетителей.
Сливаясь не с ними, а как бы с самой обстановкой: с передвижными рекламными постерами, с игровыми автоматами, расставленными в углах или возле стен.
С наклеенными плакатами, мониторами телевизоров, прокручивающих одну рекламу.
О чем реклама? Так, о красивой жизни:
Ранним утром один молодой мечтательный юноша приходит к полуодетой девушке с букетом красных роз.
— Ну, и чем ты меня сегодня удивишь?
Спрашивает он ее с надеждой.
(надеясь, что она, наконец то, ему покажет свой маленький бутончик пока спрятанный за розовыми трусиками.
Или хотя бы минетом поразит. Не взаглот, а просто чуть-чуть, по половинке каждому.)
— А вот чем!
Восклицает девушка блондинка, кокетливо взмахивая волосами. И тут она протягивает ему красочную упаковку мужского дезодоранта.
Слоган: будь выше всего, и даже запаха.
Круто, что еще сказать, умеют же делать.
А дела обстояли у нас, в комнате охраны, примерно так.
Уборщица вошла в комнату, становясь внаклонку, чтобы втащить тележку через порог, потом обернулась к нам, окидывая всех взглядом.
Конечно, ей было много лет, она повидала всё на своем веку. Поэтому она почти не смутилась, застав нас всех троих в неприличных ситуациях.
Ну подумаешь, один парень трахает в ротик одну маленькую девочку, другой парень с безумным выражением на лице, что-то шариться в карманах, наверно чужих.
Какая хер разница.
Но она всё-таки произнесла, негромко.
— Может мне уйти?
— Да, проваливай нахуй отсюда мадам, да поживее.
— Поживее, да вот так, соси детка, не отвлекайся на пустяки, мне нужно, мать вашу, кончить…
С этими словами Тейлор отложил айфон, схватил головку Салли двумя руками, с силой насаживая на член, прижал к паху, и стал спускать сперму, немного передергиваясь всем телом, как при мочеиспускание, издавая какие-то нечленораздельные звуки, похожие на рычание удовлетворенного зверя.
— Блять, блять, — уборщица перекрестилась.
— Кончу только приберите за собой, хотя бы, бляди.
Ну а Салли в тот момент выплюнула полный рот спермы.
Белые сгустки, смешанные со слюной, с рвотными позывами, полетели на пол.
— Вот суки! Вы что творите?!
Прикрикнула удивленно уборщица при виде всего этого дела.
Тейлор отпустил девичью головку Салли, поэтому она кинулась в самый ближний угол, теперь уже заниматься другим делом, чтобы поблевать, извергая содержимое желудка, куда придется.
Тот угол был возле выхода, где стояла уборщица
— Вот ебанные вы бляди! Как мне теперь убирать полы?!
Закричала уборщица, наконец, в полную голосину.
— Все обоссали, всё обкончали, всё облевали бляди, ебанные пидорасы!
— Да никто уже не ссыт сейчас, — подал голос Тейлор.
Он уже спрятал вялый член в штаны, застегнул ширинку, отряхиваясь от капель кончи и слюны, надевал куртку, направляясь к выходу, где в углу по прежнему блевала Салли, и стояла уборщица, уперев зверские руки в бока.
— Мадам, возьмите за беспокойство, и приходите попозже.
Нежным голубкам нужно остаться тет-а-тет.
Тейлор сунул бумажку, в несколько шиллингов, в карман белого передника.
— Всё, я ухожу. Ухожу, ухожу, даже не смейте меня задерживать.
— Да, Слоу, советую, неплохая соска, кстати.
Попробуй тоже дать ей в рот, или засунь ей в зад. Только в губы уже не целуй.
Сам понимаешь.
— Ну всё-всё, я ухожу, всем адью.
—Адью-адью, «хуядью», бляди, нагадили вот тут, и уходят сразу, — проворчала уборщица, но немного сбавив тон, после подачи денег.— Тьфу на вас проклятущих, и приду вот теперь только после обеда!
Гордо заявила она, выкатила тележку из комнаты, потом покатилась вместе с ней куда-то туда.
В комнате мы остались вдвоем с Салли, не считая Артуро.
Стояла мертвая тишина, нарушаемая остатками рвотных позывов от скорчившейся девушки.
В это время я решал проблему с айфоном Артуро: ведь ему постоянно звонила и писала супруга.
Еще по работе, еще друзья и знакомые.
Я написал, от лица Артуро, что всё в порядке, никуда я не делся, а просто ухожу на сеанс массажа.
Якобы у нас сегодня в ТЦ, проводится акция именно для сотрудников, на посещение массажного салона с 50% -ой скидкой.
Поставил айфон в беззвучный режим.
Потом подошел к Салли.
Она стояла на четвереньках в углу.
Пальто с кофточкой задралось на гибкую спинку, обнажая черные чулки в стройных ножках, а полоска белых трусиков врезалась в круглую, аппетитную попу.
Там рядом было мусорное ведро.
Наверно туда она и блевала, равнодушно подумал.
Хотя ее вид сзади, меня чрезвычайно возбудил.
Может ее тоже трахнуть, напоследок, подумал, — ведь еще Тейлор посоветовал так сделать с ней.
Только без поцелуев, а то как-то погано, будто целуешь мусорное ведро.
Телка берет в рот у другого, тот кончает ей в рот, а она потом сосется с тобой.
Брр, полнейшая хуйня, хотя допустимая для куколдов и прочих извращенцев обитающих в нашем мире.
Я поднял девушку с пола, потащил, взваливая ее на себя, потом осторожно опустил на табуретку, где сидела она на ней, до всего произошедшего.
— Может салфетку, мем? — предложил ей.
Ну а что: набор салфеток, находился у меня под рукой и был наготове, если так можно говорить про эти влажные салфетки.
— Вам нужно вытереть лицо, мем. Берите.
Салли взяла у меня несколько салфеток из руки, принимаясь вытирать лицо и опухшие губки, с недавними следами спермы.
— Ты как, Салли? В порядке?
— Да, — едва слышно прошептала она.
— Давай я тебе сделаю чай, хорошо?
— Окей.
Согласилась девушка.
— Можно я почитаю, что там было дальше?
— Читай, раз так хочешь.
На этот раз, согласился я.
Пошел делать ей чай: включить электрический чайник, новая кружка, новый пакетик цейлонского чая, с долькой лимона, отрезанным от целого фрукта, остро наточенным складным ножом, с крутым лезвием и стальной рукояткой, которая легко умещалась в кулак.
Он тоже находиться неизменно при мне в кармане джинс, так на всякий случай.
Да хотя бы, чтобы порезать на кружочки тот же лимон к чаю.
А Салли между тем стала читать вслух
мои записи из блокнота…
Весна пахнет свежестью, и молодостью.
С этим утверждением, никто не собирается спорить.
А один мужчина, источал запах от себя, как все пожившие на свете человеки.
С таким положением вещей, наверно тоже никто не хочет возражать.
И вот Весна, в очередной раз, после покидающей Зимы землю, пришла в Мир. Поэтому они как-то раз днем, после обеда, встретились прямо на улице: мужчина, делающий небольшую прогулку в одиночестве, и Весна.
— Ну привет подруга, — хмуро пробормотал мужчина, который уже на своем веку повидал столько много лет и вёсен.
— Привет тебе дружище! — оживленно улыбнулась ему новая Весна: таяньем снега, быстрой капелью с крыш, ликующим чириканьем птиц, теплым солнечным светом, прыгающими как зайчики бликами от лужиц воды, набуханием почек на берёзовых ветках.
— Ну и зачем ты снова пришла? — ворчливо спросил мужчина. — Без тебя мне было так хорошо... Мороз, снег, вьюга: ну и что, зато всё стабильно, ничего не меняется, всё стоит на месте, как мое время проходящей жизни. Если бы ты не приходила сюда, в мой Мир, я бы жил вечно…!
— Но я приношу в ваш Мир аромат свежести, запах обновления, расцвета! все радуются этому!
Горячо оправдывалась Весна перед ним.
— Чему радоваться? Лужам, грязи, распутице?
— Ну и что! Это скоро пройдет! Вот увидишь!
— Вот почему то с каждой весной, лично у меня только увеличивается запах увядания, — едко заметил мужчина.
— Но каждому ведь свое, — Она улыбнулась, от души, и с крыши упали множество прозрачных сосулек.
— Ненавижу тебя! — воскликнул мужчина в сердцах, так громко, что от него шарахнулись случайные прохожие.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Весна, и пошла дальше по белому свету, а точнее, побежала вприпрыжку, как маленькая девочка, хотя она и была ее, по сути; по лесам, по речушкам, по опушкам деревьев вокруг городов, и везде, куда можно ей стало добраться, разносить запах молодости и весеннего цветения, постоянно улыбаясь щербатыми детскими зубками празднеству Жизни, коей представительницей она и являлась.
Конечно, кроме вечных снегов Арктики и Антарктиды.
Она торжественно побежала по еще заснеженным лугам и взъерошенным от долгой зимней спячки деревенским полям, по большим и малым улицам, беззаботно размахивая ручками, будто на седьмом небе от счастья, что снова вернулась, и от каждого легкого взмаха с ее пальчиков срывался сноп солнечных искорок с мелодичным праздничным перезвоном масленицы, а рассыпаясь на земле, тут же растворял твердые корочки снега и скользкий лёд на асфальте.
Из оттаявшей почвы на лужайках навстречу Ей, словно на долгожданное свидание полезли хрупкие стебельки подснежников, от великой отрады сделались пушистыми веточки вербы, а проснувшиеся ручейки возле рек, мягко и ласково зажурчали на мелководьях.
Она хороводила хороводы с развеселыми детишками, теперь одетыми в тонкие курточки, играла с радостной ребятней в прятки и догонялки.
А мужчина, понуро опустив голову, опираясь на трость, остался стоять на месте.
Он думал, долго вспоминал прошлое: что когда-то он тоже ведь находился на месте детворы, был маленьким мальчиком, и сильно радовался приходу новой Весны, неизбежно сменяющей Зиму: пускал бумажные кораблики по ручейкам; шлепал в резиновых сапожках по огромным как море, так ему казалось в то время, черным лужам; резво бегал за солнышком, запускал по ветру летающего змея; когда становилось жарко от беготни, то сосал тающие сосульки во рту словно мороженое, играл с ребятами в футбол во дворе, — да много чего еще.
С тех пор минуло много-много весен, хороших и не очень.
Можно сказать даже злых и сердитых.
Но теперь он старик, старый дед, и больше ничего.
Сухой, обломанный сук на стволе какого-то дерева.
Почти безжизненный, с запахом ещё большего увядания, от которого уже невозможно избавится, хоть мойся каждый час, и брызгайся духами.
Потом он, тяжело вздыхая, побрел к себе.
Пить крепкий чай, или черный кофе, переживая длительное Лето, дожидаясь последнюю Зиму, когда она вернется вспять, после уставшей Осени...
— Так это значит, ты и есть тот «мужчина»?
— Ну, да, наверно есть такое.
— А девочка, с запахом весны, это я?
— Нуу, не знаю.
— Отвечай сволочь на заданный вопрос!
— Ну да, видимо ты.
— Так какого хера ты позволил, чтобы в мой рот тыкали чужим немытым членом? И главное при всех!
Еще урод это снимал! Бляяять, что теперь со мной будет?!
Я чувствую себя конченной шлюхой.
Ты как это ему позволил вообще?!
— Что именно?
— Ты дурак Слоу, нет, ты точно медленный, медленный уебок блять, или хочешь, чтобы я это сказала, нна, я скажу сейчас, — сосать член постороннему мужику…
— Тебе это что, нравится?
— Что, нравится?
— Блять, ты точно конченная тварь! Мудила, блять!
Может я сама хотела тебе отсосать, но ты же стоишь где-то там, и спокойно наблюдаешь за тем, как меня заставляют сосать чужой хуй…
— Ты могла и не делать этого, Салли.
Спокойно заметил.
— Как?! ебанный блять!
— Как, — не сосать. Всё просто. Ну или откусить, хотя бы.
У тебя, есть же передние зубы?...или же тебе всё-таки понравилось, как тебя имеют в рот? Да, Салли?
— Ах ты блядина!! Заткнись, заткнись, заткнись, и заткни свой поганый рот! Навсегда! Тварь!
— Ты не достоин ничего!
— Ебаный пиздец писака, ты не достоин писать, понятно!
— Ты не достоин даже думать, о чем-нибудь. Ведь у тебя нет ни нормальных мозгов, ни стоящего члена, чтобы защитить девушку.
— Мисс, прекратите истерику, иначе буду вынужден вызывать полицию.
— Ах так! Нна, нна, нна вызывай, вызывай, чертов ублюдок!
Она схватила мой блокнот, принялась его разрывать на части, бешено вырывая страницу за страницей, пальцами с ногтями.
Клочки бумаги, поднятые бесполезной суетой, поднимались, затем медленно кружась, опускались на пол.
— Нна! Теперь как, ты доволен?! Кончил себе в трусы?!
— Сьеби нахуй отсюда, ебаная в рот шлюха! Уходи, и больше не возвращайся.
Салли убежала прочь из комнаты, подтягивая на ходу трусики и оправляя одежду.
— Вот гадство!
Пробормотал я вслух.
Теперь у меня даже блокнота не осталось.
Послышались снова шаги, в комнату вкатился, именно так, вкатился Ирланд, главный инженер нашего ТЦ.
Среднего роста мужчина, пухлый и толстый.
Пухляш, одним словом, да еще полысевший.
Мы все над угорали, конечно, за его спиной, как он качается, пытаясь сделаться мужественным мачо, чтобы превратить накопленное сало, в мускулы.
Ну да, он качался, у нас в ТЦ, есть фитнесс-зал, сауна, массажный салон.
Но его борьба за мускулы прекращалась, когда он приходил в «Бургер Кинг», чтобы уминать фастфуд за обе щёки.
От этого нарастал только живот, а не его мускулы.
И конечно от этого он очень злился, срывая злость, на тем, кто находится под рукой
Его характер доброго толстячка вконец испортился, превратившись в две черные расширенные от злобы пуговицы, вместо глаз.
Любовь всему виной.
Она, это Эльвира, администратор ТЦ.
Женщина вамп, или просто хищная сука.
Хотя что в ней такого: обычная молодая девушка, наверно с побритой киской, под стрингами.
С черными блестящими длинными волосами до попы, и с синими глазищами, и когда они смотрят ответно в глаза, то проникают в тебя, по самую душу.
От таких дам, меня передергивает, потом подолгу не могу успокоиться, и мучают бессонные мысли, приходящие ночью.
— Мистер Слоу, мем. Это обычная ерунда, набор слов и больше ничего, проза называется, так пишут не поэты, а писатели, как бы.
— Но а вы бывали в Петербурге, чтобы так красочно описывать?
— Нет мем, никогда в жизни. Это, как говорится, плод моей вымышленной фантазии.
Не буду же я ей объяснять, что недавно лежал в психбольнице, затем меня отпустили на волю.
Может я и не бывал в реальной жизни в Питере, но зато умею летать..
— О боже! А вот еще, ахереть, тут про Москву продолжение. Вы точно не бывали там?
— Нет мем, никогда в жизни, так слегка привиделось.
Глюки, непонятные. Сьел наверно что-то не то.
Салли продолжила читать мою писанину, из слов, написанных когда-то там, авторучкой с синими чернилами.
— … Я открыл глаза — и ничего не изменилось, словно веки были прозрачны, а я словно давно смотрел сквозь них.
Только был незрячий, а после, вдруг, прозрел.
Я стоял на голове Петра, и одновременно смотрел на вечернюю Москву — справа и слева от реки загорались огни. На «Красном Октябре» загорелась вывеска, вдоль набережной включились фонари, в «Президент-Отеле» вспыхнули ярким жёлтым, бесчисленные окна.
Нет, я всё-таки не взлетел – я… как бы это сказать… переместился. Сюда, наверх.
А что, если… я представил у себя за спиной большие, метра три в размахе, белые крылья, такие, как всегда думал, были в своё время у ангелов, когда они ещё летали над землёй, а не спускались сюда только в случае крайней необходимости.
Они, крылья, возникли там, где и ожидал.
И были отрезвляюще тяжёлыми. Может, сделать их поменьше? Нет, тогда они вряд ли меня выдержат, и я попробовал раскрыть одно из них.
Это было нетрудно, крыло легко повиновалось первому моему желанию.
Я раскрыл второе.
Помахал обоими.
Потом в такт – вверх-вниз. И ещё раз. И ещё. Ничего. Можно лететь.
И я взлетел. Сначала всё время махал крыльями, но скоро устал и начал ловить ветер, как будто летел на параплане. Потоки воздуха… такие сильные… такие непокорные…
но быстро научился использовать их, чтобы лететь туда, куда нужно, только изредка подруливая крыльями.
Сделав круг над Крымским мостом, полетел вдоль набережной к Кремлю, полюбоваться на него, какой он сейчас, ночью, красивый, когда подсвечен сильными прожекторами, как будто разрезающими тёплый весенний воздух своими яркими лучами.
На этот раз полюбоваться с необычной точки, сверху.
…я пролетал одно из бывших фабричных зданий, когда вдруг почудился какой-то звон, раздававшийся из-за левого крыла. Я прислушался, — лёгкая, волшебная, само воплощение ветра, музыка словно придавала мне, летящему, сил, как будто купался в ней, в воздухе, в окружающем мире.
А подо мной проносились улицы, дома, машины, люди в них.
Люди, не замечавшие моей парящей в нескольких десятках метров над ними крылатой фигуры.
Люди, которые жили сегодняшним днём, не думали ни о каких там крыльях, ангелах, богах, летающих телах, и прочей ерунде.
Люди, которые были всегда там, где они находились.
Дети земли просто.
Вот и Кремль! Да, картина действительно впечатляющая.
Я немного покружил над ним, полетел к Боровицкой башне, поглазеть на подсвеченные фигуры на крыше Ленинской Библиотеки, — в темноте они, казалось, ожили и слегка шевелились, разминаясь, ведь очень неудобно целые сутки стоять, не шелохнувшись, зажав в руках тяжеленные молоты, колосья и прочую атрибутику ушедшей империи.
Я почувствовал на себе их взгляды.
Взгляды, просящие мольбы и свободы.
Взгляды, просящие отдыха и неба.
Но как, чёрт возьми, трудно взлететь, когда ты приделан к крыше сетчатым покрывалом (их натягивают на статуи, стоящие на высоте, чтобы, если от них что-нибудь внезапно отколется, это что-нибудь не убило проходящих внизу обывателей)!
Я сочувствовал им, но не мог помочь.
Путь каждого к небу нелёгок, и у каждого он свой...
— О майн гот! Это просто гениально!
Воскликнула Салли, прочитав последние буквы по слогам из моего блокнота.
Фак! Ну какая нахер гениальность, ведь это писал в психушке. Полный бред, который только смог себе придумать и позволить, в «смирительной рубашке».
Потом уже записывал в блокноте, что помнил, из того придуманного.
Зазвонил мой телефон.
И я уже знал кто это, не задумываясь, чтобы сказать им всем.
— Пошли все нахуй! Уебки!
Счастлив тот, кто доволен своей судьбой.
— Я тут забыл свою зарядку от айфона.
Громко топает сапогами в коридоре вернувшийся Тейлор
— О, варенье, кто-то пролил.
Тейлор без спроса макает палец в застывшее пятно на столе.
Это кровь, вытекшая из глаза Артуро.
Потом тянет палец в рот, обсасывает и говорит:
— Да, вкусное, только какое-то соленое. Мда, есть такое.
— Тейлор, ты серьезно счас?
— Желудь, конопля, и шишки,… Я сейчас ширнулся в коридоре, понимаешь? Больше ничего не хочу слышать. Даже от этого Артуро, кстати, где он, этот ебаный ублюдок?
— Он там, где есть, ну если так хочешь знать — он где-то на обходе территории.
— Заибись, пошли его тоже от моего имени.
Можно?
— Да можешь, можешь, а теперь вали отсюда.
— Опачки! А кто у нас здесь сидит попой вниз?... да еще без делов? Такая сладкая задница простаивает без дела, нехорошо…
Он поднял полы пальто, облапил сзади ягодицы Салли, которая сидела на табуретке.
— Тейлор, Тейлор, блять, не распускай руки. Пожалуйста, уймись Тейлор.
— Как твое имя, крошка? А ну ответь, доброму дядечке!
— Салли, — едва слышно пролепетала девушка.
— Гы-гы, теперь она будет у меня «крошкой Салли».
— А ты заткнись Слоу.
Он уткнул указательный палец в меня.
Салли заплакала.
— Ты тоже заткнись, маленькая потекшая сучка.
— Вот что с вами делать? У меня теперь возник охуенный стояк, поэтому у меня давление повысилось. Но ведь надо его снижать, так говорят врачи.
— Тейлор, не трогай ее, я прошу тебя.
Но Тейлор надвинулся на девушку огромной тушей.
— Заткнись уебок херов. Она отсосет у меня сперва.
Затем сделаю ей укольчик в тесненькую киску.
После этого последует еще один укольчик, кожаный.
В ее маленькую и узенькую попочку.
Я давно о такой телке мечтал.
— А вот и мечты сбываются, ведь так Слоу?
— Чего ты молчишь то? Не ссы, им это нравиться, от маленького секса они просто балдеют, от них ничего не убудет, если она немного поработает своими губками.
Потом эта сучка будет молчать как миленькая.
— Ведь Голливуд начинается прямо сейчас,..
Тейлор достал айфон, готовясь снимать всё это в экшене.
Как она будет ему сосать, или отдаваться в остальные щели.
Огромный парень снял куртку, расстегнул ширинку, вытащил кол, вставил ей в рот, беря головку за светленькие волосы, засаживая до упора в горло.
Салли поперхнулась с рвотными позывами.
Сплюнула. После этого член залез ей опять в горло.
Снова тренькнул айфон Артуро в шкафу, поэтому пришлось отвлечься, на решение данной проблемы.
Ну а что: пара людей разновидного пола решили заняться вполне себе подходящим, обыденным делом.
Для них это как бы необходимость сходить в туалет, поссать или посрать.
Они ведь не умеют летать, поэтому, что им остается еще делать? Правильно, только отсасывать члены.
Ну а с другой стороны, давать сосать член другим.
Этим Тейлор и занимался как раз, по полной программе.
Я открыл замок шкафа ключом, открыл дверцу, а оттуда вывалилась голова и оглушительно захохотала.
Фак! Я чуть не обделался от страха, чуть не остановилось сердце от испуга.
Мне просто показалось, ну а голова просто свесилась с шеи Артуро.
Громко было то, что творил Тейлор с бедной головкой Салли. Он уединился с ней за перегородкой со столиком, одной рукой крепко придерживая ее за затылок, другой рукой направляя айфон под выгодным ракурсом, снимая горяченькое действо на камеру.
Оттуда слышались явственные чмокающие звуки, возникающие при отсосе, да возгласы Тейлора:
— Да детка, да, соси, соси, не останавливай темп.
Им сейчас, правда, не до меня, роющегося в карманах одежды Артуро.
Вот и айфон, столько на нём непринятых звонков и сообщений!
Конечно, блокировка стоит на нем, когда попытался открыть главное меню. И как его теперь разблокировать?
Не закрывая дверцу шкафа, направил камеру в лицо трупа, делая именной отпечаток.
Айфон одобрительно тренькнул, узнавая владельца, уже бывшего, снимая полную блокировку с экрана.
В этот момент в комнату вошла уборщица, она появилась с тележкой, на которой находились ведра с водой, моющиеся порошки, тряпки, и все такое, предназначенное для уборки.
Сама уборщица, невысокая женщина, одетая в одинаковую униформу для всех работниц: синий халат с белым передником, она вообще делалась неприметная для привычного глаза.
Сам, наблюдая за людьми по видеокамерам, и за снующими по территории ТЦ уборщицами, не один раз поражался тому приобретенному навыку, как они умеют делаться незаметными среди толпы посетителей.
Сливаясь не с ними, а как бы с самой обстановкой: с передвижными рекламными постерами, с игровыми автоматами, расставленными в углах или возле стен.
С наклеенными плакатами, мониторами телевизоров, прокручивающих одну рекламу.
О чем реклама? Так, о красивой жизни:
Ранним утром один молодой мечтательный юноша приходит к полуодетой девушке с букетом красных роз.
— Ну, и чем ты меня сегодня удивишь?
Спрашивает он ее с надеждой.
(надеясь, что она, наконец то, ему покажет свой маленький бутончик пока спрятанный за розовыми трусиками.
Или хотя бы минетом поразит. Не взаглот, а просто чуть-чуть, по половинке каждому.)
— А вот чем!
Восклицает девушка блондинка, кокетливо взмахивая волосами. И тут она протягивает ему красочную упаковку мужского дезодоранта.
Слоган: будь выше всего, и даже запаха.
Круто, что еще сказать, умеют же делать.
А дела обстояли у нас, в комнате охраны, примерно так.
Уборщица вошла в комнату, становясь внаклонку, чтобы втащить тележку через порог, потом обернулась к нам, окидывая всех взглядом.
Конечно, ей было много лет, она повидала всё на своем веку. Поэтому она почти не смутилась, застав нас всех троих в неприличных ситуациях.
Ну подумаешь, один парень трахает в ротик одну маленькую девочку, другой парень с безумным выражением на лице, что-то шариться в карманах, наверно чужих.
Какая хер разница.
Но она всё-таки произнесла, негромко.
— Может мне уйти?
— Да, проваливай нахуй отсюда мадам, да поживее.
— Поживее, да вот так, соси детка, не отвлекайся на пустяки, мне нужно, мать вашу, кончить…
С этими словами Тейлор отложил айфон, схватил головку Салли двумя руками, с силой насаживая на член, прижал к паху, и стал спускать сперму, немного передергиваясь всем телом, как при мочеиспускание, издавая какие-то нечленораздельные звуки, похожие на рычание удовлетворенного зверя.
— Блять, блять, — уборщица перекрестилась.
— Кончу только приберите за собой, хотя бы, бляди.
Ну а Салли в тот момент выплюнула полный рот спермы.
Белые сгустки, смешанные со слюной, с рвотными позывами, полетели на пол.
— Вот суки! Вы что творите?!
Прикрикнула удивленно уборщица при виде всего этого дела.
Тейлор отпустил девичью головку Салли, поэтому она кинулась в самый ближний угол, теперь уже заниматься другим делом, чтобы поблевать, извергая содержимое желудка, куда придется.
Тот угол был возле выхода, где стояла уборщица
— Вот ебанные вы бляди! Как мне теперь убирать полы?!
Закричала уборщица, наконец, в полную голосину.
— Все обоссали, всё обкончали, всё облевали бляди, ебанные пидорасы!
— Да никто уже не ссыт сейчас, — подал голос Тейлор.
Он уже спрятал вялый член в штаны, застегнул ширинку, отряхиваясь от капель кончи и слюны, надевал куртку, направляясь к выходу, где в углу по прежнему блевала Салли, и стояла уборщица, уперев зверские руки в бока.
— Мадам, возьмите за беспокойство, и приходите попозже.
Нежным голубкам нужно остаться тет-а-тет.
Тейлор сунул бумажку, в несколько шиллингов, в карман белого передника.
— Всё, я ухожу. Ухожу, ухожу, даже не смейте меня задерживать.
— Да, Слоу, советую, неплохая соска, кстати.
Попробуй тоже дать ей в рот, или засунь ей в зад. Только в губы уже не целуй.
Сам понимаешь.
— Ну всё-всё, я ухожу, всем адью.
—Адью-адью, «хуядью», бляди, нагадили вот тут, и уходят сразу, — проворчала уборщица, но немного сбавив тон, после подачи денег.— Тьфу на вас проклятущих, и приду вот теперь только после обеда!
Гордо заявила она, выкатила тележку из комнаты, потом покатилась вместе с ней куда-то туда.
В комнате мы остались вдвоем с Салли, не считая Артуро.
Стояла мертвая тишина, нарушаемая остатками рвотных позывов от скорчившейся девушки.
В это время я решал проблему с айфоном Артуро: ведь ему постоянно звонила и писала супруга.
Еще по работе, еще друзья и знакомые.
Я написал, от лица Артуро, что всё в порядке, никуда я не делся, а просто ухожу на сеанс массажа.
Якобы у нас сегодня в ТЦ, проводится акция именно для сотрудников, на посещение массажного салона с 50% -ой скидкой.
Поставил айфон в беззвучный режим.
Потом подошел к Салли.
Она стояла на четвереньках в углу.
Пальто с кофточкой задралось на гибкую спинку, обнажая черные чулки в стройных ножках, а полоска белых трусиков врезалась в круглую, аппетитную попу.
Там рядом было мусорное ведро.
Наверно туда она и блевала, равнодушно подумал.
Хотя ее вид сзади, меня чрезвычайно возбудил.
Может ее тоже трахнуть, напоследок, подумал, — ведь еще Тейлор посоветовал так сделать с ней.
Только без поцелуев, а то как-то погано, будто целуешь мусорное ведро.
Телка берет в рот у другого, тот кончает ей в рот, а она потом сосется с тобой.
Брр, полнейшая хуйня, хотя допустимая для куколдов и прочих извращенцев обитающих в нашем мире.
Я поднял девушку с пола, потащил, взваливая ее на себя, потом осторожно опустил на табуретку, где сидела она на ней, до всего произошедшего.
— Может салфетку, мем? — предложил ей.
Ну а что: набор салфеток, находился у меня под рукой и был наготове, если так можно говорить про эти влажные салфетки.
— Вам нужно вытереть лицо, мем. Берите.
Салли взяла у меня несколько салфеток из руки, принимаясь вытирать лицо и опухшие губки, с недавними следами спермы.
— Ты как, Салли? В порядке?
— Да, — едва слышно прошептала она.
— Давай я тебе сделаю чай, хорошо?
— Окей.
Согласилась девушка.
— Можно я почитаю, что там было дальше?
— Читай, раз так хочешь.
На этот раз, согласился я.
Пошел делать ей чай: включить электрический чайник, новая кружка, новый пакетик цейлонского чая, с долькой лимона, отрезанным от целого фрукта, остро наточенным складным ножом, с крутым лезвием и стальной рукояткой, которая легко умещалась в кулак.
Он тоже находиться неизменно при мне в кармане джинс, так на всякий случай.
Да хотя бы, чтобы порезать на кружочки тот же лимон к чаю.
А Салли между тем стала читать вслух
мои записи из блокнота…
Весна пахнет свежестью, и молодостью.
С этим утверждением, никто не собирается спорить.
А один мужчина, источал запах от себя, как все пожившие на свете человеки.
С таким положением вещей, наверно тоже никто не хочет возражать.
И вот Весна, в очередной раз, после покидающей Зимы землю, пришла в Мир. Поэтому они как-то раз днем, после обеда, встретились прямо на улице: мужчина, делающий небольшую прогулку в одиночестве, и Весна.
— Ну привет подруга, — хмуро пробормотал мужчина, который уже на своем веку повидал столько много лет и вёсен.
— Привет тебе дружище! — оживленно улыбнулась ему новая Весна: таяньем снега, быстрой капелью с крыш, ликующим чириканьем птиц, теплым солнечным светом, прыгающими как зайчики бликами от лужиц воды, набуханием почек на берёзовых ветках.
— Ну и зачем ты снова пришла? — ворчливо спросил мужчина. — Без тебя мне было так хорошо... Мороз, снег, вьюга: ну и что, зато всё стабильно, ничего не меняется, всё стоит на месте, как мое время проходящей жизни. Если бы ты не приходила сюда, в мой Мир, я бы жил вечно…!
— Но я приношу в ваш Мир аромат свежести, запах обновления, расцвета! все радуются этому!
Горячо оправдывалась Весна перед ним.
— Чему радоваться? Лужам, грязи, распутице?
— Ну и что! Это скоро пройдет! Вот увидишь!
— Вот почему то с каждой весной, лично у меня только увеличивается запах увядания, — едко заметил мужчина.
— Но каждому ведь свое, — Она улыбнулась, от души, и с крыши упали множество прозрачных сосулек.
— Ненавижу тебя! — воскликнул мужчина в сердцах, так громко, что от него шарахнулись случайные прохожие.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Весна, и пошла дальше по белому свету, а точнее, побежала вприпрыжку, как маленькая девочка, хотя она и была ее, по сути; по лесам, по речушкам, по опушкам деревьев вокруг городов, и везде, куда можно ей стало добраться, разносить запах молодости и весеннего цветения, постоянно улыбаясь щербатыми детскими зубками празднеству Жизни, коей представительницей она и являлась.
Конечно, кроме вечных снегов Арктики и Антарктиды.
Она торжественно побежала по еще заснеженным лугам и взъерошенным от долгой зимней спячки деревенским полям, по большим и малым улицам, беззаботно размахивая ручками, будто на седьмом небе от счастья, что снова вернулась, и от каждого легкого взмаха с ее пальчиков срывался сноп солнечных искорок с мелодичным праздничным перезвоном масленицы, а рассыпаясь на земле, тут же растворял твердые корочки снега и скользкий лёд на асфальте.
Из оттаявшей почвы на лужайках навстречу Ей, словно на долгожданное свидание полезли хрупкие стебельки подснежников, от великой отрады сделались пушистыми веточки вербы, а проснувшиеся ручейки возле рек, мягко и ласково зажурчали на мелководьях.
Она хороводила хороводы с развеселыми детишками, теперь одетыми в тонкие курточки, играла с радостной ребятней в прятки и догонялки.
А мужчина, понуро опустив голову, опираясь на трость, остался стоять на месте.
Он думал, долго вспоминал прошлое: что когда-то он тоже ведь находился на месте детворы, был маленьким мальчиком, и сильно радовался приходу новой Весны, неизбежно сменяющей Зиму: пускал бумажные кораблики по ручейкам; шлепал в резиновых сапожках по огромным как море, так ему казалось в то время, черным лужам; резво бегал за солнышком, запускал по ветру летающего змея; когда становилось жарко от беготни, то сосал тающие сосульки во рту словно мороженое, играл с ребятами в футбол во дворе, — да много чего еще.
С тех пор минуло много-много весен, хороших и не очень.
Можно сказать даже злых и сердитых.
Но теперь он старик, старый дед, и больше ничего.
Сухой, обломанный сук на стволе какого-то дерева.
Почти безжизненный, с запахом ещё большего увядания, от которого уже невозможно избавится, хоть мойся каждый час, и брызгайся духами.
Потом он, тяжело вздыхая, побрел к себе.
Пить крепкий чай, или черный кофе, переживая длительное Лето, дожидаясь последнюю Зиму, когда она вернется вспять, после уставшей Осени...
— Так это значит, ты и есть тот «мужчина»?
— Ну, да, наверно есть такое.
— А девочка, с запахом весны, это я?
— Нуу, не знаю.
— Отвечай сволочь на заданный вопрос!
— Ну да, видимо ты.
— Так какого хера ты позволил, чтобы в мой рот тыкали чужим немытым членом? И главное при всех!
Еще урод это снимал! Бляяять, что теперь со мной будет?!
Я чувствую себя конченной шлюхой.
Ты как это ему позволил вообще?!
— Что именно?
— Ты дурак Слоу, нет, ты точно медленный, медленный уебок блять, или хочешь, чтобы я это сказала, нна, я скажу сейчас, — сосать член постороннему мужику…
— Тебе это что, нравится?
— Что, нравится?
— Блять, ты точно конченная тварь! Мудила, блять!
Может я сама хотела тебе отсосать, но ты же стоишь где-то там, и спокойно наблюдаешь за тем, как меня заставляют сосать чужой хуй…
— Ты могла и не делать этого, Салли.
Спокойно заметил.
— Как?! ебанный блять!
— Как, — не сосать. Всё просто. Ну или откусить, хотя бы.
У тебя, есть же передние зубы?...или же тебе всё-таки понравилось, как тебя имеют в рот? Да, Салли?
— Ах ты блядина!! Заткнись, заткнись, заткнись, и заткни свой поганый рот! Навсегда! Тварь!
— Ты не достоин ничего!
— Ебаный пиздец писака, ты не достоин писать, понятно!
— Ты не достоин даже думать, о чем-нибудь. Ведь у тебя нет ни нормальных мозгов, ни стоящего члена, чтобы защитить девушку.
— Мисс, прекратите истерику, иначе буду вынужден вызывать полицию.
— Ах так! Нна, нна, нна вызывай, вызывай, чертов ублюдок!
Она схватила мой блокнот, принялась его разрывать на части, бешено вырывая страницу за страницей, пальцами с ногтями.
Клочки бумаги, поднятые бесполезной суетой, поднимались, затем медленно кружась, опускались на пол.
— Нна! Теперь как, ты доволен?! Кончил себе в трусы?!
— Сьеби нахуй отсюда, ебаная в рот шлюха! Уходи, и больше не возвращайся.
Салли убежала прочь из комнаты, подтягивая на ходу трусики и оправляя одежду.
— Вот гадство!
Пробормотал я вслух.
Теперь у меня даже блокнота не осталось.
Послышались снова шаги, в комнату вкатился, именно так, вкатился Ирланд, главный инженер нашего ТЦ.
Среднего роста мужчина, пухлый и толстый.
Пухляш, одним словом, да еще полысевший.
Мы все над угорали, конечно, за его спиной, как он качается, пытаясь сделаться мужественным мачо, чтобы превратить накопленное сало, в мускулы.
Ну да, он качался, у нас в ТЦ, есть фитнесс-зал, сауна, массажный салон.
Но его борьба за мускулы прекращалась, когда он приходил в «Бургер Кинг», чтобы уминать фастфуд за обе щёки.
От этого нарастал только живот, а не его мускулы.
И конечно от этого он очень злился, срывая злость, на тем, кто находится под рукой
Его характер доброго толстячка вконец испортился, превратившись в две черные расширенные от злобы пуговицы, вместо глаз.
Любовь всему виной.
Она, это Эльвира, администратор ТЦ.
Женщина вамп, или просто хищная сука.
Хотя что в ней такого: обычная молодая девушка, наверно с побритой киской, под стрингами.
С черными блестящими длинными волосами до попы, и с синими глазищами, и когда они смотрят ответно в глаза, то проникают в тебя, по самую душу.
От таких дам, меня передергивает, потом подолгу не могу успокоиться, и мучают бессонные мысли, приходящие ночью.
Уголок самовыражения
Можно сказать, что текст проходняк, сюда не вложено ничего особенного: ни капли сочувствия, ни доброты, ни переживаний, ни эмоций, ни внимания к потребностям общества.
А может самого главного — happy end…
Вообще ни-че-го.
*
Электрический чайник, из нержавеющей стали в корпусе, почему-то стоящий на микроволновой печи, в нарушении всех противопожарных правил, с гордой надписью «Виндзор», медленно, но неуклонно закипал.
У чайника имелся короткий шнур, как поводок у слишком резвой собаки, поэтому его основание с контактами, подключено к розеткам электропитания, к которому вели разветвления для питания видеорегистраторов.
В том числе для разных электронных мелочей.
Слоу не спеша поднял давно уставшее туловище со стула от бессонной ночи. Ведь ему, как всегда не спалось.
Тут можно подумать про него, что он предавался пьянству в пабах, искал уличных шлюх в пип-шоу, спускал время на азартные игры.
Но происходило совсем не так: он размышлял о многом, всё время старался что-то вспомнить, принципиально важное, лично для него.
Оно позабытое, выглядело почему-то заброшенным покореженным зданием кинотеатра: выбитые окна, сломанные входные двери, покосившееся полотно экрана, уже не белое, а темно-серое, обвешенное паутиной и пылью, отваливающиеся слои крашеной штукатурки с фасада, а под ними строчки старого красного кирпича, обгрызенного временем.
Или будто похожими на кривые знаки многочисленных вопросов перед концовкой, из книг, и фильмов: чем же там, всё-таки, заканчивается?
Но ответы не поступали, да и здание тоже с каждым разом ветшало и ветшало, будто на его сроке эксплуатации мелькали десятилетия.
Когда такое случалось, а это происходило постоянно, то он отстранялся от смятенных мыслей, что всё совершается впустую, перемежающихся с острыми приступами панических атак, принимался слушать аудиокниги со старенького китайского смартфона, на котором имелся интернет.
Выпивал залпом стакан дерьмового виски, гася приступ паники, закуривал сигарету с мятой пачки.
Потом из сделанных «закладок» запускал любимый сайт с книгами, прослушивая преимущественно классическую фантастику.
Он медленно засыпал полностью опустошенный, под голос чтеца, а утром его поднимал с постели ненавистный сигнал будильника.
Слоу встал, обернул голову к настенному зеркалу, стоящему возле стены, критически хмыкнул, оценив взглядом внешний вид, как «не айс».
Затем принялся исправлять мелкие оплошности: пригладил короткие седоватые волосы по бокам головы, они чуть встопорщились; подправил рукава черной рубашки; воротник, который закрывал старый шрам на шее, поэтому застегнутый до самой верхней пуговицы; подтянул кожаный ремень, затянутый в джинсы; переставил магнитный бейджик, немного к верху.
На том вроде бы можно остановиться: получился строгий, и безупречный вид.
Слоу снова хмыкнул, на этот раз удовлетворительно, дополнил образ «плохого парня», растягивая губы в зловещей ухмылке.
Но быстро спрятав улыбку внутрь, шагая по помещению, немного покачиваясь на ходу высокой угловатой фигурой, он обогнул внутреннюю стойку, состоящую из верхней поверхности, внутреннего столика, нескольких ящиков под ним, и с мягким табуретом в комплекте.
Миновал кресло, в котором находился Артуро.
Старший по смене, именно так он назывался для них, конечно для него самого.
В этот момент Артуро сидел перед шестью мониторами, показывающих обстановку в огромном торговом центре.
Да не обращал на них никого внимания: ведь пока еще утро, не наступило 09-50, когда можно и нужно охранникам, открывать торговый центр, дабы он заполнился различными покупателями.
Артуро неотвязно залип в айфон; что-то писал, что-то смотрел: тик-токи, пранки, или вроде того.
Слоу подошел к столу, он находился возле большого стола для мониторов, рядом с ним железная конструкция, служащая подставкой для микроволновки и для самого чайника, который исторг из себя облачки пара, затем отключился с тихим щелчком.
Там, на обеденном столе, приготовлено заранее, им самим: чистая фарфоровая кружка, один пакетик чая, с кружочком лимона лежащего на салфетке.
Слоу посмотрел на наручные электронные часы, табло показывало 09-27, поэтому надо бы взбодриться чаем.
Он будет без сахара, который вреден для здоровья, зато есть два аппетитных свежих круассана, завернутые тоже в салфетках.
Всё бы ничего, почти нормально, но оно отравляется чертовым настроением: в последние дни ему становилось не по себе, почему-то ощущая в полной мере беспокойность, граничащую с паранойей, которая будто находится в обложенном дерьмом тупике, где-то в подвалах, запутанной заканчивающейся жизни.
Слоу покосился на молодого парня, испанской наружности: среднего роста, возрасте тридцати лет, коренастый, черноволосый, с короткой стрижкой, бледное лицо, с которого уже давно сошел природный загар, от длительного нахождения в помещении, без солнечного света.
Еще он подумал; «Щенок! мальчишка без усов. А ведь получает от босса больше меня. Гораздо больше...»
*
Лицо Слоу исказила гримаса боли, точно его подвергли унизительной пытке.
Он посмотрел на телефон, лежащий на столе: металлический корпус, черный матовый дисплей, на котором высветились сообщения о непринятых звонках и сообщениях.
Тут ему снова с утра звонили из банка, или те же коллекторы, как всегда просят погасить задолжность по кредиту. Только как он погасить задолжность и сам кредит, если нет денег?
Странные люди, что они понимают, откуда берутся деньги, если он не работал в последнее время, года два или три.
Нищенская пенсия, ее едва хватало на аренду комнаты в «кондоме» для малоимущих, которую никак ни назовешь, а только конурой для собаки, и на покупку лекарств.
Еще надо бы кушать иногда, еще надо бы менять изношенные до дыр трусы и носки.
А еще обувь: Слоу привык к хорошей обуви, не к дорогой, а просто была удобной и долговечной, поэтому ему пришлось взять кредит в банке, под хорошие проценты (разумеется для банка).
Он думал, что со всеми расплатиться, но получилось совсем наоборот. Работы для него не было, и не находилась в то время.
Слоу давно поставил телефон на беззвучный режим, чтобы эти гадостные коллекторы не дожимали его с расспросами: «А когда? Будете платить? Мы подаем в суд...»
Да подавайте! Достали уже, — думал он сгоряча.
У него ничего нет: ни недвижимости, ни виллы, даже гаража нет, в связи отсутствием личного автомобиля.
До работы он ездит на метро, имея при себе проездную скидочную карту, а с самого начала добирался на велосипеде, потом он конкретно сломался.
Приходилось ходить пешком, ковыляя на поврежденных ногах две мили подряд.
Теперь велосипед ржавеет, валяется на открытом балконе, — пускай его и забирают в счет долга, если это взыскателям не смешно.
Поэтому по оставленным дозвонам и коротким сообщениям из банка, он предчувствовал, что ничем хорошим это не сулит.
Руки мелко задрожали, когда он стал наливать горячую воду в кружку.
Ему хотелось излить кипяток прямо на голову и на лицо, этому малолетнему паршивому ублюдку, который занимал его место, принадлежащее только ему одному.
По праву рождения, по возрасту, да и вообще.
— Ты включил лифты?— обратился Артуро, замечая, наконец, Слоу, стоящего рядом с собой.
Он держал кружку с кипятком, почти над головой, старшего по смене.
— Да сэр, телеэкраны тоже.
— Не забудь, скоро открытие.
— Да сэр, я уже приготовил ключи.
Иной раз, собаки бывают добрей, чем люди.
Он часто об этом думал, когда у него не бывало даже кусочка хлеба во рту.
Вена на шее набухла кровью, выступила наружу, рваный шрам побагровел, от этого кожу стянуло, будто в кулак.
Лицо Слоу вновь перекосила гримаса, а его рука непроизвольно протянулась, и зависла над головой Артуро.
*
Тут в дальнем углу комнаты, где постоянно царил полумрак из-за отключенного освещения, чтобы не болели глаза от мониторов, заворочался Тейлор на приземистом диване.
Диван был замызганный и грязный, как мама Юхансона, пах мочой, добавляя в пространство комнаты охраны, густой аромат от потных носков, от которых хотелось блевать.
Вставший с дивана человек, Тейлор молодой парень, шатен, высокого роста, плотного телосложения, дежуривший в прошедшую смену.
Только сегодня немного угашенный с утра.
Похоже с вечера вкололся ширевом, он как всегда сбежал со смены к дилерам, за дозой.
Когда ему позволяют бабки в кармане, хотя в тоже время постоянно стреляет у меня сигареты, из-за нехватки денег.
Ведь вчера босс выдал зарплату всем сотрудникам, поэтому вот, — Тейлор теперь угашенный.
Я его ненавижу, как ненавижу и всех, остальных коллег:
Руджан, молодой арабчонок, шустрый и быстрый, когда надо. Он курит травку.
Вайт, мужчина в возрасте, потребляет снюс, мэфедрон, кальян с солями.
Алекс, третий основной охранник, он плотно сидит на джинне. Поэтому у него красный нос и перегар, который он старательно скрывает, закидывая в рот пластинки жевательной резинки.
Артуро нюхает порошок, разбавленный кокс, смешанный с какой-то дрянью, или чистый кокаин.
Лично я сижу на таблетках, которые совсем не для здоровья предназначены.
Тут все, под чем-нибудь.
Наверно чтобы не сойти окончательно с ума.
От безделья, или от чего-нибудь другого.
Меня зовут Слоу, так пока меня все называют, «медленный». Да и к тому же бывший.
Раньше у меня было другое имя, которое уже забыл.
Помню что бывший: бывший морпех, бывший коп, бывший муж, бывший семьянин.
Просто бывший, фомэ, (former) как моя бывшая жизнь, которую пытаюсь забыть навсегда.
Иногда это удаётся.
Но иногда нет, тогда воспоминания лезут из всех углов в комнате, которую снимаю.
Приходиться принять таблетку, после рюмки виски, чтобы это всё ушло или растворилось, не мешая моей любимой бессоннице, чтобы уснул без тревожных снов, под голос аудиокниги.
Эти таблетки достаю по рецепту, от проверенного врача.
Случаться переплачивать в аптеках, но так устроена жизнь.
— Слоу! Не спим! На обход!
Раздается голос Артуро.
— Да сэр.
Хотя меня это получается, как выдавить из себя, из своего горла: «Дааааа, сээррррр».
Хорошо хоть без заикания.
Ерунда, — пускай весь мир подождет! — принимаясь готовить себе чай: в кипяток кружки опускаю пакетик чая, затем осторожно кладу ломтик лимона, только после этого, периодически подергивая за ярлычок пакетика, перемешиваю полученную жидкость.
Пусть теперь немного остынет, считаю нужным, ставя кружку обратно на стол, рядом с круассанами.
Тейлор идет по комнате, напевая «крошка Холли».
— Крошка Холли, крошка Холли…
— Ты совсем охуел?
Говорит ему Артур, то ли утвердительно, то ли риторически.
Тейлор не обращает на него никакого внимания.
Он похож на огромного бурого медведя, разбуженного от спячки.
Тейлор, наконец, собирается домой,
Так будет лучше для нас.
Решаю я, стоя возле открытой двери и наблюдая сцену.
— Мусор, Тейлор.
Говорит Артур ему, хотя он оделся и пытается уходить.
— Это не мой мусор.
— А чей тогда?
— Да черт его знает. Откуда мне знать.
Возмущается Тейлор.
Артур обводит меня и Тейлора, пристальным взглядом в котором чувствуется подвох.
Развожу руками, показывая, — что я, тут ни при делах.
У меня свой пакет для своего мусора, такое завел для себя неукоснительное правило, с первого дня поступления на эту работу.
Гнилые люди, гнилые нравы, гнилая работа.
Поэтому ничего не попишешь, как притворяться хорошими людьми одетым в черную униформу: перед боссом, перед «продавашками», и перед «покупашками».
— Тейлор, теперь выкини мусор!
— Да не буду. Пускай Руджан выкинет!
Я могу смотреть на это, целую вечность, когда кто-то из этих ублюдков не нарушит правила хорошего тона.
Там, в углу, на высоте приделана видеокамера.
Она широкополосная, с интернетом, и с голосом.
То, что я скажу или сделаю, тут же будет известно нашему боссу. Парни тоже знают об этом.
Но они плюют на это дело, чувствую свою безнаказанность.
Они бы приводили бы сюда девчонок, трахали их, на том же общем диване залитым спермой и кончой от телок.
Хотя они так и делали: занавешивали видеокамеру, потом творили что хотели.
Пили спиртные напитки, курили травку, в общем, вели себя крайне расслабленно, будто это не работа, а курортный пляж.
Но это комната охраны ТЦ, расположенная на первом этаже. Помещение со стальной дверью, служащее нам клеткой и тюремной камерой. Потолок скособочено упирается в стены, по ним развешаны различные пульты и приборы, панели с ключами на брелках от разных дверей.
Это всё так, только зачем мы здесь ошиваемся?
Следить за безопасностью других людей, или зачем?
Поначалу задавал такие вопросы, тогда Руджан, когда мы остались в смене вдвоем, а он накурился на ночь, ответил с суффийским спокойствием:
— Да ничего не произойдет. Забей бро. Спи сам спокойно в кресле. И не храпи там. Если хочешь, мы поменяемся: я за камерами, ты на диван.
Меня это настораживало и бесило.
Бесило от того что безопасность ТЦ стоит в минусе от ее нормального нуля.
Любой маньяк с оружием мог зайти и натворить делов.
Похитители похитить ребенка. Террористы заложить бомбу.
Да много чего другого: наркоманы, алкаши, бездомные, воры, психи, олигофрены, суицидники.
Есть и такие, которые хотят порезать вены прилюдно.
В первые дни за каждым углом, показанной видеокамерой, даже возле туалетов, в любом человеке, независимо от того, кто он, женщина, девочка, мальчик, чувствовал подвох.
Бывало, кидался на пол, зажимая уши.
Надо мной смеялись.
Что с них взять, с этих недоучившихся ублюдков.
Побыли бы они на моем месте, не то бы запели.
ПТСР, как-то так называется диагноз, поставленный врачами.
Плюсом, развившиеся со временем амнезия, полученная от взрывной контузии, при зачистке кишлака, от талибов.
Я хочу и желаю нести службу, которая теперь называется собачьей работой, как тогда, по уставу, по регламенту.
Ведь еще помню устав, его хоть сейчас назубок выпалю старшему сержанту, который меня дрючил тогда, правда, не помню его имени.
Регламент, те самые статьи уголовного кодекса и правового.
Но здесь, всем, — это по барабану.
Хоть по головам стучи, там и отзовется: тук-тук, тук-тук.
Вроде дятел стучит по дереву.
Еще один момент: как ни крути, мне обязательно выпадет тот несчастливый случай, когда нужно будет прикрыть напарником мою беззащитную спину.
В разборках в ночном кафе, или в ночном кинотеатре, — они у нас тоже в торговом центре находятся.
Да еще игровой клуб, он так и называется, — «от заката до рассвета».
Поэтому от полуночных зевак, тинейджеров, фриков, геймеров, крутых раннеров, искателей приключений на свою задницу, — здесь нет отбоя до самого утра.
Телки, наркотики, алкоголь, всё как положено.
Разумеется, всё должно было быть в нормах приличия: без дебошей, без драк, без скандалов.
Хотя не хватает только стриптиза, самой обнаженной девушки вертящейся вокруг пилона, да крутого борделя.
Кто тогда прикроет?
От ножа, от бейсбольной биты, да мало ли от чего.
И кто это будет: Руджан, Тейлор?
Вряд ли, думаю, нащупывая правой рукой газовый баллончик, спрятанный в кармане брюк.
Это вселяет спокойствие.
Как успокоительная таблетка, принятая мной с утра, от лишних нервов.
*
А может самого главного — happy end…
Вообще ни-че-го.
*
Электрический чайник, из нержавеющей стали в корпусе, почему-то стоящий на микроволновой печи, в нарушении всех противопожарных правил, с гордой надписью «Виндзор», медленно, но неуклонно закипал.
У чайника имелся короткий шнур, как поводок у слишком резвой собаки, поэтому его основание с контактами, подключено к розеткам электропитания, к которому вели разветвления для питания видеорегистраторов.
В том числе для разных электронных мелочей.
Слоу не спеша поднял давно уставшее туловище со стула от бессонной ночи. Ведь ему, как всегда не спалось.
Тут можно подумать про него, что он предавался пьянству в пабах, искал уличных шлюх в пип-шоу, спускал время на азартные игры.
Но происходило совсем не так: он размышлял о многом, всё время старался что-то вспомнить, принципиально важное, лично для него.
Оно позабытое, выглядело почему-то заброшенным покореженным зданием кинотеатра: выбитые окна, сломанные входные двери, покосившееся полотно экрана, уже не белое, а темно-серое, обвешенное паутиной и пылью, отваливающиеся слои крашеной штукатурки с фасада, а под ними строчки старого красного кирпича, обгрызенного временем.
Или будто похожими на кривые знаки многочисленных вопросов перед концовкой, из книг, и фильмов: чем же там, всё-таки, заканчивается?
Но ответы не поступали, да и здание тоже с каждым разом ветшало и ветшало, будто на его сроке эксплуатации мелькали десятилетия.
Когда такое случалось, а это происходило постоянно, то он отстранялся от смятенных мыслей, что всё совершается впустую, перемежающихся с острыми приступами панических атак, принимался слушать аудиокниги со старенького китайского смартфона, на котором имелся интернет.
Выпивал залпом стакан дерьмового виски, гася приступ паники, закуривал сигарету с мятой пачки.
Потом из сделанных «закладок» запускал любимый сайт с книгами, прослушивая преимущественно классическую фантастику.
Он медленно засыпал полностью опустошенный, под голос чтеца, а утром его поднимал с постели ненавистный сигнал будильника.
Слоу встал, обернул голову к настенному зеркалу, стоящему возле стены, критически хмыкнул, оценив взглядом внешний вид, как «не айс».
Затем принялся исправлять мелкие оплошности: пригладил короткие седоватые волосы по бокам головы, они чуть встопорщились; подправил рукава черной рубашки; воротник, который закрывал старый шрам на шее, поэтому застегнутый до самой верхней пуговицы; подтянул кожаный ремень, затянутый в джинсы; переставил магнитный бейджик, немного к верху.
На том вроде бы можно остановиться: получился строгий, и безупречный вид.
Слоу снова хмыкнул, на этот раз удовлетворительно, дополнил образ «плохого парня», растягивая губы в зловещей ухмылке.
Но быстро спрятав улыбку внутрь, шагая по помещению, немного покачиваясь на ходу высокой угловатой фигурой, он обогнул внутреннюю стойку, состоящую из верхней поверхности, внутреннего столика, нескольких ящиков под ним, и с мягким табуретом в комплекте.
Миновал кресло, в котором находился Артуро.
Старший по смене, именно так он назывался для них, конечно для него самого.
В этот момент Артуро сидел перед шестью мониторами, показывающих обстановку в огромном торговом центре.
Да не обращал на них никого внимания: ведь пока еще утро, не наступило 09-50, когда можно и нужно охранникам, открывать торговый центр, дабы он заполнился различными покупателями.
Артуро неотвязно залип в айфон; что-то писал, что-то смотрел: тик-токи, пранки, или вроде того.
Слоу подошел к столу, он находился возле большого стола для мониторов, рядом с ним железная конструкция, служащая подставкой для микроволновки и для самого чайника, который исторг из себя облачки пара, затем отключился с тихим щелчком.
Там, на обеденном столе, приготовлено заранее, им самим: чистая фарфоровая кружка, один пакетик чая, с кружочком лимона лежащего на салфетке.
Слоу посмотрел на наручные электронные часы, табло показывало 09-27, поэтому надо бы взбодриться чаем.
Он будет без сахара, который вреден для здоровья, зато есть два аппетитных свежих круассана, завернутые тоже в салфетках.
Всё бы ничего, почти нормально, но оно отравляется чертовым настроением: в последние дни ему становилось не по себе, почему-то ощущая в полной мере беспокойность, граничащую с паранойей, которая будто находится в обложенном дерьмом тупике, где-то в подвалах, запутанной заканчивающейся жизни.
Слоу покосился на молодого парня, испанской наружности: среднего роста, возрасте тридцати лет, коренастый, черноволосый, с короткой стрижкой, бледное лицо, с которого уже давно сошел природный загар, от длительного нахождения в помещении, без солнечного света.
Еще он подумал; «Щенок! мальчишка без усов. А ведь получает от босса больше меня. Гораздо больше...»
*
Лицо Слоу исказила гримаса боли, точно его подвергли унизительной пытке.
Он посмотрел на телефон, лежащий на столе: металлический корпус, черный матовый дисплей, на котором высветились сообщения о непринятых звонках и сообщениях.
Тут ему снова с утра звонили из банка, или те же коллекторы, как всегда просят погасить задолжность по кредиту. Только как он погасить задолжность и сам кредит, если нет денег?
Странные люди, что они понимают, откуда берутся деньги, если он не работал в последнее время, года два или три.
Нищенская пенсия, ее едва хватало на аренду комнаты в «кондоме» для малоимущих, которую никак ни назовешь, а только конурой для собаки, и на покупку лекарств.
Еще надо бы кушать иногда, еще надо бы менять изношенные до дыр трусы и носки.
А еще обувь: Слоу привык к хорошей обуви, не к дорогой, а просто была удобной и долговечной, поэтому ему пришлось взять кредит в банке, под хорошие проценты (разумеется для банка).
Он думал, что со всеми расплатиться, но получилось совсем наоборот. Работы для него не было, и не находилась в то время.
Слоу давно поставил телефон на беззвучный режим, чтобы эти гадостные коллекторы не дожимали его с расспросами: «А когда? Будете платить? Мы подаем в суд...»
Да подавайте! Достали уже, — думал он сгоряча.
У него ничего нет: ни недвижимости, ни виллы, даже гаража нет, в связи отсутствием личного автомобиля.
До работы он ездит на метро, имея при себе проездную скидочную карту, а с самого начала добирался на велосипеде, потом он конкретно сломался.
Приходилось ходить пешком, ковыляя на поврежденных ногах две мили подряд.
Теперь велосипед ржавеет, валяется на открытом балконе, — пускай его и забирают в счет долга, если это взыскателям не смешно.
Поэтому по оставленным дозвонам и коротким сообщениям из банка, он предчувствовал, что ничем хорошим это не сулит.
Руки мелко задрожали, когда он стал наливать горячую воду в кружку.
Ему хотелось излить кипяток прямо на голову и на лицо, этому малолетнему паршивому ублюдку, который занимал его место, принадлежащее только ему одному.
По праву рождения, по возрасту, да и вообще.
— Ты включил лифты?— обратился Артуро, замечая, наконец, Слоу, стоящего рядом с собой.
Он держал кружку с кипятком, почти над головой, старшего по смене.
— Да сэр, телеэкраны тоже.
— Не забудь, скоро открытие.
— Да сэр, я уже приготовил ключи.
Иной раз, собаки бывают добрей, чем люди.
Он часто об этом думал, когда у него не бывало даже кусочка хлеба во рту.
Вена на шее набухла кровью, выступила наружу, рваный шрам побагровел, от этого кожу стянуло, будто в кулак.
Лицо Слоу вновь перекосила гримаса, а его рука непроизвольно протянулась, и зависла над головой Артуро.
*
Тут в дальнем углу комнаты, где постоянно царил полумрак из-за отключенного освещения, чтобы не болели глаза от мониторов, заворочался Тейлор на приземистом диване.
Диван был замызганный и грязный, как мама Юхансона, пах мочой, добавляя в пространство комнаты охраны, густой аромат от потных носков, от которых хотелось блевать.
Вставший с дивана человек, Тейлор молодой парень, шатен, высокого роста, плотного телосложения, дежуривший в прошедшую смену.
Только сегодня немного угашенный с утра.
Похоже с вечера вкололся ширевом, он как всегда сбежал со смены к дилерам, за дозой.
Когда ему позволяют бабки в кармане, хотя в тоже время постоянно стреляет у меня сигареты, из-за нехватки денег.
Ведь вчера босс выдал зарплату всем сотрудникам, поэтому вот, — Тейлор теперь угашенный.
Я его ненавижу, как ненавижу и всех, остальных коллег:
Руджан, молодой арабчонок, шустрый и быстрый, когда надо. Он курит травку.
Вайт, мужчина в возрасте, потребляет снюс, мэфедрон, кальян с солями.
Алекс, третий основной охранник, он плотно сидит на джинне. Поэтому у него красный нос и перегар, который он старательно скрывает, закидывая в рот пластинки жевательной резинки.
Артуро нюхает порошок, разбавленный кокс, смешанный с какой-то дрянью, или чистый кокаин.
Лично я сижу на таблетках, которые совсем не для здоровья предназначены.
Тут все, под чем-нибудь.
Наверно чтобы не сойти окончательно с ума.
От безделья, или от чего-нибудь другого.
Меня зовут Слоу, так пока меня все называют, «медленный». Да и к тому же бывший.
Раньше у меня было другое имя, которое уже забыл.
Помню что бывший: бывший морпех, бывший коп, бывший муж, бывший семьянин.
Просто бывший, фомэ, (former) как моя бывшая жизнь, которую пытаюсь забыть навсегда.
Иногда это удаётся.
Но иногда нет, тогда воспоминания лезут из всех углов в комнате, которую снимаю.
Приходиться принять таблетку, после рюмки виски, чтобы это всё ушло или растворилось, не мешая моей любимой бессоннице, чтобы уснул без тревожных снов, под голос аудиокниги.
Эти таблетки достаю по рецепту, от проверенного врача.
Случаться переплачивать в аптеках, но так устроена жизнь.
— Слоу! Не спим! На обход!
Раздается голос Артуро.
— Да сэр.
Хотя меня это получается, как выдавить из себя, из своего горла: «Дааааа, сээррррр».
Хорошо хоть без заикания.
Ерунда, — пускай весь мир подождет! — принимаясь готовить себе чай: в кипяток кружки опускаю пакетик чая, затем осторожно кладу ломтик лимона, только после этого, периодически подергивая за ярлычок пакетика, перемешиваю полученную жидкость.
Пусть теперь немного остынет, считаю нужным, ставя кружку обратно на стол, рядом с круассанами.
Тейлор идет по комнате, напевая «крошка Холли».
— Крошка Холли, крошка Холли…
— Ты совсем охуел?
Говорит ему Артур, то ли утвердительно, то ли риторически.
Тейлор не обращает на него никакого внимания.
Он похож на огромного бурого медведя, разбуженного от спячки.
Тейлор, наконец, собирается домой,
Так будет лучше для нас.
Решаю я, стоя возле открытой двери и наблюдая сцену.
— Мусор, Тейлор.
Говорит Артур ему, хотя он оделся и пытается уходить.
— Это не мой мусор.
— А чей тогда?
— Да черт его знает. Откуда мне знать.
Возмущается Тейлор.
Артур обводит меня и Тейлора, пристальным взглядом в котором чувствуется подвох.
Развожу руками, показывая, — что я, тут ни при делах.
У меня свой пакет для своего мусора, такое завел для себя неукоснительное правило, с первого дня поступления на эту работу.
Гнилые люди, гнилые нравы, гнилая работа.
Поэтому ничего не попишешь, как притворяться хорошими людьми одетым в черную униформу: перед боссом, перед «продавашками», и перед «покупашками».
— Тейлор, теперь выкини мусор!
— Да не буду. Пускай Руджан выкинет!
Я могу смотреть на это, целую вечность, когда кто-то из этих ублюдков не нарушит правила хорошего тона.
Там, в углу, на высоте приделана видеокамера.
Она широкополосная, с интернетом, и с голосом.
То, что я скажу или сделаю, тут же будет известно нашему боссу. Парни тоже знают об этом.
Но они плюют на это дело, чувствую свою безнаказанность.
Они бы приводили бы сюда девчонок, трахали их, на том же общем диване залитым спермой и кончой от телок.
Хотя они так и делали: занавешивали видеокамеру, потом творили что хотели.
Пили спиртные напитки, курили травку, в общем, вели себя крайне расслабленно, будто это не работа, а курортный пляж.
Но это комната охраны ТЦ, расположенная на первом этаже. Помещение со стальной дверью, служащее нам клеткой и тюремной камерой. Потолок скособочено упирается в стены, по ним развешаны различные пульты и приборы, панели с ключами на брелках от разных дверей.
Это всё так, только зачем мы здесь ошиваемся?
Следить за безопасностью других людей, или зачем?
Поначалу задавал такие вопросы, тогда Руджан, когда мы остались в смене вдвоем, а он накурился на ночь, ответил с суффийским спокойствием:
— Да ничего не произойдет. Забей бро. Спи сам спокойно в кресле. И не храпи там. Если хочешь, мы поменяемся: я за камерами, ты на диван.
Меня это настораживало и бесило.
Бесило от того что безопасность ТЦ стоит в минусе от ее нормального нуля.
Любой маньяк с оружием мог зайти и натворить делов.
Похитители похитить ребенка. Террористы заложить бомбу.
Да много чего другого: наркоманы, алкаши, бездомные, воры, психи, олигофрены, суицидники.
Есть и такие, которые хотят порезать вены прилюдно.
В первые дни за каждым углом, показанной видеокамерой, даже возле туалетов, в любом человеке, независимо от того, кто он, женщина, девочка, мальчик, чувствовал подвох.
Бывало, кидался на пол, зажимая уши.
Надо мной смеялись.
Что с них взять, с этих недоучившихся ублюдков.
Побыли бы они на моем месте, не то бы запели.
ПТСР, как-то так называется диагноз, поставленный врачами.
Плюсом, развившиеся со временем амнезия, полученная от взрывной контузии, при зачистке кишлака, от талибов.
Я хочу и желаю нести службу, которая теперь называется собачьей работой, как тогда, по уставу, по регламенту.
Ведь еще помню устав, его хоть сейчас назубок выпалю старшему сержанту, который меня дрючил тогда, правда, не помню его имени.
Регламент, те самые статьи уголовного кодекса и правового.
Но здесь, всем, — это по барабану.
Хоть по головам стучи, там и отзовется: тук-тук, тук-тук.
Вроде дятел стучит по дереву.
Еще один момент: как ни крути, мне обязательно выпадет тот несчастливый случай, когда нужно будет прикрыть напарником мою беззащитную спину.
В разборках в ночном кафе, или в ночном кинотеатре, — они у нас тоже в торговом центре находятся.
Да еще игровой клуб, он так и называется, — «от заката до рассвета».
Поэтому от полуночных зевак, тинейджеров, фриков, геймеров, крутых раннеров, искателей приключений на свою задницу, — здесь нет отбоя до самого утра.
Телки, наркотики, алкоголь, всё как положено.
Разумеется, всё должно было быть в нормах приличия: без дебошей, без драк, без скандалов.
Хотя не хватает только стриптиза, самой обнаженной девушки вертящейся вокруг пилона, да крутого борделя.
Кто тогда прикроет?
От ножа, от бейсбольной биты, да мало ли от чего.
И кто это будет: Руджан, Тейлор?
Вряд ли, думаю, нащупывая правой рукой газовый баллончик, спрятанный в кармане брюк.
Это вселяет спокойствие.
Как успокоительная таблетка, принятая мной с утра, от лишних нервов.
*
Уголок самовыражения
Торговый центр носит имя «Мечта».
Так повелел назвать детище, когда начиналось строиться, и было заложено в проектах, умирающий миллиардер.
Он вложил в бетонное уродство, последние деньги.
Да все знают его, по слухам, у него не было прямых наследников, потом он всё-таки скончался.
Ведь таблеток для бессмертия еще не изобрели.
Поэтому осталось, наследие после него, в районе Сохо.
Торговый центр, четыре этажа, не считая цокольного, с лифтами, с эскалаторами, дорожки с коврами, мраморные полы, зеркальные витрины, есть даже океанариум с живыми морскими рыбами.
Много отделов, много бутиков, много разного.
В том числе и туалетов. Женских, мужских.
Иной раз, отслеживая по видеокамерам, торопливых снующих людей, они выглядят будто насекомые, копающихся возле какого-то не сгнивающего трупа, как туалеты всегда наполнены желающими опорожнить мочевой пузырь, или кишечник.
Кажется, что люди приходят сюда только для того, чтобы посрать и поссать. Купить, это что-то другое, мы лучше на распродажах купим по дешевле.
А здесь поделаем интимные дела.
Тут бесплатная туалетная бумага, освежитель воздуха, новая сантехника, жидкое мыло, зеркала, сушилки для рук.
Не хватает только фена, в женском туалете, чтобы волосы на лобке пригладить, хотя биде есть почти в каждом.
Я же говорю, — камер до фига и больше, установленных в каждом угле.
Но будь моя воля, то поставил их бы в туалетах, тоже.
Да не подглядывать, как человек справляет нужду.
Может психически больной, но не такой уж извращенец.
Кто-то может оставить закладку, кто-то утерять вещи.
Специально или не специально, а вдруг в них взрывное устройство заложили в том же туалете.
Тогда теракт. Второе «11.09».
Возможно? Вполне вероятно.
Не будь сотрудником безопасности.
Хотя это же я, не так давно валялся возле канала по Портобелло-Роуд, в районе трущоб Ноттинг-Хилла,
чтобы немного проблеваться от виски с клофелином, которым угостили одна блядища.
Я думал, будет шлюха нормальная, но она оказалась тварью. Поэтому мычал, блюя, срыгивая, черной блевотиной, склонившись над уличной канавой.
— Без-опас-пас-ность, без-опас-ность.
— Да будет тебе безопасность.
Подошедший незнакомый мужчина вдруг поднял меня на ноги.
— Приди в себя. Ты кто?
— Не знаю.
А что я ему мог сказать, когда находился в непотребном состояние, склонившись над нечистотами: блюя и рыгая.
— Возможно, ты нам пригодишься, вот моя визитка.
Позвони, sucker. Спросишь Ричарда.
Незнакомец кинул мне картонку в лицо.
Она не спеша приземлилась сверху вниз.
На которой, даже без преувеличения, ночью, при свете фонарных столбов, можно разглядеть золотистые тисненые буквы, складывающиеся в одно слово: М Е Ч Т А.
Что мне оставалось делать: утром побрился, помылся, позвонил по номеру.
Так меня взяли на работу, где платят хоть какие-то деньги. Одели в черную одежду: в черные джинсы и в черную рубашку.
«Мечта», — дерьмовое место, для того чтобы вы, поняли, где мы все оказались, и уж конечно не я.
Моя мечта, поверьте мне, совсем другая.
Я совсем не желал здесь оказаться.
Но мечты мечтами, а жить-то надо.
Поэтому оказался в мечте, а иными словами в полной gap.
Из которой не выбраться.
*
Тейлор препирался с Артуро, когда запищала пожарная сигнализация на одном из приборов. Тейлор подошел и вдарил кулаком по пластиковой панели с огоньками.
— Как ты достала! Всю ночь херачила без умолку!
В ответ сигнализация что-то жалобно захрустела и умолкла.
Похоже навсегда.
Улыбнулся про себя, красавчик Тейлор.
Что и говорить: слабоумие и отвага решают.
Хотя в этом случае просто вштыренное состояние, когда гонишь ширь по венам.
Тейлор понимает в этом толк: когда, сколько, зачем.
У него имеются одноразовые шприцы, салфетки, жгуты, бинты, повязки. Полная аптечка, которую он носит всегда с собой в рюкзачке.
— Вколи, мне тоже.
Как-то раз, попросил я его, когда он откинулся на диване, перед этим сам уколовшись.
— Тебе зачем?
— Так просто.
— Так просто не бывает…
Это было тогда, «там».
На поле боя, подорвавшись на связке замаскированных гранат с товарищем из «двойки», мне вкололи морфий, чтобы не чувствовал боли.
Ведущему товарищу было уже все равно, так как его разорвало в клочья, только кишки развесились по углам.
Ну а я, был прикрывающим его спину, шел позади.
Поэтому мне повезло, получается, что родился в рубашке, осколками посекло бронежилет и шлем, зацепило по ногам, да взрывной волной тряхануло от души, пока ворочался в воздухе.
Свободные парни после укола, мне на голенях поставили перевязочные «турникеты», чтобы кровь не вытекала.
Вот лежу на земле, на камнях, и такой кайф пришел, как никогда, будто нахожусь под девушкой. У нее узкая дырка, а я кончаю и кончаю в эту мокренькую щель.
С одной стороны, реально представилось, как кончаю в юною девушку.
С другой, меня волокут на носилках, под градом пуль и снарядов «рпг». Круто? Конечно.
Я чувствовал себя подобным богу, вершащим судьбы.
А что такое для бога маленькая пулька или снарядик.
Приход от наркотика окончился уже скоро.
В госпитале попросил снова укол, жалуясь на боль.
Меня укололи. Потом снова просил.
Но уже кололи простыми обезболивающими и витаминами.
От которых каждый раз хочется в туалет, или в моем случае пописать в «утку».
Только моча какая-то желтоватая каждый раз выходит.
После лечения, стал дергаться глаз от нервного тика, да иногда от волнения кривилась щека возле рта.
Маленький осколок пробил кевларовый воротник бронежилета, порвал кожу на шее, задел какой-то там важный нерв, отвечающий за лицевую мимику.
Наверно поэтому меня комиссовали на «гражданку».
Отчего, угадайте с одного раза, куда устроился:
полиция, отдел с наркотой.
Одни боролись, или мы с ними, тот еще вопрос.
После подставы, меня уволили оттуда с позором.
Уволить то уволили, а желание поймать кайф.
Осталось.
Фак! Я что ли буду рассказывать Тейлору, какой приход надо ловить. Не хочет, так не хочет. И не надо.
У нас есть спасательный круг: они желтенькие и кругленькие. Две штуки в сутки, мне вполне хватает, для того чтобы не уснуть, и уснуть.
Странное состояние, — спать, и не спать.
Можно сказать, что это лунатизм, или сомнамбулизм.
Но я называю бессонницей.
Так будет проще и лучше, объясниться, почему иногда гуляю по торговому центру, ночью и совсем один.
*
— Слоу! Не спим! Чего ты стоишь как член?! Бегом на обход!
Раскричался Артуро.
Видимо так и не смог разрешить ситуацию с мусором, решив сорвать злость только на мне.
Угашенный Тейлор улыбался, застегивал куртку, стоя возле настенного зеркала, а Артуро находился с мешком мусора, возле выхода.
Его бледное лицо покраснело, он выглядел как вареный рак, напрягаясь от крика:
— Я вас всех завалю! Блять, засрали тут всё! Факинг пидорасы!
Тейлор направляется к выходу, едва не сшибая на пути вешалку для одежды.
— Да всё окей, биг босс, — глухо бурчит он, поправляя вешалку, чтобы она не упала на пол.
— Не ссыте тут, без меня.
Тейлор от души хлопает меня по плечу на прощание.
Это как бы по-дружески выглядит.
Ведь Тейлор снова завтра вечером придет на ночную смену, когда уйдет Артуро домой с дневной смены.
Сейчас он уходит, чтобы поделать свои делишки.
Может поспать, может трахнуть телку, или то и то, совместить, приятное с полезным.
Он потом ночью расскажет, что он творил, под воздействием сыворотки правды.
— И тебе не хворать, пойдем, провожу до дверей, — отвечаю Тейлору.
— Нахуй такие провожания! Вы что — совсем охуели?!
Слоу на обход!! Блять, как дети!
Тейлор смеется и кивает мне: теперь он пойдет домой через «служебку».
Запутанный выход из ТЦ, так сказать с черного двора, где находятся мусорные баки, курилка, стоянка для авто, клетка для сбора картонных упаковок.
Служебный выход, или вход.
Скрытый от фасадной парадной жизни.
— Мусор взял!
Тейлор смеется, уходя, громыхая по ступенькам сапожищами, показывает пальцем «фак», который Артуро не видит.
Зато вижу я, ведь стою за порогом комнаты, а Артуро внутри помещения с мешком, полным мусора, в руках.
— Трахать вас надо!
С горечью бурчит он, становясь раком, снова укладывая мусорный мешок в корзину.
Да-да, трахать то надо, только трахалка ни у кого пока не выросла, без особых эмоций думаю про это событие, укладывающуюся в нашу повседневную жизнь.
Вот она, из таких мелочей и состоит, наша жизнь.
Куда-то пошел, что-то сделал, с кем-то поругался, с кем-то непринужденно поздоровался.
Вот из чего состоит жизнь.
Из мелочей, мистер дорогой, из мелочей.
Самое обидное, что приходится тратить на эти мелочи личное время, но также они, по закону подлости, происходят не совсем вовремя.
Когда человек не готов к такому повороту событий.
Вроде как запрещенного приема в боксе, или на ринге против тебя выступает чемпион мира, да еще в супер тяжелой категории, ведь в жизни нет правил для этого.
Артуро со злостью, отшвыривает пакет с мусором, на свое законное место, затем тяжело дыша, точно после боя с противником, достает из кармана брюк пакетик с белым порошком.
Открывает его и пальцем сует себе в рот, под язык, кристаллический комочек.
— Чего ты смотришь?! Ты куколд, или наблюдатель?!
— Нет сэр.
— Тогда иди на обход, Слоу.
— Да сэр.
Я развернулся, пошел было к выходу, где была еще одна стальная дверь, открывая путь на этажи.
— Долгий Факер твое имя! Рацию, кто будет брать?!
Раздалась брань Артуро.
— Сорри сэр, забыл.
Мне пришлось вернуться в помещение.
Там, внутри стойки, находились рации.
Их было четыре, воткнутых в зарядные устройства.
Одну взял себе, другую кинул в руки Артуро, который уже присел в кресло за мониторы.
Он поймал, покрутил, подул в микрофон.
Из моей рации, послышалось громкое, — уффф.
Я тоже покрутил регулятор, чтобы убавить громкость, повесил рацию. Защелкнул на поясной ремень.
«Там», было всё не так, и рацию вешали совсем в другом месте. Но здесь, — это здесь.
Приходиться считаться с новыми правилами, устоями, моралью, и поведением.
— Так-то лучше, — обнадежил меня Артуро. — А то ходишь, как дерьмо на палочке.
— Хватит тупить Слоу. Ведь могу и оштрафовать тебя.
— Да сэр, я понял.
— Раз понял, — выкини мусор. Плиз. Даже не так: это не приказ, чисто по-дружески. Ведь пока прошу: выкини мусор, сейчас. Пожалуйста.
— Нет сэр. Не могу.
— Почему?
— Он не мой. Свой мусор уношу и выбрасываю сам.
Чужой, — пусть другие выкидывают.
Так-так-так, в ответ пока стучит Артуро пальцами по столу.
На одном из его пальцев на правой руке, поблескивает обручальное золотое кольцо.
Он женат: молодая красавица жена, семья, дочка.
Хорошая квартира в новостройке, приобретенная в ипотеку.
Что еще нужно для славной счастливой жизни?
— Так, значит: Слоу, — я запишу на тебя двойную смену.
Двойной оклад, это двойные деньги, понимаешь?
— Да сэр. Понимаю. Но не могу этого сделать.
— Что не можешь? Что не можешь?
Повторяет Артуро вновь и вновь, подскочив с места, и придвинув лицо к моим ушам.
— Что не можешь? Еще раз скажи сука!
Громко дышит он мне в ухо.
Так может дышать только самец во время гона, почуявший самку. Полной грудью, вдыхая и выдыхая воздух, наполненный запахами ярости и предстоящей боли.
— Я не слышу ответа! Что больше не можешь…
— Что именно, сэр?
— Да всё. Ты лузер, на самом деле.
Любишь, ту ситуацию, когда тебя нагибают раком.
Тебе нравиться, когда тебя имеют в зад в прямом и переносном смысле. Наверно обожаешь отсасывать член.
— Я не пидор, сэр.
— Нееет, ты пидор, самый, что ни на есть, настоящий пидор. И какого члена ты сейчас залупаешься, я не понимаю!
*
People are strange when you're a stranger
Люди — чужие, если не дружен,
Faces look ugly when you're alone
Лица — уродливы, коль ты один,
Women seem wicked when you're unwanted
Дамы — порочны, раз ты — не нужен,
Streets are uneven when you're down
Улицы — кривы, когда в душе — клин.
А память уже не может помнить всего…
*
Его зовут Дейви.
Этот драный черт, охранник.
Из стоящего напротив центрального входа, здоровенного отдела «Летуаль», в котором продается косметика, парфюмерия, и прочая дамская ерунда.
— Как у вас дела?
— Супер. Лучше не бывает.
Говорю ему, не оборачиваясь.
Точнее обернулся, всё-таки, и сказал:
— Дейви, не ходи за мной.
Он прилипчивый сукин сын.
Как увидит, то постоянно ходит и ходит за мной.
А что ему можно такое сказать, — в комнате охраны теперь имеется труп.
Ну, помер однако, человек.
В глазнице, с авторучкой.
Что ж, бывает и такое.
Дейви, всё равно не отставал, он старательно семенил коротенькими ножками рядом со мной.
Неприглядный толстячок, в форменной одежде, который взвалил на себя роль охранника.
— Послушай, послушай Слоу: они нассали мне в бургер.
— Кто они?
— Да эти, из игрового клуба, ты же их всех знаешь.
— Понятно. Я разберусь.
— Точно?
— Да Дейв, разберусь, по полной программе.
Фак, как же он меня достал этот Дейви.
Я просто весь исплевался, покуда нашел этот тихий уголок, между третьим и четвертым этажом, здесь мало кто ходит: обычно посетители передвигаются по этажам, или на лифтах, или на эскалаторах.
Стоя на лестничном пролете, достал из нагрудного кармана блокнот небольшого размера, вместе с новой ручкой, с черными чернилами.
Раскрыл, пролистал блокнот, нашел нужную страничку, что у нас тут написано:
09-20, — запуск лифтов и эскалаторов.
09-27, — выпить чай.
09-30, — пойти на обход.
09-50, — открыть парадные двери.
10-00, — повторный обход, всех отделов.
Посмотрел на часы, — 10-05, значит, пока укладываюсь в график.
Почесывая голову, в раздумьях как поступать дальше, сковырнул бородавку, или что-то там: нарыв или прыщ.
Она чуть сзади уха находилась.
Потекла кровь, заливая мне шею теплой жидкостью.
Как же всё не вовремя происходит, твою мать!
В кармане брюк, нашлась пара салфеток из серии «влажных», теперь высохших от срока давности, запихнутых туда на всякий случай.
На ощупь салфетками обтер шею от крови.
Фак!! Всё равно придется идти в туалет, смотреться в зеркало и отмываться от оставшихся пятен.
Смешно звучит, но я не хочу больше умирать.
Ни сейчас, и никогда больше.
На самом деле, Умирать это больно и страшно.
Безумие, просто безумие…
Придется вносить изменения, поэтому стал писать на новом листочке: «спуститься в туалет на цокольном этаже, отмыться, привести себя в порядок, и продолжить обход…»
*
У него есть блокнот с авторучкой.
Записывать всё, что с ним происходит, чтобы потом вспомнить, оценить свои действия в мелочах.
Так ему посоветовал доктор. Психиатр, или кто-то еще.
Ведь у него амнезия: не помнит, что было вчера.
Неделю назад, месяц, или год.
А всё остальное, случившиеся с ним загодя, до того, как попал сюда, вспоминается как сейчас.
Но он уже хочет забыть это, как кошмарный сон.
Первое, что он делает, после того как встал, умылся, сделал дела в унитаз, пишет на чистом листочке блокнота.
Он лежит на тумбочке, рядом ручка с синими чернилами.
Его никто не заставляет этого делать, оно получается спонтанно, само собой,— и вот он пишет:
«Прежде чем станет лучше, будет хуже».
Потом вспомнил и написал библейские истины:
«Не убий ближнего своего.
Не воруй у брата своего.
Не прелюбодействуй с женой, и ее дочерьми, ближнего своего…..»
Наверно, это твиты из рая.
Долбаный «твиттер», гребаные социальные сети, — они сведут его с ума окончательно.
Вечером, когда наступает отбой, обычно кричит:
— Откройте мне двери …!
Ведь он находиться в отдельной палате психиатрической больницы: белые стены, белый потолок, окно с решеткой.
Завтрак, обед, и ужин, а потом сон.
Всё по устоявшемуся графику, распорядку в жизни.
Во время них, и в переменах, делает записи в блокноте.
Потом, после отбоя бьется головой об стены, об бетонный пол, об потолок.
Ведь он научился уже летать, правда, во снах.
В комнату врываются люди в белых халатах.
Они делают немного больно, надевают смирительную рубашку, скручивают руки.
«Не убий, ближнего своего…»
Наверно он, сын Человеческий, а не божий.
Память воскресла, обрела очертания, поэтому он вспоминает, как когда-то висел на кресте, через несколько поколений назад, во времени.
Принимал муки тяжкие, но никто не оценил.
Ни тогда, ни сейчас.
Пока помнится, но ведь пройдет минута, он всё забудет напрочь, что происходит в данное время.
Но старается помнить, помнить, помнить…
Посланный ему твит из Рая.
Он царапается пальцами, ногтями, кусается зубами, чтобы оставить после этого хоть какую-то зарубку.
Но всё бесполезно, он засыпает…
— Вот факинг дьявол! Смотри-ка, как кусается.
Один из санитаров показал укушенную ладонь, старшему из них. Он проговорил:
— Мда, собака, сколько людей он ограбил. Будь моя воля, давно бы его прикончил. Знакомился в «социалках», потом их грабил; без разницы, мужчина, женщина, девушка.
Но решает здесь Док, поэтому так. Черт бы его побрал! Ладно, идите по своим делам.
— Вышли вон, что тут непонятного!
Скомандовал Старший.
Санитары вышли. Когда они удалились, Старший подошел к кровати, где лежал «он», спутанный, и уколотый успокоительным средством.
Возле кровати, тумбочка.
На ней лежит блокнот с авторучкой.
Он был раскрыт, исписан мелким неровным почерком.
— Ничего, завтра как новенький будешь. Упражнение Дока.
Проговорил Старший, убирая исписанный блокнот в карман халата. Взамен кладя на тумбочку другой.
Точно такой же. Еще не исписанный блокнот, с чистыми листочками, пододвигая к нему авторучку с синими чернилами.
*
Ну да, было дело, не так давно лежал в «психиатричке».
Что тут такого, стыдного, миллионы таких людей находятся среди нас. И ничего, мир как-то живет.
Люди сходят с ума по разным причинам.
Только не совсем помню, из-за чего сюда попал.
Наверно совсем дурной был тогда, творил нехорошие вещи.
Но их не помню, те пустоголовые поступки: кражи продуктов из маркетов, отбирание сумочек у дам, крушил стекла на лимузинах, отрывал зеркала, разбивал фары, вытаскивал магнитолы и ценности.
А там, меня вылечили, почти.
Санаторий элитного класса, что сказать: кормешка, жильё, полное обеспечение.
Витаминчики колют, мне это нравится, правда.
Да еще бесплатная прислуга, которые меня обслуживали как высокородного герцога, иногда кормят с ложечки, так как руки бывало, связаны.
Но как-то раз, наступило солнечное утро, главный доктор сказал на обходе при всех, что могу теперь выписываться оттуда.
Я стоял, а потом медленно осел на кровать, от всего: от удивления, от возмущения, от волнения, а мне нельзя волноваться.
Как же так? Что мне теперь делать, куда я пойду, чем заниматься…
Эти насущные вопросы, так или иначе, неотвязно полезли в голову. Доктор придвинул стул, стоящий возле тумбочки, сел напротив меня:
— Выйдете вон, мне нужно с ним поговорить наедине.
Обратился он к своей докторской свите.
Те послушно вышли из моей уютной и домашней палаты, мы остались вдвоем, тогда доктор заговорил:
— Ты уже здоров…
— Но я…
— Не перебивай, плиз. Ты уже здоров, ты можешь жить как любой свободный человек. Ты ветеран боевых действий, бывший полицейский, но это не дает тебе право оставаться здесь до конца твоих дней, понимаешь?
— Не, не, не совсем понимаю вас, Док.
Пробормотал в ответ.
— Ты занимаешь чужое место. Чужое, пойми, Слоу.
Нам надо лечить других людей, а ты занимаешь их место.
Больница не резиновая, понимаешь.
— Понимаю, и куда я пойду сейчас?
— Хороший вопрос Слоу, отличный даже.
Док потер ладони как бы от радости, или от свалившейся проблемы, на шеи других людей.
— Вот и ладненько, короче: из твоих накопленных денег с пенсии, мы подобрали тебе жилье в аренду, так, на первое время. Конечно не королевский дворец, не центр города, и не отдельный пентхаус, но думаю, тебе понравится.
За неё уплачено за год вперед.
— Это комната на третьем этаже в кондоминиуме: есть мебель, телевизор, душ, туалет, кухня, горячая вода, отопление, и даже балкон. Соседи превосходные, все душевные. Вот адрес, как до него добраться: какое метро, какие автобусы.
Доктор передал мне обширную записку.
— Это ключ от входной двери дома, а этот от комнаты.
Запоминаешь? Держи.
Он ткнул мне в руки две железки на пружинном колечке.
— Спасибо док, но я...
— Никаких но, — вот смотри, что принес тебе еще в подарок.
Доктор из-за спины как заправский фокусник извлек красочную коробочку.
— Это телефон, то есть, смартфон, правда китайский.
Но тебе всё равно пойдет на первое время.
Я молчал, не зная как реагировать.
Док уже распаковал коробку, достал телефон, протянул мне.
— Бери, он теперь твой. Он уже с сим-картой, можешь звонить куда хочешь, да еще с интернетом.
— Спасибо док. Но я...
Доктор махнул рукой:
— Ничего не знаю, бери, бери.
Пришлось взять в руки, крутить в руках эту красивую пустышку, поэтому делать вид, что радуюсь, хотя на душе отчаянно скребли кошки.
— Там, номера, уже кое-какие есть, можешь звонить по ним, когда станет совсем туго.
—Я выпишу тебе направление, чтобы в аптеке тебе выдавали таблетки. Они помогут, но тоже в начале, во время адаптации к нормальной жизни.
— Но я, но как?
— Не знаю.
Доктор встал, и развел руками.
— Не знаю, откуда мне знать, я же не всеведущий Шива.
Просто могу посоветовать; найдите работу, для начала.
Доктор пошел к двери, но вдруг остановился:
— Ты пишешь еще, в нем?
Взглядом он показал на лежащий блокнот на тумбочке.
— Да сэр, пишу.
— Пиши и впредь, это должно тебе помочь тоже.
Не забывай об этом: составь график на день, или на неделю, пиши маленькие заметки, что происходит с тобой.
Буквально два-три слова.
Кстати, там, в телефоне есть один сайт, я его вбил в память.
Вообщем слушай книги, когда не захочется спать.
Да и еще тебе нельзя волноваться, ни в коем случае.
Тебе нельзя волноваться, запомнил?
— Нет, о чем это я, тогда лучше запиши, прямо сейчас и главными буквами: «Мне нельзя волноваться».
Я взял блокнот, стал выписывать наставление доктора.
Оно получилось очень громоздким, поэтому врезалось мне в память.
— Всего хорошего, Слоу.
Доктор аккуратно закрыл дверь за собой.
Тем же днем, меня выписали, еще до обеда.
Заставили снять больничную пижаму, надеть обычную одежду, которую носят все люди, там на улицах.
Нет, на обед остался, переодетый и сидя с гражданскими вещами уже где-то в коридорах, а что еще делать, разве можно было пропасть такому сочному пудингу?
Я хотел было остаться на ужин, ведь меня там ждал отменный кусок жареной индейки, с овсянкой.
Но почти силком, охрана вытащила меня за ограду, столь гостеприимного заведения.
— Иди нахер отсюда!
Озлился на меня Старший, конвой был под его полным руководством.
— И больше не появляйся! Ты понял?
— Да сэр, гребаный ублюдок.
— Поговори мне еще тут; вообщем, — Док решил тебе малость денег подкинуть на жизнь…
Старший показал конверт.
— Но мы тут посоветовались с парнями, — зачем тебе: слишком много будет. Тем более компенсация за укусы, ведь ты же кусаешься как собака, а лечение стоит денег. Еще моральный ущерб.
Он разорвал конверт, достал из него пачку денег: по бумажке дал охранникам за молчание, большую часть банкнот отсчитал и положил к себе в нагрудный карман белого халата.
Оставшиеся бумажки, Старший швырнул мне, через прутья калитки в заборе.
— Да-да, подбирай с земли, ты же собака, Слоу.
Напоследок, уходя, он сплюнул.
Конечно, мне пришлось так сделать: деньги, это деньги.
На дороге они обычно не валяются.
Их было несколько бумажек, целиком они составляли то ли три фунта, то ли четыре, то ли все пять.
Не миллионер в общем, но надраться хватит.
Так решил, когда направился к себе, в новый дом.
А блокнот на страничке обновился новой записью:
«доехать до дома на метро, зайти в дом, познакомится с человеками, осмотреться, сходить в магазин и купить, и купить…»
Да всё было нормально, доехал в метро, правда, там какой-то негрятёнок, всё вокруг меня бегал по вагону.
Или я вокруг него, но неважно.
А в доме оказались сплошь странные разрисованные люди, со страшными рисунками, сделанными прямо на коже.
Некоторые были мускулистыми, некоторые хилые и слабые, торчки называются, а те были боссы, как я понял чуть позже. Когда у меня забрали деньги, последние, от Дока, пять фунтов.
Ведь здорово проголодался к вечеру, хотел послать людей по привычке в больничке, взять покушать что-нибудь, но они отобрали у меня все деньги.
Не силой, а так, «развод» называется.
Всё так, да только дурак не поймет, что это не так.
— Мне нельзя волноваться, мне нельзя волноваться…
Выговаривал вслух, особенно для себя, когда сломал руку самому мускулистому мужику, биг боссу по ихнему.
Деньги вернули, правда, уже два фунта с мелочью, и с бутылкой коньяка, с копченым окороком.
Коньяк и окорок, помогли мне забыть об этом маленьком недоразумении.
Соседи вправду тут оказались душевными, даже слишком.
Что ни день, то концерт по заявкам: душат, и душат, друг друга, прямо слеза прошибает от такой любви.
Через стенку живет Исмаил с семьей, он турок, понимает только по-турецки, всё время продает какие-то «шишки».
Шиш-шиш-шиш, — только и слышится оттуда.
Через другую стенку живет проститутка, Миша, или кто там ее, короче она приводит клиентов себе домой.
Как приходит клиент, из-за стенки той, раздается:
Трах-трах-трах….
Бьется то ли голова об стену, то ли спинка кровати.
Тарахрах, — когда они вместе кончают, и трясется стена.
Снизу и сверху, необычные люди, у них все время бывает тихо, только иногда у них слышатся тихая музыка, вроде как играют на пианино.
Иногда думаю, что они маньяки.
Тихо разделывают своих обездвиженных жертв, под аккомпанемент Рахманинова...
Потом искал работу, там же работал, где взяли;
Официантом в кафе, в наряде с передником, правда, только один день, покуда не разбил поднос с заказом об голову малолетнего щенка, который посмел указывать мне, куда ставить тарелки на столик.
Заправщиком на автозаправке, один день.
Покуда не вставил шланг одному сэру, в заднее анальное отверстие, за грубость, проявленную по отношению ко мне.
Он еще сказал:
— Вставь в себе в зад этот шланг, че ты тупишь!
Я сказал что не могу, да и не желаю вставлять себе что-то в жопу. Но раз так он хочет это попробовать испытать это на самом себе… почему бы и нет.
Может кому это нравится, я же не знаю.
Залить полный бак, в анал.
Я только порвал штаны, и добрался до трусов, как меня остановили: там был весь персонал вместе с директором, у которого оказались почему-то выпученные глаза, как у окуня, который глотает воздух на берегу.
Уволили, даже без денег.
Потом была автомойка, работал автомойщиком.
Работа поначалу нравилась, знай себе, поливай водой туда-сюда авто. Пока один сэр не докопался:
— Не так моешь, не туда брызгаешь...
Пришлось, показать джентльмену, в галстуке, в белой сорочке, с золотыми запонками, кто тут прав.
«Кёрхер», его фамилия, с четырьмя паскалями давления.
Мокрый джентльмен, дядя с подмоченной репутацией и с мокрыми намыленными усами уехал после скандала на «прадо».
А меня выгнали, правда, пару шиллингов уж дали на пиво.
Работал грузчиком в маркете, правда, один день, покуда не разбил ящик дорогого вина.
Просто споткнулся, об какую-то ерунду, поэтому ящик с вином вылетел из рук.
Хотя можно было его спасти: упасть самому вниз, принимая на себя удар от падения, но там можно было разбить голову.
Ну а что, мне дороже своя целая голова, чем разбитый ящик с пойлом.
В итоге не заплатили ни одного пенса.
Раздавал рекламки в костюме зайца, покуда меня не послали на хер, за то, что чересчур настойчиво вручил парню листовку. А мне волноваться нельзя…
— Нельзя, нельзя, — твердил я себе, когда гнал того пидораста по проспекту добрых полчаса.
Клеил листовки с объявлениями на рекламные щиты, покуда у меня не украли портфель, со всеми вещами: листовками, клеем, и самим портфелем.
Ведь портфель был самый дорогой из всего.
Заплатили мне деньги за работу?
Конечно нет: вычли полностью, за утрату имущества.
Искал ли я работу дальше? Разумеется.
Но это не всёгда получалось с положительным результатом.
Нашел работу на стройке, подсобником каменщика, но ничего думал, дорасту до главного.
Мы строили высотное здание.
Мне нравилось, покуда мой каменщик, за кем был закреплен, не приказал мне поднять на высоту двадцатого этажа еще кирпичей.
Я исполнил его приказание: сбегал вниз, с помощью «кара» с полозьями, погрузил в лебедку тюк кирпичей в упаковке.
Всё было ничего: управлял лебедкой, нажимая на кнопку, но тут пролетела стая ворон, тут захотел пожелать им доброго утра.
Но перепутал кнопки, от резкого рывка тюк кирпичей развязался, рассыпался, кирпичи полетели вниз, как бомбы с «фантома» во Вьетнаме.
Я сам испугался, а внизу как раз ходил с инспекцией прораб с инвесторами.
— Ложись!
Кричу. Сам ныряю в какой-то подвал, и только наблюдаю, как с неба сыплются кирпичи.
Они такие круглые, или квадратные, кажутся, когда они вертятся в небе.
Бух-бух-бух… слышатся щебенистые хлопки об землю.
Слава богу, прораб в каске, ему прямо по темечко прилетело кирпичом.
Но так как он был в каске, которая оказалась потом треснутой, благодаря этому он остался жив, правда немного заикается сейчас. По слухам.
Другие члены тоже были в касках, да их не задело.
Обошлось малой кровью, как говориться.
Ну а меня, пинком под зад.
Со стройки. Ладно разрешили спецодежду забрать.
Мда. Смешно может кому-то.
Только мне не смешно, на самом деле.
Работал дворником, сантехником.
Да всем, кем можно было быть на этом свете.
*
Навстречу Слоу шла девушка в черном тонком пальто, плавно подчеркивающей изгибы ее фигурки, грациозно ступая каблучками сапожек по мраморному полу.
На ее головке не имелось головного убора.
Рыжие волосы едва доставали ей до плечиков.
Короткая прическа, кончики разметавшихся волос по сторонам, только прикрывали ей ушки и затылок, на основании бледной шейки виднелся тонким ободком черный кожаный чокер, сцепленный блестящим кольцом на горле. Так как пальто на груди расстегнуто на две пуговицы, а вырез черной кофточки не скрывал ее шейку.
Она рассеянно оглядывала всё вокруг, мимолетно оценивая это убранство, или дорогостоящее ничтожество, преклоняющиеся перед ее стройными ножками.
Её зовут Салли, недавно ей исполнилось двадцать три года, или вроде того.
Сегодня она появилась в ТЦ с утра, не из-за шопинга, а как бы вполне с официальным визитом, намереваясь арендовать торговое место, под небольшой маникюрный салон.
Деньги, на такое занятие, у нее обязательно будут, от отца.
Уж она постарается, выпросить у него как можно больше.
Можно даже сказать, что она девушка из высшего общества, ведь он сам герцог Йоркширский.
Но она этого совсем, не чувствовала.
В детстве, рано лишилась матери, по причине ее смерти от рака груди.
Папа с ней толком не общался, ведь он постоянно проводил время в клубах: сигарных, бильярдных, конных, и прочих, в которых тусовались лишь одни чистокровные джентльмены.
Поэтому он, не мешкая, после смерти мамы, сразу переложил воспитание осиротевшей трехгодовалой дочки, на плечи прислуги и гувернанток.
Отдавая ее на проживание, в отдаленное поместье в своем графстве Йоркшира.
В возрасте семи лет ее обследовали ведущие доктора психиатрии, после того случая, как она насадила золотых рыбок из аквариума на булавки, а сушёных бабочек с коллекции, наоборот сняла с булавок и отправила плавать в аквариумной воде.
Тогда ей поставили диагноз: задержка психического развития, с нервным расстройством на почве чего-то там пароноидального.
Нет, училась в школе она потом вполне нормально, правда немного специализированной и закрытой для общего посещения, созданная для таких учеников, немного с задержками и прочими расстройствами.
Школа-интернат, почти тюрьма.
Она с тринадцати лет познала лесбийскую любовь, проживая в одной большой комнате с десятью девочками.
После окончания той школы, отец отослал ее учиться на профессиональных курсах.
Она выбрала дизайнерство и маникюр, так как ей нравилось красить ногти и заниматься придумыванием чего-то такого, что на свете еще не было выдумано.
У нее была наблюдательность, большая фантазия точно как у «Алисы из Зазеркалья», сформированный ум соответствующий ее возрасту.
Кроме небольших недостатков, из области психики, она обладала многими достоинствами особо важных для молоденькой девушки, а именно симпатичной внешностью: пухлые губки, чистенькая без прыщей кожа, стройные ножки, аппетитная рельефная попа.
Но почему-то постоянного полового партнера у неё не имелось до сих пор.
Ей приходилось довольствоваться мимолетными связями в одном пивном баре, куда она ходила раз в месяц в одиночку без подружек, в них знакомилась с пьяными парнями, которые поили ее крепкими коктейлями, потом почти принужденно затаскивали ее в мужской туалет и засовали по-быстрому члены ей за щёку.
Стравливали ей на лицо или куда придется, тут же без слов и прощаний быстро исчезали из поля зрения, по обыкновению думая, что она будет настаивать дать за интимное обслуживание какие-то деньги.
Да еще была связь с преподавателем истории: плотным лысоватым мужчинкой, который после уроков первым ее лишил девственности и обучил азам сексуального поведения, но они немного спустя превратились в половые девиации, возникшие на почве ее психических отклонений.
Лесбийские отношения тоже наложили свой неизгладимый отпечаток.
Ей особенно нравилось грубое подчинение, когда ее берут почти насильно, не спрашивая дозволения.
От этого у неё от текущей смазки набухали тесные трусики.
Ей приходили мечты о причиненной боли, сделанной мужчиной; что ее связывают, надевают ошейник, мочатся ей на лицо, стегают по заду ремнем, или засовывают в анал какой-нибудь предмет.
Еще в эротических фантазиях, ей представлялось, как она садиться попой на лицо парня, затем открывает свой маленький краник с горячим дождиком.
Салли не могла ничего с этим поделать, она считала себя от этого самой последней извращенкой.
Но она не могла претворить в жизнь похотливые мечты, поэтому просто носила на шейке черный кожаный чокер, как принадлежность к чему-то запретному.
Еще больше она опасалась, что ее интимные секретики раскроются, поэтому навсегда положат на лечение в психбольницу с решетками на окнах.
Ведь об этом обязательно позаботится сам строгий папА, боящийся больше всего на свете, за появление любого компромата: сплетен, слухов, видео,— грозившие бросить тень, на свою чистейшую незапятнанную репутацию в элитном обществе джентльменов.
*
Так повелел назвать детище, когда начиналось строиться, и было заложено в проектах, умирающий миллиардер.
Он вложил в бетонное уродство, последние деньги.
Да все знают его, по слухам, у него не было прямых наследников, потом он всё-таки скончался.
Ведь таблеток для бессмертия еще не изобрели.
Поэтому осталось, наследие после него, в районе Сохо.
Торговый центр, четыре этажа, не считая цокольного, с лифтами, с эскалаторами, дорожки с коврами, мраморные полы, зеркальные витрины, есть даже океанариум с живыми морскими рыбами.
Много отделов, много бутиков, много разного.
В том числе и туалетов. Женских, мужских.
Иной раз, отслеживая по видеокамерам, торопливых снующих людей, они выглядят будто насекомые, копающихся возле какого-то не сгнивающего трупа, как туалеты всегда наполнены желающими опорожнить мочевой пузырь, или кишечник.
Кажется, что люди приходят сюда только для того, чтобы посрать и поссать. Купить, это что-то другое, мы лучше на распродажах купим по дешевле.
А здесь поделаем интимные дела.
Тут бесплатная туалетная бумага, освежитель воздуха, новая сантехника, жидкое мыло, зеркала, сушилки для рук.
Не хватает только фена, в женском туалете, чтобы волосы на лобке пригладить, хотя биде есть почти в каждом.
Я же говорю, — камер до фига и больше, установленных в каждом угле.
Но будь моя воля, то поставил их бы в туалетах, тоже.
Да не подглядывать, как человек справляет нужду.
Может психически больной, но не такой уж извращенец.
Кто-то может оставить закладку, кто-то утерять вещи.
Специально или не специально, а вдруг в них взрывное устройство заложили в том же туалете.
Тогда теракт. Второе «11.09».
Возможно? Вполне вероятно.
Не будь сотрудником безопасности.
Хотя это же я, не так давно валялся возле канала по Портобелло-Роуд, в районе трущоб Ноттинг-Хилла,
чтобы немного проблеваться от виски с клофелином, которым угостили одна блядища.
Я думал, будет шлюха нормальная, но она оказалась тварью. Поэтому мычал, блюя, срыгивая, черной блевотиной, склонившись над уличной канавой.
— Без-опас-пас-ность, без-опас-ность.
— Да будет тебе безопасность.
Подошедший незнакомый мужчина вдруг поднял меня на ноги.
— Приди в себя. Ты кто?
— Не знаю.
А что я ему мог сказать, когда находился в непотребном состояние, склонившись над нечистотами: блюя и рыгая.
— Возможно, ты нам пригодишься, вот моя визитка.
Позвони, sucker. Спросишь Ричарда.
Незнакомец кинул мне картонку в лицо.
Она не спеша приземлилась сверху вниз.
На которой, даже без преувеличения, ночью, при свете фонарных столбов, можно разглядеть золотистые тисненые буквы, складывающиеся в одно слово: М Е Ч Т А.
Что мне оставалось делать: утром побрился, помылся, позвонил по номеру.
Так меня взяли на работу, где платят хоть какие-то деньги. Одели в черную одежду: в черные джинсы и в черную рубашку.
«Мечта», — дерьмовое место, для того чтобы вы, поняли, где мы все оказались, и уж конечно не я.
Моя мечта, поверьте мне, совсем другая.
Я совсем не желал здесь оказаться.
Но мечты мечтами, а жить-то надо.
Поэтому оказался в мечте, а иными словами в полной gap.
Из которой не выбраться.
*
Тейлор препирался с Артуро, когда запищала пожарная сигнализация на одном из приборов. Тейлор подошел и вдарил кулаком по пластиковой панели с огоньками.
— Как ты достала! Всю ночь херачила без умолку!
В ответ сигнализация что-то жалобно захрустела и умолкла.
Похоже навсегда.
Улыбнулся про себя, красавчик Тейлор.
Что и говорить: слабоумие и отвага решают.
Хотя в этом случае просто вштыренное состояние, когда гонишь ширь по венам.
Тейлор понимает в этом толк: когда, сколько, зачем.
У него имеются одноразовые шприцы, салфетки, жгуты, бинты, повязки. Полная аптечка, которую он носит всегда с собой в рюкзачке.
— Вколи, мне тоже.
Как-то раз, попросил я его, когда он откинулся на диване, перед этим сам уколовшись.
— Тебе зачем?
— Так просто.
— Так просто не бывает…
Это было тогда, «там».
На поле боя, подорвавшись на связке замаскированных гранат с товарищем из «двойки», мне вкололи морфий, чтобы не чувствовал боли.
Ведущему товарищу было уже все равно, так как его разорвало в клочья, только кишки развесились по углам.
Ну а я, был прикрывающим его спину, шел позади.
Поэтому мне повезло, получается, что родился в рубашке, осколками посекло бронежилет и шлем, зацепило по ногам, да взрывной волной тряхануло от души, пока ворочался в воздухе.
Свободные парни после укола, мне на голенях поставили перевязочные «турникеты», чтобы кровь не вытекала.
Вот лежу на земле, на камнях, и такой кайф пришел, как никогда, будто нахожусь под девушкой. У нее узкая дырка, а я кончаю и кончаю в эту мокренькую щель.
С одной стороны, реально представилось, как кончаю в юною девушку.
С другой, меня волокут на носилках, под градом пуль и снарядов «рпг». Круто? Конечно.
Я чувствовал себя подобным богу, вершащим судьбы.
А что такое для бога маленькая пулька или снарядик.
Приход от наркотика окончился уже скоро.
В госпитале попросил снова укол, жалуясь на боль.
Меня укололи. Потом снова просил.
Но уже кололи простыми обезболивающими и витаминами.
От которых каждый раз хочется в туалет, или в моем случае пописать в «утку».
Только моча какая-то желтоватая каждый раз выходит.
После лечения, стал дергаться глаз от нервного тика, да иногда от волнения кривилась щека возле рта.
Маленький осколок пробил кевларовый воротник бронежилета, порвал кожу на шее, задел какой-то там важный нерв, отвечающий за лицевую мимику.
Наверно поэтому меня комиссовали на «гражданку».
Отчего, угадайте с одного раза, куда устроился:
полиция, отдел с наркотой.
Одни боролись, или мы с ними, тот еще вопрос.
После подставы, меня уволили оттуда с позором.
Уволить то уволили, а желание поймать кайф.
Осталось.
Фак! Я что ли буду рассказывать Тейлору, какой приход надо ловить. Не хочет, так не хочет. И не надо.
У нас есть спасательный круг: они желтенькие и кругленькие. Две штуки в сутки, мне вполне хватает, для того чтобы не уснуть, и уснуть.
Странное состояние, — спать, и не спать.
Можно сказать, что это лунатизм, или сомнамбулизм.
Но я называю бессонницей.
Так будет проще и лучше, объясниться, почему иногда гуляю по торговому центру, ночью и совсем один.
*
— Слоу! Не спим! Чего ты стоишь как член?! Бегом на обход!
Раскричался Артуро.
Видимо так и не смог разрешить ситуацию с мусором, решив сорвать злость только на мне.
Угашенный Тейлор улыбался, застегивал куртку, стоя возле настенного зеркала, а Артуро находился с мешком мусора, возле выхода.
Его бледное лицо покраснело, он выглядел как вареный рак, напрягаясь от крика:
— Я вас всех завалю! Блять, засрали тут всё! Факинг пидорасы!
Тейлор направляется к выходу, едва не сшибая на пути вешалку для одежды.
— Да всё окей, биг босс, — глухо бурчит он, поправляя вешалку, чтобы она не упала на пол.
— Не ссыте тут, без меня.
Тейлор от души хлопает меня по плечу на прощание.
Это как бы по-дружески выглядит.
Ведь Тейлор снова завтра вечером придет на ночную смену, когда уйдет Артуро домой с дневной смены.
Сейчас он уходит, чтобы поделать свои делишки.
Может поспать, может трахнуть телку, или то и то, совместить, приятное с полезным.
Он потом ночью расскажет, что он творил, под воздействием сыворотки правды.
— И тебе не хворать, пойдем, провожу до дверей, — отвечаю Тейлору.
— Нахуй такие провожания! Вы что — совсем охуели?!
Слоу на обход!! Блять, как дети!
Тейлор смеется и кивает мне: теперь он пойдет домой через «служебку».
Запутанный выход из ТЦ, так сказать с черного двора, где находятся мусорные баки, курилка, стоянка для авто, клетка для сбора картонных упаковок.
Служебный выход, или вход.
Скрытый от фасадной парадной жизни.
— Мусор взял!
Тейлор смеется, уходя, громыхая по ступенькам сапожищами, показывает пальцем «фак», который Артуро не видит.
Зато вижу я, ведь стою за порогом комнаты, а Артуро внутри помещения с мешком, полным мусора, в руках.
— Трахать вас надо!
С горечью бурчит он, становясь раком, снова укладывая мусорный мешок в корзину.
Да-да, трахать то надо, только трахалка ни у кого пока не выросла, без особых эмоций думаю про это событие, укладывающуюся в нашу повседневную жизнь.
Вот она, из таких мелочей и состоит, наша жизнь.
Куда-то пошел, что-то сделал, с кем-то поругался, с кем-то непринужденно поздоровался.
Вот из чего состоит жизнь.
Из мелочей, мистер дорогой, из мелочей.
Самое обидное, что приходится тратить на эти мелочи личное время, но также они, по закону подлости, происходят не совсем вовремя.
Когда человек не готов к такому повороту событий.
Вроде как запрещенного приема в боксе, или на ринге против тебя выступает чемпион мира, да еще в супер тяжелой категории, ведь в жизни нет правил для этого.
Артуро со злостью, отшвыривает пакет с мусором, на свое законное место, затем тяжело дыша, точно после боя с противником, достает из кармана брюк пакетик с белым порошком.
Открывает его и пальцем сует себе в рот, под язык, кристаллический комочек.
— Чего ты смотришь?! Ты куколд, или наблюдатель?!
— Нет сэр.
— Тогда иди на обход, Слоу.
— Да сэр.
Я развернулся, пошел было к выходу, где была еще одна стальная дверь, открывая путь на этажи.
— Долгий Факер твое имя! Рацию, кто будет брать?!
Раздалась брань Артуро.
— Сорри сэр, забыл.
Мне пришлось вернуться в помещение.
Там, внутри стойки, находились рации.
Их было четыре, воткнутых в зарядные устройства.
Одну взял себе, другую кинул в руки Артуро, который уже присел в кресло за мониторы.
Он поймал, покрутил, подул в микрофон.
Из моей рации, послышалось громкое, — уффф.
Я тоже покрутил регулятор, чтобы убавить громкость, повесил рацию. Защелкнул на поясной ремень.
«Там», было всё не так, и рацию вешали совсем в другом месте. Но здесь, — это здесь.
Приходиться считаться с новыми правилами, устоями, моралью, и поведением.
— Так-то лучше, — обнадежил меня Артуро. — А то ходишь, как дерьмо на палочке.
— Хватит тупить Слоу. Ведь могу и оштрафовать тебя.
— Да сэр, я понял.
— Раз понял, — выкини мусор. Плиз. Даже не так: это не приказ, чисто по-дружески. Ведь пока прошу: выкини мусор, сейчас. Пожалуйста.
— Нет сэр. Не могу.
— Почему?
— Он не мой. Свой мусор уношу и выбрасываю сам.
Чужой, — пусть другие выкидывают.
Так-так-так, в ответ пока стучит Артуро пальцами по столу.
На одном из его пальцев на правой руке, поблескивает обручальное золотое кольцо.
Он женат: молодая красавица жена, семья, дочка.
Хорошая квартира в новостройке, приобретенная в ипотеку.
Что еще нужно для славной счастливой жизни?
— Так, значит: Слоу, — я запишу на тебя двойную смену.
Двойной оклад, это двойные деньги, понимаешь?
— Да сэр. Понимаю. Но не могу этого сделать.
— Что не можешь? Что не можешь?
Повторяет Артуро вновь и вновь, подскочив с места, и придвинув лицо к моим ушам.
— Что не можешь? Еще раз скажи сука!
Громко дышит он мне в ухо.
Так может дышать только самец во время гона, почуявший самку. Полной грудью, вдыхая и выдыхая воздух, наполненный запахами ярости и предстоящей боли.
— Я не слышу ответа! Что больше не можешь…
— Что именно, сэр?
— Да всё. Ты лузер, на самом деле.
Любишь, ту ситуацию, когда тебя нагибают раком.
Тебе нравиться, когда тебя имеют в зад в прямом и переносном смысле. Наверно обожаешь отсасывать член.
— Я не пидор, сэр.
— Нееет, ты пидор, самый, что ни на есть, настоящий пидор. И какого члена ты сейчас залупаешься, я не понимаю!
*
People are strange when you're a stranger
Люди — чужие, если не дружен,
Faces look ugly when you're alone
Лица — уродливы, коль ты один,
Women seem wicked when you're unwanted
Дамы — порочны, раз ты — не нужен,
Streets are uneven when you're down
Улицы — кривы, когда в душе — клин.
А память уже не может помнить всего…
*
Его зовут Дейви.
Этот драный черт, охранник.
Из стоящего напротив центрального входа, здоровенного отдела «Летуаль», в котором продается косметика, парфюмерия, и прочая дамская ерунда.
— Как у вас дела?
— Супер. Лучше не бывает.
Говорю ему, не оборачиваясь.
Точнее обернулся, всё-таки, и сказал:
— Дейви, не ходи за мной.
Он прилипчивый сукин сын.
Как увидит, то постоянно ходит и ходит за мной.
А что ему можно такое сказать, — в комнате охраны теперь имеется труп.
Ну, помер однако, человек.
В глазнице, с авторучкой.
Что ж, бывает и такое.
Дейви, всё равно не отставал, он старательно семенил коротенькими ножками рядом со мной.
Неприглядный толстячок, в форменной одежде, который взвалил на себя роль охранника.
— Послушай, послушай Слоу: они нассали мне в бургер.
— Кто они?
— Да эти, из игрового клуба, ты же их всех знаешь.
— Понятно. Я разберусь.
— Точно?
— Да Дейв, разберусь, по полной программе.
Фак, как же он меня достал этот Дейви.
Я просто весь исплевался, покуда нашел этот тихий уголок, между третьим и четвертым этажом, здесь мало кто ходит: обычно посетители передвигаются по этажам, или на лифтах, или на эскалаторах.
Стоя на лестничном пролете, достал из нагрудного кармана блокнот небольшого размера, вместе с новой ручкой, с черными чернилами.
Раскрыл, пролистал блокнот, нашел нужную страничку, что у нас тут написано:
09-20, — запуск лифтов и эскалаторов.
09-27, — выпить чай.
09-30, — пойти на обход.
09-50, — открыть парадные двери.
10-00, — повторный обход, всех отделов.
Посмотрел на часы, — 10-05, значит, пока укладываюсь в график.
Почесывая голову, в раздумьях как поступать дальше, сковырнул бородавку, или что-то там: нарыв или прыщ.
Она чуть сзади уха находилась.
Потекла кровь, заливая мне шею теплой жидкостью.
Как же всё не вовремя происходит, твою мать!
В кармане брюк, нашлась пара салфеток из серии «влажных», теперь высохших от срока давности, запихнутых туда на всякий случай.
На ощупь салфетками обтер шею от крови.
Фак!! Всё равно придется идти в туалет, смотреться в зеркало и отмываться от оставшихся пятен.
Смешно звучит, но я не хочу больше умирать.
Ни сейчас, и никогда больше.
На самом деле, Умирать это больно и страшно.
Безумие, просто безумие…
Придется вносить изменения, поэтому стал писать на новом листочке: «спуститься в туалет на цокольном этаже, отмыться, привести себя в порядок, и продолжить обход…»
*
У него есть блокнот с авторучкой.
Записывать всё, что с ним происходит, чтобы потом вспомнить, оценить свои действия в мелочах.
Так ему посоветовал доктор. Психиатр, или кто-то еще.
Ведь у него амнезия: не помнит, что было вчера.
Неделю назад, месяц, или год.
А всё остальное, случившиеся с ним загодя, до того, как попал сюда, вспоминается как сейчас.
Но он уже хочет забыть это, как кошмарный сон.
Первое, что он делает, после того как встал, умылся, сделал дела в унитаз, пишет на чистом листочке блокнота.
Он лежит на тумбочке, рядом ручка с синими чернилами.
Его никто не заставляет этого делать, оно получается спонтанно, само собой,— и вот он пишет:
«Прежде чем станет лучше, будет хуже».
Потом вспомнил и написал библейские истины:
«Не убий ближнего своего.
Не воруй у брата своего.
Не прелюбодействуй с женой, и ее дочерьми, ближнего своего…..»
Наверно, это твиты из рая.
Долбаный «твиттер», гребаные социальные сети, — они сведут его с ума окончательно.
Вечером, когда наступает отбой, обычно кричит:
— Откройте мне двери …!
Ведь он находиться в отдельной палате психиатрической больницы: белые стены, белый потолок, окно с решеткой.
Завтрак, обед, и ужин, а потом сон.
Всё по устоявшемуся графику, распорядку в жизни.
Во время них, и в переменах, делает записи в блокноте.
Потом, после отбоя бьется головой об стены, об бетонный пол, об потолок.
Ведь он научился уже летать, правда, во снах.
В комнату врываются люди в белых халатах.
Они делают немного больно, надевают смирительную рубашку, скручивают руки.
«Не убий, ближнего своего…»
Наверно он, сын Человеческий, а не божий.
Память воскресла, обрела очертания, поэтому он вспоминает, как когда-то висел на кресте, через несколько поколений назад, во времени.
Принимал муки тяжкие, но никто не оценил.
Ни тогда, ни сейчас.
Пока помнится, но ведь пройдет минута, он всё забудет напрочь, что происходит в данное время.
Но старается помнить, помнить, помнить…
Посланный ему твит из Рая.
Он царапается пальцами, ногтями, кусается зубами, чтобы оставить после этого хоть какую-то зарубку.
Но всё бесполезно, он засыпает…
— Вот факинг дьявол! Смотри-ка, как кусается.
Один из санитаров показал укушенную ладонь, старшему из них. Он проговорил:
— Мда, собака, сколько людей он ограбил. Будь моя воля, давно бы его прикончил. Знакомился в «социалках», потом их грабил; без разницы, мужчина, женщина, девушка.
Но решает здесь Док, поэтому так. Черт бы его побрал! Ладно, идите по своим делам.
— Вышли вон, что тут непонятного!
Скомандовал Старший.
Санитары вышли. Когда они удалились, Старший подошел к кровати, где лежал «он», спутанный, и уколотый успокоительным средством.
Возле кровати, тумбочка.
На ней лежит блокнот с авторучкой.
Он был раскрыт, исписан мелким неровным почерком.
— Ничего, завтра как новенький будешь. Упражнение Дока.
Проговорил Старший, убирая исписанный блокнот в карман халата. Взамен кладя на тумбочку другой.
Точно такой же. Еще не исписанный блокнот, с чистыми листочками, пододвигая к нему авторучку с синими чернилами.
*
Ну да, было дело, не так давно лежал в «психиатричке».
Что тут такого, стыдного, миллионы таких людей находятся среди нас. И ничего, мир как-то живет.
Люди сходят с ума по разным причинам.
Только не совсем помню, из-за чего сюда попал.
Наверно совсем дурной был тогда, творил нехорошие вещи.
Но их не помню, те пустоголовые поступки: кражи продуктов из маркетов, отбирание сумочек у дам, крушил стекла на лимузинах, отрывал зеркала, разбивал фары, вытаскивал магнитолы и ценности.
А там, меня вылечили, почти.
Санаторий элитного класса, что сказать: кормешка, жильё, полное обеспечение.
Витаминчики колют, мне это нравится, правда.
Да еще бесплатная прислуга, которые меня обслуживали как высокородного герцога, иногда кормят с ложечки, так как руки бывало, связаны.
Но как-то раз, наступило солнечное утро, главный доктор сказал на обходе при всех, что могу теперь выписываться оттуда.
Я стоял, а потом медленно осел на кровать, от всего: от удивления, от возмущения, от волнения, а мне нельзя волноваться.
Как же так? Что мне теперь делать, куда я пойду, чем заниматься…
Эти насущные вопросы, так или иначе, неотвязно полезли в голову. Доктор придвинул стул, стоящий возле тумбочки, сел напротив меня:
— Выйдете вон, мне нужно с ним поговорить наедине.
Обратился он к своей докторской свите.
Те послушно вышли из моей уютной и домашней палаты, мы остались вдвоем, тогда доктор заговорил:
— Ты уже здоров…
— Но я…
— Не перебивай, плиз. Ты уже здоров, ты можешь жить как любой свободный человек. Ты ветеран боевых действий, бывший полицейский, но это не дает тебе право оставаться здесь до конца твоих дней, понимаешь?
— Не, не, не совсем понимаю вас, Док.
Пробормотал в ответ.
— Ты занимаешь чужое место. Чужое, пойми, Слоу.
Нам надо лечить других людей, а ты занимаешь их место.
Больница не резиновая, понимаешь.
— Понимаю, и куда я пойду сейчас?
— Хороший вопрос Слоу, отличный даже.
Док потер ладони как бы от радости, или от свалившейся проблемы, на шеи других людей.
— Вот и ладненько, короче: из твоих накопленных денег с пенсии, мы подобрали тебе жилье в аренду, так, на первое время. Конечно не королевский дворец, не центр города, и не отдельный пентхаус, но думаю, тебе понравится.
За неё уплачено за год вперед.
— Это комната на третьем этаже в кондоминиуме: есть мебель, телевизор, душ, туалет, кухня, горячая вода, отопление, и даже балкон. Соседи превосходные, все душевные. Вот адрес, как до него добраться: какое метро, какие автобусы.
Доктор передал мне обширную записку.
— Это ключ от входной двери дома, а этот от комнаты.
Запоминаешь? Держи.
Он ткнул мне в руки две железки на пружинном колечке.
— Спасибо док, но я...
— Никаких но, — вот смотри, что принес тебе еще в подарок.
Доктор из-за спины как заправский фокусник извлек красочную коробочку.
— Это телефон, то есть, смартфон, правда китайский.
Но тебе всё равно пойдет на первое время.
Я молчал, не зная как реагировать.
Док уже распаковал коробку, достал телефон, протянул мне.
— Бери, он теперь твой. Он уже с сим-картой, можешь звонить куда хочешь, да еще с интернетом.
— Спасибо док. Но я...
Доктор махнул рукой:
— Ничего не знаю, бери, бери.
Пришлось взять в руки, крутить в руках эту красивую пустышку, поэтому делать вид, что радуюсь, хотя на душе отчаянно скребли кошки.
— Там, номера, уже кое-какие есть, можешь звонить по ним, когда станет совсем туго.
—Я выпишу тебе направление, чтобы в аптеке тебе выдавали таблетки. Они помогут, но тоже в начале, во время адаптации к нормальной жизни.
— Но я, но как?
— Не знаю.
Доктор встал, и развел руками.
— Не знаю, откуда мне знать, я же не всеведущий Шива.
Просто могу посоветовать; найдите работу, для начала.
Доктор пошел к двери, но вдруг остановился:
— Ты пишешь еще, в нем?
Взглядом он показал на лежащий блокнот на тумбочке.
— Да сэр, пишу.
— Пиши и впредь, это должно тебе помочь тоже.
Не забывай об этом: составь график на день, или на неделю, пиши маленькие заметки, что происходит с тобой.
Буквально два-три слова.
Кстати, там, в телефоне есть один сайт, я его вбил в память.
Вообщем слушай книги, когда не захочется спать.
Да и еще тебе нельзя волноваться, ни в коем случае.
Тебе нельзя волноваться, запомнил?
— Нет, о чем это я, тогда лучше запиши, прямо сейчас и главными буквами: «Мне нельзя волноваться».
Я взял блокнот, стал выписывать наставление доктора.
Оно получилось очень громоздким, поэтому врезалось мне в память.
— Всего хорошего, Слоу.
Доктор аккуратно закрыл дверь за собой.
Тем же днем, меня выписали, еще до обеда.
Заставили снять больничную пижаму, надеть обычную одежду, которую носят все люди, там на улицах.
Нет, на обед остался, переодетый и сидя с гражданскими вещами уже где-то в коридорах, а что еще делать, разве можно было пропасть такому сочному пудингу?
Я хотел было остаться на ужин, ведь меня там ждал отменный кусок жареной индейки, с овсянкой.
Но почти силком, охрана вытащила меня за ограду, столь гостеприимного заведения.
— Иди нахер отсюда!
Озлился на меня Старший, конвой был под его полным руководством.
— И больше не появляйся! Ты понял?
— Да сэр, гребаный ублюдок.
— Поговори мне еще тут; вообщем, — Док решил тебе малость денег подкинуть на жизнь…
Старший показал конверт.
— Но мы тут посоветовались с парнями, — зачем тебе: слишком много будет. Тем более компенсация за укусы, ведь ты же кусаешься как собака, а лечение стоит денег. Еще моральный ущерб.
Он разорвал конверт, достал из него пачку денег: по бумажке дал охранникам за молчание, большую часть банкнот отсчитал и положил к себе в нагрудный карман белого халата.
Оставшиеся бумажки, Старший швырнул мне, через прутья калитки в заборе.
— Да-да, подбирай с земли, ты же собака, Слоу.
Напоследок, уходя, он сплюнул.
Конечно, мне пришлось так сделать: деньги, это деньги.
На дороге они обычно не валяются.
Их было несколько бумажек, целиком они составляли то ли три фунта, то ли четыре, то ли все пять.
Не миллионер в общем, но надраться хватит.
Так решил, когда направился к себе, в новый дом.
А блокнот на страничке обновился новой записью:
«доехать до дома на метро, зайти в дом, познакомится с человеками, осмотреться, сходить в магазин и купить, и купить…»
Да всё было нормально, доехал в метро, правда, там какой-то негрятёнок, всё вокруг меня бегал по вагону.
Или я вокруг него, но неважно.
А в доме оказались сплошь странные разрисованные люди, со страшными рисунками, сделанными прямо на коже.
Некоторые были мускулистыми, некоторые хилые и слабые, торчки называются, а те были боссы, как я понял чуть позже. Когда у меня забрали деньги, последние, от Дока, пять фунтов.
Ведь здорово проголодался к вечеру, хотел послать людей по привычке в больничке, взять покушать что-нибудь, но они отобрали у меня все деньги.
Не силой, а так, «развод» называется.
Всё так, да только дурак не поймет, что это не так.
— Мне нельзя волноваться, мне нельзя волноваться…
Выговаривал вслух, особенно для себя, когда сломал руку самому мускулистому мужику, биг боссу по ихнему.
Деньги вернули, правда, уже два фунта с мелочью, и с бутылкой коньяка, с копченым окороком.
Коньяк и окорок, помогли мне забыть об этом маленьком недоразумении.
Соседи вправду тут оказались душевными, даже слишком.
Что ни день, то концерт по заявкам: душат, и душат, друг друга, прямо слеза прошибает от такой любви.
Через стенку живет Исмаил с семьей, он турок, понимает только по-турецки, всё время продает какие-то «шишки».
Шиш-шиш-шиш, — только и слышится оттуда.
Через другую стенку живет проститутка, Миша, или кто там ее, короче она приводит клиентов себе домой.
Как приходит клиент, из-за стенки той, раздается:
Трах-трах-трах….
Бьется то ли голова об стену, то ли спинка кровати.
Тарахрах, — когда они вместе кончают, и трясется стена.
Снизу и сверху, необычные люди, у них все время бывает тихо, только иногда у них слышатся тихая музыка, вроде как играют на пианино.
Иногда думаю, что они маньяки.
Тихо разделывают своих обездвиженных жертв, под аккомпанемент Рахманинова...
Потом искал работу, там же работал, где взяли;
Официантом в кафе, в наряде с передником, правда, только один день, покуда не разбил поднос с заказом об голову малолетнего щенка, который посмел указывать мне, куда ставить тарелки на столик.
Заправщиком на автозаправке, один день.
Покуда не вставил шланг одному сэру, в заднее анальное отверстие, за грубость, проявленную по отношению ко мне.
Он еще сказал:
— Вставь в себе в зад этот шланг, че ты тупишь!
Я сказал что не могу, да и не желаю вставлять себе что-то в жопу. Но раз так он хочет это попробовать испытать это на самом себе… почему бы и нет.
Может кому это нравится, я же не знаю.
Залить полный бак, в анал.
Я только порвал штаны, и добрался до трусов, как меня остановили: там был весь персонал вместе с директором, у которого оказались почему-то выпученные глаза, как у окуня, который глотает воздух на берегу.
Уволили, даже без денег.
Потом была автомойка, работал автомойщиком.
Работа поначалу нравилась, знай себе, поливай водой туда-сюда авто. Пока один сэр не докопался:
— Не так моешь, не туда брызгаешь...
Пришлось, показать джентльмену, в галстуке, в белой сорочке, с золотыми запонками, кто тут прав.
«Кёрхер», его фамилия, с четырьмя паскалями давления.
Мокрый джентльмен, дядя с подмоченной репутацией и с мокрыми намыленными усами уехал после скандала на «прадо».
А меня выгнали, правда, пару шиллингов уж дали на пиво.
Работал грузчиком в маркете, правда, один день, покуда не разбил ящик дорогого вина.
Просто споткнулся, об какую-то ерунду, поэтому ящик с вином вылетел из рук.
Хотя можно было его спасти: упасть самому вниз, принимая на себя удар от падения, но там можно было разбить голову.
Ну а что, мне дороже своя целая голова, чем разбитый ящик с пойлом.
В итоге не заплатили ни одного пенса.
Раздавал рекламки в костюме зайца, покуда меня не послали на хер, за то, что чересчур настойчиво вручил парню листовку. А мне волноваться нельзя…
— Нельзя, нельзя, — твердил я себе, когда гнал того пидораста по проспекту добрых полчаса.
Клеил листовки с объявлениями на рекламные щиты, покуда у меня не украли портфель, со всеми вещами: листовками, клеем, и самим портфелем.
Ведь портфель был самый дорогой из всего.
Заплатили мне деньги за работу?
Конечно нет: вычли полностью, за утрату имущества.
Искал ли я работу дальше? Разумеется.
Но это не всёгда получалось с положительным результатом.
Нашел работу на стройке, подсобником каменщика, но ничего думал, дорасту до главного.
Мы строили высотное здание.
Мне нравилось, покуда мой каменщик, за кем был закреплен, не приказал мне поднять на высоту двадцатого этажа еще кирпичей.
Я исполнил его приказание: сбегал вниз, с помощью «кара» с полозьями, погрузил в лебедку тюк кирпичей в упаковке.
Всё было ничего: управлял лебедкой, нажимая на кнопку, но тут пролетела стая ворон, тут захотел пожелать им доброго утра.
Но перепутал кнопки, от резкого рывка тюк кирпичей развязался, рассыпался, кирпичи полетели вниз, как бомбы с «фантома» во Вьетнаме.
Я сам испугался, а внизу как раз ходил с инспекцией прораб с инвесторами.
— Ложись!
Кричу. Сам ныряю в какой-то подвал, и только наблюдаю, как с неба сыплются кирпичи.
Они такие круглые, или квадратные, кажутся, когда они вертятся в небе.
Бух-бух-бух… слышатся щебенистые хлопки об землю.
Слава богу, прораб в каске, ему прямо по темечко прилетело кирпичом.
Но так как он был в каске, которая оказалась потом треснутой, благодаря этому он остался жив, правда немного заикается сейчас. По слухам.
Другие члены тоже были в касках, да их не задело.
Обошлось малой кровью, как говориться.
Ну а меня, пинком под зад.
Со стройки. Ладно разрешили спецодежду забрать.
Мда. Смешно может кому-то.
Только мне не смешно, на самом деле.
Работал дворником, сантехником.
Да всем, кем можно было быть на этом свете.
*
Навстречу Слоу шла девушка в черном тонком пальто, плавно подчеркивающей изгибы ее фигурки, грациозно ступая каблучками сапожек по мраморному полу.
На ее головке не имелось головного убора.
Рыжие волосы едва доставали ей до плечиков.
Короткая прическа, кончики разметавшихся волос по сторонам, только прикрывали ей ушки и затылок, на основании бледной шейки виднелся тонким ободком черный кожаный чокер, сцепленный блестящим кольцом на горле. Так как пальто на груди расстегнуто на две пуговицы, а вырез черной кофточки не скрывал ее шейку.
Она рассеянно оглядывала всё вокруг, мимолетно оценивая это убранство, или дорогостоящее ничтожество, преклоняющиеся перед ее стройными ножками.
Её зовут Салли, недавно ей исполнилось двадцать три года, или вроде того.
Сегодня она появилась в ТЦ с утра, не из-за шопинга, а как бы вполне с официальным визитом, намереваясь арендовать торговое место, под небольшой маникюрный салон.
Деньги, на такое занятие, у нее обязательно будут, от отца.
Уж она постарается, выпросить у него как можно больше.
Можно даже сказать, что она девушка из высшего общества, ведь он сам герцог Йоркширский.
Но она этого совсем, не чувствовала.
В детстве, рано лишилась матери, по причине ее смерти от рака груди.
Папа с ней толком не общался, ведь он постоянно проводил время в клубах: сигарных, бильярдных, конных, и прочих, в которых тусовались лишь одни чистокровные джентльмены.
Поэтому он, не мешкая, после смерти мамы, сразу переложил воспитание осиротевшей трехгодовалой дочки, на плечи прислуги и гувернанток.
Отдавая ее на проживание, в отдаленное поместье в своем графстве Йоркшира.
В возрасте семи лет ее обследовали ведущие доктора психиатрии, после того случая, как она насадила золотых рыбок из аквариума на булавки, а сушёных бабочек с коллекции, наоборот сняла с булавок и отправила плавать в аквариумной воде.
Тогда ей поставили диагноз: задержка психического развития, с нервным расстройством на почве чего-то там пароноидального.
Нет, училась в школе она потом вполне нормально, правда немного специализированной и закрытой для общего посещения, созданная для таких учеников, немного с задержками и прочими расстройствами.
Школа-интернат, почти тюрьма.
Она с тринадцати лет познала лесбийскую любовь, проживая в одной большой комнате с десятью девочками.
После окончания той школы, отец отослал ее учиться на профессиональных курсах.
Она выбрала дизайнерство и маникюр, так как ей нравилось красить ногти и заниматься придумыванием чего-то такого, что на свете еще не было выдумано.
У нее была наблюдательность, большая фантазия точно как у «Алисы из Зазеркалья», сформированный ум соответствующий ее возрасту.
Кроме небольших недостатков, из области психики, она обладала многими достоинствами особо важных для молоденькой девушки, а именно симпатичной внешностью: пухлые губки, чистенькая без прыщей кожа, стройные ножки, аппетитная рельефная попа.
Но почему-то постоянного полового партнера у неё не имелось до сих пор.
Ей приходилось довольствоваться мимолетными связями в одном пивном баре, куда она ходила раз в месяц в одиночку без подружек, в них знакомилась с пьяными парнями, которые поили ее крепкими коктейлями, потом почти принужденно затаскивали ее в мужской туалет и засовали по-быстрому члены ей за щёку.
Стравливали ей на лицо или куда придется, тут же без слов и прощаний быстро исчезали из поля зрения, по обыкновению думая, что она будет настаивать дать за интимное обслуживание какие-то деньги.
Да еще была связь с преподавателем истории: плотным лысоватым мужчинкой, который после уроков первым ее лишил девственности и обучил азам сексуального поведения, но они немного спустя превратились в половые девиации, возникшие на почве ее психических отклонений.
Лесбийские отношения тоже наложили свой неизгладимый отпечаток.
Ей особенно нравилось грубое подчинение, когда ее берут почти насильно, не спрашивая дозволения.
От этого у неё от текущей смазки набухали тесные трусики.
Ей приходили мечты о причиненной боли, сделанной мужчиной; что ее связывают, надевают ошейник, мочатся ей на лицо, стегают по заду ремнем, или засовывают в анал какой-нибудь предмет.
Еще в эротических фантазиях, ей представлялось, как она садиться попой на лицо парня, затем открывает свой маленький краник с горячим дождиком.
Салли не могла ничего с этим поделать, она считала себя от этого самой последней извращенкой.
Но она не могла претворить в жизнь похотливые мечты, поэтому просто носила на шейке черный кожаный чокер, как принадлежность к чему-то запретному.
Еще больше она опасалась, что ее интимные секретики раскроются, поэтому навсегда положат на лечение в психбольницу с решетками на окнах.
Ведь об этом обязательно позаботится сам строгий папА, боящийся больше всего на свете, за появление любого компромата: сплетен, слухов, видео,— грозившие бросить тень, на свою чистейшую незапятнанную репутацию в элитном обществе джентльменов.
*
Уголок самовыражения
ТЦ "Мечта".
Моя работа за всем наблюдать, конечно, ходить.
Делать «обходы», каждый час по периметру здания, хотя в основном внутри помещений по всем этажам.
После того как отмылся от крови в туалете на цокольном этаже, то заодно прошелся там, поднялся на первый этаж и продолжил обход.
Из подвесных динамиков на всё ТЦ раздавалась ритмичная песня одного известного певца, в котором постоянно повторялся рефрен «you may go» (я пойду).
Она шла навстречу мне, немного растерянная, отвернув лицо с маленьким носиком в сторону, нервно комкая в руках что-то, наверно тонкие кожаные перчатки.
Девушка прошла мимо, теребя рукава чуткого пальто.
Тоже прошел мимо, лишь потом, через пару шагов увидел черный предмет на полу.
Потерянная перчатка от той девушки.
Пришлось поднять, обернутся и окликнуть ее.
— Мисс, это не ваше? Наверно вы обронили.
Она обернулась: тонкая беззащитная талия, темно-рыжие волосы, карие глаза, подведенные черной тушью, припухлые губы, накрашенные в тон внешности кофейной помадой.
— Это вы мне?
— Да мем. Наверно это вы потеряли?
— О боже, наверно да, это мое. Я такая растеряха по жизни.
Теряю и теряю всё время.
У девушки оказался на удивление низкий голос, почти как у парня, немного хрипловатый, но он всё равно подходил к ее необычному облику.
— Это ничего, так бывает.
Говорю я.
Дрожащие ресницы, застенчиво вздымающаяся грудь под тоненькой кофточкой, обещали много такого, незабываемого, будто знал, уже наперед.
— Меня зовут Салли.
— Очень приятно, Слоу.
— Слоу?! медленный? а по вам и не скажешь.
— Кому как.
— А ты гуляешь вечером?
— Бывает, — подтвердил.
— Может погуляем, попьем кофе, сходим на фильм.
— Мем, я на работе.
— Давай телефонами обменяемся?
— Нельзя мем, я на работе нахожусь. Мне жаль, но сейчас не до этого. Работа.
Я развел руки в стороны, показывая, что да, мол, вот такая вот жизнь.
Она тоже разочарованно повернулась, ушла прочь, гордо подняв носик, храбро цокая каблучками по мраморной плитке.
Салли, Салли…
Не попробыванная девушка моя, или уже чья-то.
Хотя какая в этом разница.
Проблем и так, выше крыши и больше.
Чтобы связываться с телкой, или дочкой, какого-нибудь важного босса из нашего города.
Обычно обход начинается с «ювелирок», на первом этаже.
Хотя, о чем это я.
Почему-то обернулся, ей вслед, наверно черт меня дернул.
Пятна крови, на мраморном безупречно чисто вымытом полу, оставляла та девушка.
Обычно они не смываются половой тряпкой с порошком: сначала застывают, будто гипсовая маска, потом рассыпаются на мелкие частицы, но остается ободок.
Круглый, будто выверенный по циркулю.
— Что с вами?
Вернулся к ней, и спросил.
—Ничего, обычные дела. Пошла кровь из носа, так бывает иногда у меня, то ли от давления, то ли от чего-то еще.
— Могу ли вам чем нибудь помочь?
Можешь, кроме как уложить телочку на тот диван пропахший мочой, повседневными носками.
Полезла в голову шальная мыслишка.
Правда она так вкусно пахнет, от запаха можно сойти с ума.
— У вас есть салфетка?
На ее конце носика свешивалась большая капля крови.
Не большая, а просто офигенно большая.
— Да есть…
Но тут же вспоминаю, что свои салфетки уже использовал для устранения такой же причины.
Фак!! твою мать!
Если знал наперед, то носил с собой целую упаковку этих салфеток, да и презервативов тоже.
— Прошу вас мисс, последовать за мной, тут близко.
В комнату охраны, там всё есть…
(и этот диван тоже, всплывает в моих мыслях)
Мне нельзя волноваться.
Но всё равно я волнуюсь, чувствую, что еще немножко, и у меня тоже пойдет кровь из носа.
Не закапает, а просто потечет алой рекой.
Не хватало мне здесь еще второй Ниагары, только кровавой.
Но быстро успокоился: помогли осознанные движения, как-то медленная ходьба, заученное открывание дверей, они приостанавливают кровоток.
Меньше крови поступает в лицо, ничего необычного.
Анатомия, так вроде она называется.
И вот девушка оказалась в комнате охраны.
Посторонним вход строго воспрещен.
Сюда нельзя никого приводить.
Но она пострадавшая, в какой-то мере, да и проходить с ней урок анатомии не собирался, на самом деле.
— Это вам, мем.
Она расстегнула укороченное по фасону пальто, присела на табурет с мягким сиденьем, возле внутренней перегородки, когда ей тот пододвинул.
Протянул ей салфетки, доставая из пачки.
Новые влажные салфетки, сразу несколько штук, из упаковки, пахнущие духами и немного спиртом.
— Большое спасибо.
Она вытерла по-детски, наконец, носик от кровавых соплей, огляделась по сторонам.
— У вас что-то здесь происходит, неприятное?
— Нет мисс, именно как раз то, что всё ничего не происходит…
— Жаль, а у меня такая большая фигня в жизни.
— И что случилось?
— Мой папА женится на ней, на этой суке и твари.
Теперь в скором времени, она будет моей мачехой, заберет всё его деньги, а мне придется ее называть мамочкой.
— Вот если бы кто-то посмел помешать этому браку.
Тут она ясно взглянула в мои глаза.
О, этот взгляд, да за взгляд можно отдать самого себя и даже больше.
Я его отлично знаю, взгляд шлюхи, из пип-шоу, которая захотела тебя нагреть на несколько пенсов подороже, за показ побритой pussy.
Ладно, пусть будет так, на этот раз.
— И кто наш папа?
— Сэр Артур Йоркширский….
Фак, фак, фак, — трижды большой Фак!
Повторяю про себя, услышав это имя, почему?! вот почему этой девушке не появится полчаса раньше.
Даже двадцать минут назад.
Тогда всё было бы совсем по-другому.
Артуро бы жив, я бы имел богатенькою телку, жил бы в шоколаде, а все вокруг свистели и завидовали, из-под углов, или наверное молча.
— Хмм, хмм…
Я некоторое время, наглядно изображая изумление, сморщил лицо, отошел в угол, как бы показывая, что на меня напал внезапный приступ кашля, прежде чем говорить далее.
*
На пальце Артуро надето золотое кольцо.
Оно вдруг блеснуло мертвенным знаком в мои глаза, когда волочил вдруг потяжелевшее тело в раздевалку.
Втолкнул тело в шкаф, запер на замок.
Отдышался. Твою мать, замки.
Это я взял моду, или привычку здесь: закрывать личные вещи. А как иначе: принес «доширак», — его сьели, моя чистая кружка, кем-то оплевана.
Кому-то понравиться такое?
Это произошло несколько недель назад.
Какая-то крыса, с человеческими руками, повадилась шастать по припасам, оставленными мной на обеденном столе. Исчезал хлеб, сухари, печенья, пакетик чая.
Ерунда, — с кем не бывает от голода.
Но когда сожрали мой «доширак».
Да никто не признается, кто это сделал.
Конечно, теперь знаю.
Это дружок Руджана.
Он тогда, вместе с волосатыми фриками снимал деньги с банкомата. Подошел к ним:
— Парни, стоять. Признавайтесь, кто сожрал мой «доширак»?
— В чем проблемы, мистер?
— Проблемы в том, кто-то сьел мой «доширак»
— Я не ел твой «доширак», у меня гастрит вообще.
Он притворяется, это ясно читаю по его бесстыдной роже.
— Тогда кто?
— Ты видел кто?
— А кто тогда? Кроме тебя в комнату охраны никто не заходит.
— Может уборщица, может кто-то другой, чего ты ко мне привязался. Ты сам видел?
— Сам не видел.
— Так в чем проблема?
— Так по камерам посмотрю.
— Так смотри, иди.
Молоднявый щенок сам по себе, так и нарывается на хорошую взбучку прямо сейчас, гордо и нагло глядя в глаза. Но мне нельзя волноваться, ни в коем случае.
Так говорил Доктор, а я привык его слушаться.
Тогда пришлось пойти на крайние меры.
Чтобы больше не воровали мои любимые вещи.
С того времени приловчился, заведя снова привычку, с армейской службы, вешать замки, на свой шкаф для одежды, и на свой ящик.
Легче так сделать, чем с каждым сотрудником разборки устраивать из-за кражи личных вещей.
Руджан потом возместил стоимость «доширака».
Пускай отвечает за своего приятеля.
С чего ли буду спускать воровство на тормозах.
Хотя так и закончилось, без особых эксцессов.
Люди — твари, что тут говорить, никто не сможет переубедить в обратном.
*
Я отошел в дальний угол комнаты, чтобы якобы покашлять, заодно проверить, как там Артуро, не течет ли кровь с него, или от раздевального шкафа.
Вроде пока чисто, не считая несколько капель крови, на гладком полу, и на столе, которые уже почти застыли, багровыми кружочками.
— Так, понятно. Возьмите новую салфетку, мем.
— Прижмите к носу, так кровь быстрее остановится.
— Использованные салфетки кидайте на пол, скоро должна прийти уборщица, убраться здесь.
Как же я забыл, что ведь сегодня с утра наступил понедельник.
Обязательно придет уборщица: она убирается у нас в комнате охраны, два раза в неделю, — в понедельник, дабы убрать весь накопленный воскресный срач, и в пятницу, как раз перед ней.
WTF!! Нет, это просто факап!
Между тем Салли раскрыла мой брошенный блокнот на столик, стала перелистывать и читать вслух некоторые фразы из моей писанины.
— … до чего же он всё-таки огромный!
Стоит и пялится куда-то вдаль.
Таким уверенным, каменным взглядом неправдоподобно выпученных глаз.
Слова… они приходят ко мне, как ангелы к маленьким детям:
— Для того, чтобы летать, конечно! Неужели ты не понимаешь?
— Летать… чтобы слетать на голову огромному бронзовому истукану?
— Например. Хотя не только.
— Куда же ещё? Например?
— В другие миры.
Я посмотрел на огромного Петра, еще его называли «Великим кормчем».
Слетать, что ли, ему на голову? — появилась мысль, которую почему-то не стал, как обычно, отгонять.
Почему бы и нет?
Интересный был бы опыт, тут хмыкнул.
Делов-то… слетать! Заманчивое дело.
Девушку себе придумал, целых четыре месяца встречался с ней в сомнамбулизме, а на пятьдесят, или сколько там, метров высоты, взлететь не могу?
«Не могу», хотя любопытно, каково стоять там, наверху?
Наверное, знают лишь смотрители, которые иногда поднимаются на верхотуру статуи по лестнице, или что там у них имеется, вроде тайного лифта.
Вон, один из них, какой толстый.
Наверняка есть что-то такое, вроде секретного подъемника.
Поднимаются на высоту, смотрят на вечерний город, почему-то подумал, что они делают это именно вечером, воображают, что умеют летать.
Ветер над Невой сильный — раскинь руки, почувствуешь, будто вместо них вырастают крылья.
Под тобой, где-то на набережной стоят мелкие людишки, припозднившиеся парочки, они смотрят наверх, туда, где стоишь ты.
И, конечно же, тебя не видят – разве можно увидеть маленькую хрупкую птицу на фоне бесконечной громады бронзового изваяния?
Птицей, которой я стал, превратившись в одно мгновение разума через боль и пытки… в это слабое, хрупкое создание, принадлежащее небу, на фоне огромной, вросшей в землю, неправильной формы, сделанную из кучи металла.
Ветер на высоте ревёт, пытаясь увлечь за собой, обдавая холодным дыханьем, волнуя волосы на голове.
Какое необычное чувство!
Я стою здесь, смотрю вниз.
Смотрю закрытыми глазами, но знаю, что, если и открою их, я буду по-прежнему здесь, наверху.
Так вот, оказывается, что чувствуют птицы!
Я словно бы попал в совершенно другой мир; эфемерный, лёгкий, невесомый мир неба.
Да что там говорить! Я действительно сюда попал.
Взлетел.
Вознёсся, — мелькнула глупая мысль.
Да нет, поправил себя, возносятся только святые, а я ничем таким не отличался никогда.
Трудно передать ощущения, впечатление такое, словно умер и родился заново. Открылись глаза, исчезло тело.
Смотришь по сторонам, не узнаёшь привычной перспективы.
Чувствуешь необычную лёгкость, свободу сделать всё, что душе угодно. Всё, что пожелаешь.
Будто бы взял в руки волшебную палочку и полностью изменил весь мир. Всё стало таким, каким и должно было быть…
— О, так необычно! Мне очень нравится. Вы будто поэт, мистер …
— Мистер Слоу, мем. Это обычная ерунда, набор слов и больше ничего, проза называется, так пишут не поэты, а писатели.
— Но, а вы бывали в Петербурге, чтобы так красочно описывать?
— Нет мем, никогда в жизни. Это, как говорится, плод моей вымышленной фантазии.
Не буду же ей объяснять, что недавно лежал в психбольнице, затем меня отпустили на волю.
Может и не бывал в реальной жизни в Питере, но зато умею летать.
— О боже! А вот еще, вау, тут про Москву продолжение. Вы точно не бывали там?
— Нет мем, никогда в жизни, так слегка привиделось.
Глюки, непонятные. Сьел наверно не то.
Салли продолжила читать моё творчество, из слов, написанных когда-то там, авторучкой с синими чернилами.
— … открыл глаза, — ничего не изменилось, словно веки были прозрачны, и я давно смотрел сквозь них.
Только был незрячий, а после, вдруг, прозрел.
Я стоял на голове Петра, одновременно смотрел на вечернюю Москву, — справа и слева от реки загорались огни. На «Красном Октябре» загорелась вывеска, вдоль набережной включились фонари, в «Президент-Отеле» вспыхнули ярким жёлтым, бесчисленные окна.
Нет, я всё-таки не взлетел, как это сказать, переместился. Сюда, наверх.
А что, если… представил у себя за спиной большие, метра три в размахе, белые крылья, такие, как всегда думал, были в своё время у ангелов, когда они ещё летали над землёй, а не спускались сюда только в случае крайней необходимости.
Они, крылья, возникли там, где ожидал.
И были отрезвляюще тяжёлыми.
Может, сделать их поменьше?
Нет, тогда они вряд ли меня выдержат, тут попробовал раскрыть одно из них.
Это нетрудно, крыло легко повиновалось моему желанию.
Я раскрыл второе.
Помахал обоими.
Потом в такт, вверх-вниз. И ещё раз. И ещё. Ничего. Можно лететь. И я взлетел.
Сначала всё время махал крыльями, но скоро устал и начал ловить ветер, как будто летел на параплане.
Потоки воздуха… такие сильные… такие непокорные…
но быстро научился использовать их, чтобы лететь туда, куда нужно, только изредка подруливая крыльями.
Сделав круг над Крымским мостом, полетел вдоль набережной к Кремлю, полюбоваться на него, какой он сейчас, ночью, красивый, когда подсвечен сильными прожекторами, как будто разрезающими тёплый весенний воздух своими яркими лучами.
На этот раз полюбоваться с необычной точки, сверху.
Пролетал одно из бывших фабричных зданий, когда вдруг почудился какой-то звон, раздававшийся из-за левого крыла. Я прислушался, — лёгкая, волшебная, само воплощение ветра, музыка словно придавала мне, летящему, сил, будто купался в ней, в воздухе, в окружающем мире.
А подо мной проносились улицы, дома, машины, люди в них, не замечавшие моей парящей в нескольких десятках метров над ними крылатой фигуры.
Люди, которые жили сегодняшним днём, не думали ни о каких там крыльях, ангелах, богах, летающих телах, и прочей ерунде.
Люди, которые были всегда там, где они находились.
Дети земли, а не ночного неба.
Вот и Кремль! Да, картина действительно впечатляющая.
Немного покружил над ним, полетел к Боровицкой башне, поглазеть на подсвеченные фигуры на крыше Ленинской Библиотеки.
В темноте они, казалось, ожили и слегка шевелились, разминаясь, ведь очень неудобно целые сутки стоять, не шелохнувшись, зажав в руках тяжеленные молоты, колосья и прочую атрибутику ушедшей империи.
Я почувствовал на себе их взгляды.
Взгляды, просящие мольбы и свободы, отдыха и неба.
Но как, чёрт возьми, трудно взлететь, когда ты приделан к крыше сетчатым покрывалом (их натягивают на статуи, стоящие на высоте, чтобы, если от них что-нибудь внезапно отколется, это что-нибудь не убило проходящих внизу обывателей)!
Я сочувствовал им, но не мог помочь.
Путь каждого к небу нелёгок, и у каждого он свой...
— О майн гот! Это гениально!
Воскликнула Салли, прочитав последние буквы по слогам из моего блокнота.
Фак! Ну какая к черту гениальность, ведь это писал в психушке. Полный бред, который только смог себе придумать и позволить, в «смирительной рубашке».
Потом записывал в блокнот, что помнил, из того придуманного.
Зазвонил мой телефон.
И я уже знал кто это, не задумываясь, чтобы сказать им всем.
— Пошли все нахееееер!!
Счастлив тот, кто доволен своей судьбой.
— Я тут забыл свою зарядку от айфона.
Громко затопает сапогами в коридоре вернувшийся Тейлор
— О, варенье, кто-то пролил.
Тейлор без спроса макает палец в застывшее пятно на обеденном столе.
Это кровь, вытекшая из глаза Артуро.
Потом тянет палец в рот, обсасывает и говорит:
— Да, вкусное, только какое-то соленое. Мда, есть такое.
— Тейлор, ты серьезно счас?
Он прошел в темный угол комнаты и повалился на диван.
— Желудь, хмель, и шишки… Я сейчас ширнулся в коридоре, понимаешь? Больше ничего не хочу слышать. Даже от этого Артуро, кстати, где он, этот факинг ублюдок?
— Он там, где есть, если так хочешь знать — он где-то на обходе территории.
— Супер, пошли его тоже от моего имени. Можно?
— Да можешь, можешь, а теперь вали отсюда.
Но стало поздно, Тейлор раскрыл помутневшие глаза пошире, поэтому сразу обнаружил тихо сидящую девушку.
— Вау, кого же я вижу! А кто у нас здесь сидит попой вниз? да еще без делов?
Он соскочил с дивана, в два шага приблизился к ней, поднял полы пальто, завернул наверх почти на плечики, осмотрел соблазнительно открывшийся вид сзади, грубовато облапил ягодицы Салли, прикрытые пока коротенькой кружевной юбочкой, которая сидела на мягком табурете, выпячивающейся по сторонам попой, обтянутой широким треугольником из белой ткани.
— Такая сладенькая задница простаивает.
Твоя подружка, Слоу?
— Нет, не моя. Просто мисс пришла со мной сюда.
— Вот видишь, тогда придется самому заняться ею.
— Тейлор, Тейлор, не распускай руки. Пожалуйста, уймись.
— Как твое имя, Нoney? А ну ответь, доброму дядечке!
— Салли, — едва слышно пролепетала девушка.
Моя работа за всем наблюдать, конечно, ходить.
Делать «обходы», каждый час по периметру здания, хотя в основном внутри помещений по всем этажам.
После того как отмылся от крови в туалете на цокольном этаже, то заодно прошелся там, поднялся на первый этаж и продолжил обход.
Из подвесных динамиков на всё ТЦ раздавалась ритмичная песня одного известного певца, в котором постоянно повторялся рефрен «you may go» (я пойду).
Она шла навстречу мне, немного растерянная, отвернув лицо с маленьким носиком в сторону, нервно комкая в руках что-то, наверно тонкие кожаные перчатки.
Девушка прошла мимо, теребя рукава чуткого пальто.
Тоже прошел мимо, лишь потом, через пару шагов увидел черный предмет на полу.
Потерянная перчатка от той девушки.
Пришлось поднять, обернутся и окликнуть ее.
— Мисс, это не ваше? Наверно вы обронили.
Она обернулась: тонкая беззащитная талия, темно-рыжие волосы, карие глаза, подведенные черной тушью, припухлые губы, накрашенные в тон внешности кофейной помадой.
— Это вы мне?
— Да мем. Наверно это вы потеряли?
— О боже, наверно да, это мое. Я такая растеряха по жизни.
Теряю и теряю всё время.
У девушки оказался на удивление низкий голос, почти как у парня, немного хрипловатый, но он всё равно подходил к ее необычному облику.
— Это ничего, так бывает.
Говорю я.
Дрожащие ресницы, застенчиво вздымающаяся грудь под тоненькой кофточкой, обещали много такого, незабываемого, будто знал, уже наперед.
— Меня зовут Салли.
— Очень приятно, Слоу.
— Слоу?! медленный? а по вам и не скажешь.
— Кому как.
— А ты гуляешь вечером?
— Бывает, — подтвердил.
— Может погуляем, попьем кофе, сходим на фильм.
— Мем, я на работе.
— Давай телефонами обменяемся?
— Нельзя мем, я на работе нахожусь. Мне жаль, но сейчас не до этого. Работа.
Я развел руки в стороны, показывая, что да, мол, вот такая вот жизнь.
Она тоже разочарованно повернулась, ушла прочь, гордо подняв носик, храбро цокая каблучками по мраморной плитке.
Салли, Салли…
Не попробыванная девушка моя, или уже чья-то.
Хотя какая в этом разница.
Проблем и так, выше крыши и больше.
Чтобы связываться с телкой, или дочкой, какого-нибудь важного босса из нашего города.
Обычно обход начинается с «ювелирок», на первом этаже.
Хотя, о чем это я.
Почему-то обернулся, ей вслед, наверно черт меня дернул.
Пятна крови, на мраморном безупречно чисто вымытом полу, оставляла та девушка.
Обычно они не смываются половой тряпкой с порошком: сначала застывают, будто гипсовая маска, потом рассыпаются на мелкие частицы, но остается ободок.
Круглый, будто выверенный по циркулю.
— Что с вами?
Вернулся к ней, и спросил.
—Ничего, обычные дела. Пошла кровь из носа, так бывает иногда у меня, то ли от давления, то ли от чего-то еще.
— Могу ли вам чем нибудь помочь?
Можешь, кроме как уложить телочку на тот диван пропахший мочой, повседневными носками.
Полезла в голову шальная мыслишка.
Правда она так вкусно пахнет, от запаха можно сойти с ума.
— У вас есть салфетка?
На ее конце носика свешивалась большая капля крови.
Не большая, а просто офигенно большая.
— Да есть…
Но тут же вспоминаю, что свои салфетки уже использовал для устранения такой же причины.
Фак!! твою мать!
Если знал наперед, то носил с собой целую упаковку этих салфеток, да и презервативов тоже.
— Прошу вас мисс, последовать за мной, тут близко.
В комнату охраны, там всё есть…
(и этот диван тоже, всплывает в моих мыслях)
Мне нельзя волноваться.
Но всё равно я волнуюсь, чувствую, что еще немножко, и у меня тоже пойдет кровь из носа.
Не закапает, а просто потечет алой рекой.
Не хватало мне здесь еще второй Ниагары, только кровавой.
Но быстро успокоился: помогли осознанные движения, как-то медленная ходьба, заученное открывание дверей, они приостанавливают кровоток.
Меньше крови поступает в лицо, ничего необычного.
Анатомия, так вроде она называется.
И вот девушка оказалась в комнате охраны.
Посторонним вход строго воспрещен.
Сюда нельзя никого приводить.
Но она пострадавшая, в какой-то мере, да и проходить с ней урок анатомии не собирался, на самом деле.
— Это вам, мем.
Она расстегнула укороченное по фасону пальто, присела на табурет с мягким сиденьем, возле внутренней перегородки, когда ей тот пододвинул.
Протянул ей салфетки, доставая из пачки.
Новые влажные салфетки, сразу несколько штук, из упаковки, пахнущие духами и немного спиртом.
— Большое спасибо.
Она вытерла по-детски, наконец, носик от кровавых соплей, огляделась по сторонам.
— У вас что-то здесь происходит, неприятное?
— Нет мисс, именно как раз то, что всё ничего не происходит…
— Жаль, а у меня такая большая фигня в жизни.
— И что случилось?
— Мой папА женится на ней, на этой суке и твари.
Теперь в скором времени, она будет моей мачехой, заберет всё его деньги, а мне придется ее называть мамочкой.
— Вот если бы кто-то посмел помешать этому браку.
Тут она ясно взглянула в мои глаза.
О, этот взгляд, да за взгляд можно отдать самого себя и даже больше.
Я его отлично знаю, взгляд шлюхи, из пип-шоу, которая захотела тебя нагреть на несколько пенсов подороже, за показ побритой pussy.
Ладно, пусть будет так, на этот раз.
— И кто наш папа?
— Сэр Артур Йоркширский….
Фак, фак, фак, — трижды большой Фак!
Повторяю про себя, услышав это имя, почему?! вот почему этой девушке не появится полчаса раньше.
Даже двадцать минут назад.
Тогда всё было бы совсем по-другому.
Артуро бы жив, я бы имел богатенькою телку, жил бы в шоколаде, а все вокруг свистели и завидовали, из-под углов, или наверное молча.
— Хмм, хмм…
Я некоторое время, наглядно изображая изумление, сморщил лицо, отошел в угол, как бы показывая, что на меня напал внезапный приступ кашля, прежде чем говорить далее.
*
На пальце Артуро надето золотое кольцо.
Оно вдруг блеснуло мертвенным знаком в мои глаза, когда волочил вдруг потяжелевшее тело в раздевалку.
Втолкнул тело в шкаф, запер на замок.
Отдышался. Твою мать, замки.
Это я взял моду, или привычку здесь: закрывать личные вещи. А как иначе: принес «доширак», — его сьели, моя чистая кружка, кем-то оплевана.
Кому-то понравиться такое?
Это произошло несколько недель назад.
Какая-то крыса, с человеческими руками, повадилась шастать по припасам, оставленными мной на обеденном столе. Исчезал хлеб, сухари, печенья, пакетик чая.
Ерунда, — с кем не бывает от голода.
Но когда сожрали мой «доширак».
Да никто не признается, кто это сделал.
Конечно, теперь знаю.
Это дружок Руджана.
Он тогда, вместе с волосатыми фриками снимал деньги с банкомата. Подошел к ним:
— Парни, стоять. Признавайтесь, кто сожрал мой «доширак»?
— В чем проблемы, мистер?
— Проблемы в том, кто-то сьел мой «доширак»
— Я не ел твой «доширак», у меня гастрит вообще.
Он притворяется, это ясно читаю по его бесстыдной роже.
— Тогда кто?
— Ты видел кто?
— А кто тогда? Кроме тебя в комнату охраны никто не заходит.
— Может уборщица, может кто-то другой, чего ты ко мне привязался. Ты сам видел?
— Сам не видел.
— Так в чем проблема?
— Так по камерам посмотрю.
— Так смотри, иди.
Молоднявый щенок сам по себе, так и нарывается на хорошую взбучку прямо сейчас, гордо и нагло глядя в глаза. Но мне нельзя волноваться, ни в коем случае.
Так говорил Доктор, а я привык его слушаться.
Тогда пришлось пойти на крайние меры.
Чтобы больше не воровали мои любимые вещи.
С того времени приловчился, заведя снова привычку, с армейской службы, вешать замки, на свой шкаф для одежды, и на свой ящик.
Легче так сделать, чем с каждым сотрудником разборки устраивать из-за кражи личных вещей.
Руджан потом возместил стоимость «доширака».
Пускай отвечает за своего приятеля.
С чего ли буду спускать воровство на тормозах.
Хотя так и закончилось, без особых эксцессов.
Люди — твари, что тут говорить, никто не сможет переубедить в обратном.
*
Я отошел в дальний угол комнаты, чтобы якобы покашлять, заодно проверить, как там Артуро, не течет ли кровь с него, или от раздевального шкафа.
Вроде пока чисто, не считая несколько капель крови, на гладком полу, и на столе, которые уже почти застыли, багровыми кружочками.
— Так, понятно. Возьмите новую салфетку, мем.
— Прижмите к носу, так кровь быстрее остановится.
— Использованные салфетки кидайте на пол, скоро должна прийти уборщица, убраться здесь.
Как же я забыл, что ведь сегодня с утра наступил понедельник.
Обязательно придет уборщица: она убирается у нас в комнате охраны, два раза в неделю, — в понедельник, дабы убрать весь накопленный воскресный срач, и в пятницу, как раз перед ней.
WTF!! Нет, это просто факап!
Между тем Салли раскрыла мой брошенный блокнот на столик, стала перелистывать и читать вслух некоторые фразы из моей писанины.
— … до чего же он всё-таки огромный!
Стоит и пялится куда-то вдаль.
Таким уверенным, каменным взглядом неправдоподобно выпученных глаз.
Слова… они приходят ко мне, как ангелы к маленьким детям:
— Для того, чтобы летать, конечно! Неужели ты не понимаешь?
— Летать… чтобы слетать на голову огромному бронзовому истукану?
— Например. Хотя не только.
— Куда же ещё? Например?
— В другие миры.
Я посмотрел на огромного Петра, еще его называли «Великим кормчем».
Слетать, что ли, ему на голову? — появилась мысль, которую почему-то не стал, как обычно, отгонять.
Почему бы и нет?
Интересный был бы опыт, тут хмыкнул.
Делов-то… слетать! Заманчивое дело.
Девушку себе придумал, целых четыре месяца встречался с ней в сомнамбулизме, а на пятьдесят, или сколько там, метров высоты, взлететь не могу?
«Не могу», хотя любопытно, каково стоять там, наверху?
Наверное, знают лишь смотрители, которые иногда поднимаются на верхотуру статуи по лестнице, или что там у них имеется, вроде тайного лифта.
Вон, один из них, какой толстый.
Наверняка есть что-то такое, вроде секретного подъемника.
Поднимаются на высоту, смотрят на вечерний город, почему-то подумал, что они делают это именно вечером, воображают, что умеют летать.
Ветер над Невой сильный — раскинь руки, почувствуешь, будто вместо них вырастают крылья.
Под тобой, где-то на набережной стоят мелкие людишки, припозднившиеся парочки, они смотрят наверх, туда, где стоишь ты.
И, конечно же, тебя не видят – разве можно увидеть маленькую хрупкую птицу на фоне бесконечной громады бронзового изваяния?
Птицей, которой я стал, превратившись в одно мгновение разума через боль и пытки… в это слабое, хрупкое создание, принадлежащее небу, на фоне огромной, вросшей в землю, неправильной формы, сделанную из кучи металла.
Ветер на высоте ревёт, пытаясь увлечь за собой, обдавая холодным дыханьем, волнуя волосы на голове.
Какое необычное чувство!
Я стою здесь, смотрю вниз.
Смотрю закрытыми глазами, но знаю, что, если и открою их, я буду по-прежнему здесь, наверху.
Так вот, оказывается, что чувствуют птицы!
Я словно бы попал в совершенно другой мир; эфемерный, лёгкий, невесомый мир неба.
Да что там говорить! Я действительно сюда попал.
Взлетел.
Вознёсся, — мелькнула глупая мысль.
Да нет, поправил себя, возносятся только святые, а я ничем таким не отличался никогда.
Трудно передать ощущения, впечатление такое, словно умер и родился заново. Открылись глаза, исчезло тело.
Смотришь по сторонам, не узнаёшь привычной перспективы.
Чувствуешь необычную лёгкость, свободу сделать всё, что душе угодно. Всё, что пожелаешь.
Будто бы взял в руки волшебную палочку и полностью изменил весь мир. Всё стало таким, каким и должно было быть…
— О, так необычно! Мне очень нравится. Вы будто поэт, мистер …
— Мистер Слоу, мем. Это обычная ерунда, набор слов и больше ничего, проза называется, так пишут не поэты, а писатели.
— Но, а вы бывали в Петербурге, чтобы так красочно описывать?
— Нет мем, никогда в жизни. Это, как говорится, плод моей вымышленной фантазии.
Не буду же ей объяснять, что недавно лежал в психбольнице, затем меня отпустили на волю.
Может и не бывал в реальной жизни в Питере, но зато умею летать.
— О боже! А вот еще, вау, тут про Москву продолжение. Вы точно не бывали там?
— Нет мем, никогда в жизни, так слегка привиделось.
Глюки, непонятные. Сьел наверно не то.
Салли продолжила читать моё творчество, из слов, написанных когда-то там, авторучкой с синими чернилами.
— … открыл глаза, — ничего не изменилось, словно веки были прозрачны, и я давно смотрел сквозь них.
Только был незрячий, а после, вдруг, прозрел.
Я стоял на голове Петра, одновременно смотрел на вечернюю Москву, — справа и слева от реки загорались огни. На «Красном Октябре» загорелась вывеска, вдоль набережной включились фонари, в «Президент-Отеле» вспыхнули ярким жёлтым, бесчисленные окна.
Нет, я всё-таки не взлетел, как это сказать, переместился. Сюда, наверх.
А что, если… представил у себя за спиной большие, метра три в размахе, белые крылья, такие, как всегда думал, были в своё время у ангелов, когда они ещё летали над землёй, а не спускались сюда только в случае крайней необходимости.
Они, крылья, возникли там, где ожидал.
И были отрезвляюще тяжёлыми.
Может, сделать их поменьше?
Нет, тогда они вряд ли меня выдержат, тут попробовал раскрыть одно из них.
Это нетрудно, крыло легко повиновалось моему желанию.
Я раскрыл второе.
Помахал обоими.
Потом в такт, вверх-вниз. И ещё раз. И ещё. Ничего. Можно лететь. И я взлетел.
Сначала всё время махал крыльями, но скоро устал и начал ловить ветер, как будто летел на параплане.
Потоки воздуха… такие сильные… такие непокорные…
но быстро научился использовать их, чтобы лететь туда, куда нужно, только изредка подруливая крыльями.
Сделав круг над Крымским мостом, полетел вдоль набережной к Кремлю, полюбоваться на него, какой он сейчас, ночью, красивый, когда подсвечен сильными прожекторами, как будто разрезающими тёплый весенний воздух своими яркими лучами.
На этот раз полюбоваться с необычной точки, сверху.
Пролетал одно из бывших фабричных зданий, когда вдруг почудился какой-то звон, раздававшийся из-за левого крыла. Я прислушался, — лёгкая, волшебная, само воплощение ветра, музыка словно придавала мне, летящему, сил, будто купался в ней, в воздухе, в окружающем мире.
А подо мной проносились улицы, дома, машины, люди в них, не замечавшие моей парящей в нескольких десятках метров над ними крылатой фигуры.
Люди, которые жили сегодняшним днём, не думали ни о каких там крыльях, ангелах, богах, летающих телах, и прочей ерунде.
Люди, которые были всегда там, где они находились.
Дети земли, а не ночного неба.
Вот и Кремль! Да, картина действительно впечатляющая.
Немного покружил над ним, полетел к Боровицкой башне, поглазеть на подсвеченные фигуры на крыше Ленинской Библиотеки.
В темноте они, казалось, ожили и слегка шевелились, разминаясь, ведь очень неудобно целые сутки стоять, не шелохнувшись, зажав в руках тяжеленные молоты, колосья и прочую атрибутику ушедшей империи.
Я почувствовал на себе их взгляды.
Взгляды, просящие мольбы и свободы, отдыха и неба.
Но как, чёрт возьми, трудно взлететь, когда ты приделан к крыше сетчатым покрывалом (их натягивают на статуи, стоящие на высоте, чтобы, если от них что-нибудь внезапно отколется, это что-нибудь не убило проходящих внизу обывателей)!
Я сочувствовал им, но не мог помочь.
Путь каждого к небу нелёгок, и у каждого он свой...
— О майн гот! Это гениально!
Воскликнула Салли, прочитав последние буквы по слогам из моего блокнота.
Фак! Ну какая к черту гениальность, ведь это писал в психушке. Полный бред, который только смог себе придумать и позволить, в «смирительной рубашке».
Потом записывал в блокнот, что помнил, из того придуманного.
Зазвонил мой телефон.
И я уже знал кто это, не задумываясь, чтобы сказать им всем.
— Пошли все нахееееер!!
Счастлив тот, кто доволен своей судьбой.
— Я тут забыл свою зарядку от айфона.
Громко затопает сапогами в коридоре вернувшийся Тейлор
— О, варенье, кто-то пролил.
Тейлор без спроса макает палец в застывшее пятно на обеденном столе.
Это кровь, вытекшая из глаза Артуро.
Потом тянет палец в рот, обсасывает и говорит:
— Да, вкусное, только какое-то соленое. Мда, есть такое.
— Тейлор, ты серьезно счас?
Он прошел в темный угол комнаты и повалился на диван.
— Желудь, хмель, и шишки… Я сейчас ширнулся в коридоре, понимаешь? Больше ничего не хочу слышать. Даже от этого Артуро, кстати, где он, этот факинг ублюдок?
— Он там, где есть, если так хочешь знать — он где-то на обходе территории.
— Супер, пошли его тоже от моего имени. Можно?
— Да можешь, можешь, а теперь вали отсюда.
Но стало поздно, Тейлор раскрыл помутневшие глаза пошире, поэтому сразу обнаружил тихо сидящую девушку.
— Вау, кого же я вижу! А кто у нас здесь сидит попой вниз? да еще без делов?
Он соскочил с дивана, в два шага приблизился к ней, поднял полы пальто, завернул наверх почти на плечики, осмотрел соблазнительно открывшийся вид сзади, грубовато облапил ягодицы Салли, прикрытые пока коротенькой кружевной юбочкой, которая сидела на мягком табурете, выпячивающейся по сторонам попой, обтянутой широким треугольником из белой ткани.
— Такая сладенькая задница простаивает.
Твоя подружка, Слоу?
— Нет, не моя. Просто мисс пришла со мной сюда.
— Вот видишь, тогда придется самому заняться ею.
— Тейлор, Тейлор, не распускай руки. Пожалуйста, уймись.
— Как твое имя, Нoney? А ну ответь, доброму дядечке!
— Салли, — едва слышно пролепетала девушка.
Уголок самовыражения
ТЦ Мечта
Все вышло абсолютно случайно, в комнате охраны.
Только мне теперь надо думать, что делать с очередным трупом.
Тейлор очень большой, вряд ли он поместится сейчас в узкий шкафчик, для одежды.
Хотя с него крови не очень много вышло, это плюс.
Когда ломается шея, там только несколько кровавых харкотин выплевывается в спазмах, и всё.
Еще один смартфон поступил в мою нечаянную коллекцию, когда обыскал одежду Тейлора.
Его айфон тоже стоял на блокировке, на фото он не реагировал, пришлось прикладывать пальцы по одному к сканеру отпечатков. Тогда он разблокировался.
Сменил отпечаток пальца Тейлора, в настройках, на свой отпечаток. Уже было поздно, рассудительно думать.
Тело Тейлора, спрятал за диваном.
Конечно, его сначала развернул боком, затем приволок тяжелое тело парня, на его место.
Он так любил на этом мягком диване лежать.
А теперь диван, пусть полежит на нём.
Задвинул диван обратно, он только немного выпирал от стены, но это было незаметно для незнакомого глаза.
Перевел дух, отдышался, стал копаться в айфоне Тейлора, написал в мессенджерах: « я завис надолго, у одной классной телки», расшарил.
Поэтому сообщение улетело всем его друзьям, знакомым, по разным подписчикам.
Просто гадство!
Я пошел на обход, заодно поискать якобы Артуро с нашим Саймоном. Хотя он как раз находился в своей мастерской.
Передал ему послание от Пухляша.
Когда делал обход по второму этажу, то заметил Руджана.
Он всегда здесь ошивается, днем и вечером.
Его родственник, какой-то там брат, по какой-то там линии, держит табачную лавку в ТЦ с курительными принадлежностями: айкосы, вейпы, зарядки, батарейки, смолы, расходники, табаки для кальянов.
Работает сам продавцом, через день.
Есть продавец, подменяющий его.
Тоже арабской национальности.
Конечно, заодно есть травка, для проверенных людей.
Руджан брату помогает в распространении, между сменами, когда ему надо работать охранником.
Хотя в рабочие смены, он тоже торгует пакетиками.
Классное прикрытие для такого нелегального заработка.
— Привет Руджан, что делаешь?
— Салют, Слоу. Да вот брата пришел проведать
— Понятно, зайди в комнату охраны, надо поговорить.
— О чем вопрос?
— Да так, надо кое-что там сказать тебе.
— Как там Артуро?
— В порядке, Артуро, уже в порядке.
— Ладно, зайду, минут через десять где-то.
— Окей.
Согласился, направился по пути обхода в маркет хозяйственных товаров.
В нем приобрел моток крепкой шторм-веревки.
Придя в комнату охраны, соорудил из нее
двойную, или цвилинговую поверхность каната.
Из него сделал петлю, самозатягивающеюся.
Так будет надежней.
Ведь что меня ожидает за два трупа?
В скором будущем предстоит за это, смертный приговор, петля, гильотина, пуля в затылок, или укол, от которого не просыпаются…
Я хотел сам покончить со всем.
У нас в комнате охраны, над входом, высоко, почти под потолком, смастерена перекладина, вроде самодельного турника.
Она немного болтается, анкера повылезали из стены, к которой они были прикручены, но всё равно держится.
Хотел успеть до прихода Руджана, сделать всё сам.
А потом он пусть решает, что делать дальше.
Цвилинговая веревка была перекинута через турник, когда стал на мониторах появлятся Руджан.
Я быстро схватил щетку-подметалку с длинной ручкой, принялся изображать бурную деятельность по уборке в помещение. Веревка осталась висеть на турнике.
Тут забежал Руджан в комнату охраны.
Он всегда быстро бегает, или ходит.
Молодой, шустрый, восемнадцать лет, парнишке.
— Ого, вот это бардак здесь!
— Потому Руджан, давай ты, не о чем не будешь спрашивать, просто выкинешь мусор.
Без лишних слов, без спора. Договорились?
— Да не буду я выкидывать мусор! Я каждый раз выкидываю, пусть в этот раз Тейлор выкинет.
— Тебе что, Руджан так сложно выбросить мусор?!
Вы, его сами накопили: банки, жестянки, стаканчики, бутылочки, пакеты из-под бургеров со всей херней… Понимаешь?
Я уже умолчал о том, что Артуро постоянно туда сплёвывал.
— Ты мне не старший, вон есть Артуро, пусть он мне приказывает.
— Артуро сейчас…, занят, немного, поэтому я за него в данный момент. По-хорошему, тебя прошу, выкини пакеты с мусором, Руджан.
— Да не буду ничего выкидывать, вообще я не на смене.
— Руджан, не беси меня больше!
— Да fuck you, Слоу…!
А через секунду его юношеское тельце уже трепыхалось в петле. В той самой, двойной, перекинутой через турник, другой конец веревки натягивал сам, удерживая в руках небольшой вес парня.
Через несколько минут всё, в комнате охраны, закончилось.
Руджан перестал извиваться, безвольно повис на веревке, свесив головку на бок.
Конечно, он сопротивлялся смерти: пытался дергаться, просунуть руки в петлю, разжать ее как-то.
Но получилось так, как получилось.
Никаких чувств, — ни переживаний, ни сожаления, не испытывал, почему-то.
Хотя, что вы еще хотите от человека, который лежал психбольнице, а потом вышел из нее?
Странный вопрос, не правда ли.
Задайте его сами себе, вы поймете, почему так происходит, в этом мире.
Мир, созданный Ницше, опровергнутый Кантом, еще ранее разрушенный Аристотелем и Сократом.
Вот тогда в комнате охраны, спустя шесть минут, вдруг объявился пастор.
Хотя, что тут такого необычного, священники тоже ведь иногда прогуливаются по ТЦ, по своим делам.
Одет в католическую бытовую униформу, во все черное: жилет, брюки, как принято у охранников, рубашка, только с белой манишкой, (клерикальный воротничок) на закрытом горле. На вид лет сорок, или чуть больше.
Я сидел как обычно за мониторами, успокаивая дыхание, когда особенный пастор зашел внутрь комнаты охраны.
— Здравствуйте.
— Приветствую, сэр. Чем обязан визиту?
— Вы наверно не верующий?
— Почему так решили?
— Не знаю, почему-то подумалось: не носите крестик, нет иконок, не читаете молитв, наверно не ходите в храм божий. У вас нет ничего.
— Оно есть у нас.
Тут я хотел было похвастаться, тремя трупами, находящимися в комнате охраны, почти рядом с нами.
— То есть, как бы внутри, в душе находится.
Понимаете, мистер?
— Мистер Шелдон, преподобный пастор прихода церкви святой Бернандетты, из района Марилебон, к вашим услугам. И да, конечно, понимаю. Поэтому вынужден вас попросить о помощи.
— Чем же обязан, такой просьбой от святого отца?
— У меня потерялся кот.
Он растерянно развел в сторону руки, стоя возле обеденного стола.
— Что ж, бывает такое. Коты иногда теряются, сами по себе, мистер Шелдон.
— Увы, да, но не в моем случае: мой кот, вырвался из рук и куда-то упрыгал, когда находился именно здесь.
Вот поэтому, смею утверждать, что мой кот потерялся в вашем торговом центре. Прошу помочь отыскать его, как можно поскорее. Я не знаю, посмотрите по своим видеокамерам, куда он подевался.
— Боюсь, вам, сэр пастор, придется заводить нового кота.
— Интересное суждение у вас, мистер…
— Мистер Слоу, тоже к вашим услугам.
— Кот, либо он есть, либо его нет, или вместе одновременно. Понимаете?
Теория про котов, мистера, э-э, Шредингера, если не ошибаюсь. Возможно вы слышали про такую вещь?
Но в моем случае, он точно есть и существует, мистер Слоу.
— Понятно, он породистый, или дорогой, у вас?
Преподобный стал повествовать о своем питомце, я же просматривать видеокамеры, на предмет появления в кадре какого-нибудь странствующего кота.
— Нет, к великому моему удовольствию, мой кот самый обычный, не считая того, что он слишком умен для кота.
Несмотря на то, что он происходит из дворовых пород, которые любят охотиться на птичек, крыс, и мышей.
Раньше их разводили, или возможно они сами размножались, в квартале для нищего сброда Бетнал Грин, в нынешнем районе восточного Лондона.
— Да, знаю, слышал такое. Я сам живу неподалеку от него.
В районе Северного Кенсингтона, как раз гораздо восточней. Там еще такие дома, для…
— Понимаю, жилье для бедных, не надо этого стесняться, сын мой.
Пастор достал из кармана серебряное кольцо с большим крестом, надел на указательный палец, перекрестил меня им, несколько раз.
— Кстати, а почему у вас так грязно? Все разлито, пятна крови везде, вещи раскиданы, да и кровь из вас тоже сейчас капает.
Тут, наконец, заметил, что порезал большой палец на левой руке, наверно, об острую кромку железной конструкции, когда прятал труп Руджана в мой шкаф для одежды.
— Да ничего страшного сэр, видимо случайно порезался обо что-то. Надо перевязать его, и дело с концом.
А бардак, тоже ничего страшного, скоро придет уборщица.
Она тут приберется.
Я встал с кресла, подошел к перегородке, там, на внутреннем столике валялся оставленный лифчик Салли, рядом пачка влажных салфеток.
Достал сразу несколько салфеток, одной из них перевязал большой палец, другими же салфетками стал стирать не застывшие пятна крови, где они были оставлены.
Во время непреднамеренной уборки, завел разговор с пастором.
— Мистер Шелдон, вы чуть ранее упомянули теорию про черного кота, так вот, немного слышал.
Как дополнение, есть «парадокс Вигнера».
В ней говориться о невозможности двойного состояния кота, но при условии, если все абсолютно «друзья» в мире, будут в курсе. И позвольте спросить вас, об одной насущной проблеме?
— Да бога ради, спрашивайте, не стесняйтесь.
— Получается, что согласно этой теории: смерть, она, то ли есть, то ли ее нет. Далее следует: что означает смерть для самого, так сказать, умершего? что он чувствует, что слышит, когда его кладут в гроб, потом закапывают в землю: стук молотков, когда забивают крышку гроба, может, слышит рыдание родственников, или обоняет запах сырой земли…
Я невольно разволновался, спрашивая об этом:
— Что на этот счет думает ваша религия, пастор Шелдон?
— О, боже карающий нас, вы так наэлектризованы, мистер Слоу! Будто сама смерть находится, прямо здесь, в этой вашей комнате.
— Может так и есть,— пробормотал в ответ, выкидывая использованные салфетки в мусорную урну, стараясь, чтобы они хоть как-то прикрыли женские трусики, которые вызывающе торчали сверху остального мусора.
Шелдон, замечая мой смятенный настрой, сделал предложение;
— По всей видимости, вам срочно надо сделать передышку, поэтому нам нужно пойти поискать нашего кота, то есть моего кота, а по дороге поисков, можно будет поговорить, о том, что вас так сильно…
— Секунду! — перебил пастора, после того как снова присел за мониторы, на одной из многочисленных камер мелькнула черная кошачья тень. Щелчок кнопки, и я развернул изображение на мониторе.
— Это он? Смотрите быстрее.
Пастор пригнулся, вглядываясь в монитор:
— Да, мистер, именно он и есть, мой маленький проказник!
— Похоже, кот направляется в подвалы, точнее, в помещения приточной вентиляции.
Прояснил ситуацию пастору.
— Так пойдемте скорее за ним. Я готов идти хоть в подвалы, да хотя бы в ад, и даже в геенну огненную!
— Минуточку, мистер Шелдон, нам надо подготовиться.
Взял два фонаря, набрал связки ключи от разных технических помещений, ключ-карту от всех дверей, две рации. Одну протянул пастору, вместе с фонарем:
— Берите, на всякий случай. Умеете пользоваться рацией?
— Нет, не приходилось.
— Ничего сложного: сюда, сюда, и можете говорить.
Я буду слышать. Теперь пойдемте, мистер Шелдон.
Мы вышли, закрыл дверь на замок, спустились на цокольный этаж по служебной лестнице, прошлись по цоколю, в нужном направлении.
Снова спустились по короткой лестнице, после оказались на месте, в подвальном пространстве.
Мы шли рядом как двое мрачных близнецов, оба одетые в черную одежду, в возрасте, почти одинаковые, снаружи.
Пастор стал рассуждать, идя со мной, по длинным проходам:
— Возможно, в вашем утверждении имеется здравое зерно.
Как мы знаем, у православных христиан, раньше была традиция трое суток хранить тело умершего, именно в его доме. То есть, давалось некоторое время уже не живому человеку, а какому-то новому существу, не спеша попрощаться со всем живым миром.
Видимо неспроста делалось всё же.
— Возможно, возможно, — протянул в задумчивости, озираясь по сторонам, вспоминая, где тут находиться нужный вход. Хотя на всех одиннадцати дверях нанесены краткие маркировки, но без расшифровки они мне были непонятны.
Артуро мне тогда, как новенькому, провел экскурсию, где что находиться, куда и зачем.
Но разве всё упомнишь. Я записывал, но те записи остались в блокноте, который порвала Салли.
При воспоминание о ней, и о блокноте, больно закололо в груди. Теперь не знаю, даже где включается освещение, только слышал, что с какого-то щита управления.
Поэтому и понадобились нам электрические фонари.
Я топтался в растерянности, пока не пришла мысль, что все-таки вход, придется выбирать, где в них, или поблизости, имелись отверстия, необходимого размера, чтобы туда смог протиснуться этот гребаный кот, в котором проснулся инстинкт охотника.
Объяснил пастору свои измышления.
Поэтому он направился осматривать двери по левой стороне, я по правому краю. Через минут семь, мы встретились: он нашел два подходящих входа, я один.
Решили, что начнем с моего.
Я прикоснулся ключом к считывателю, с некоторым усилием раскрыл железную дверь.
Снизу часть двери была сделана продольной решеткой.
— Ну что пастор, вы боитесь приведений, или мертвецов?
— Да ни в коем случае!
— Тогда пропускаю вас вперед, сэр.
— Аминь! — заявил пастор, осеняя себя крестом, отважно продвигаясь вперед, пронзая темноту пространства лучом включенного фонаря.
Я прошел следом за ним, оставляя дверь в открытом виде, тоже светя фонарем по сторонам.
Мы угадали: это было, несомненно, приточное помещение, с огромными вентиляторами, которые мерно гудели, нагоняя свежий воздух в ТЦ, с электрическими шкафами стоящие возле стен, с проложенными толстыми кабелями.
Мерцали огоньки на щитах управления.
В помещении водились по слухам разные грызуны: и крысы и мыши, несмотря на регулярные чистки.
Просторный высокий проход между аппаратов и конструкций, в этом запутанном громадном помещении, позволял нам идти рядом, сразу осматривая две стены.
Пастор шагал, шумя каблуками ботинок, громко начиная мне говорить:
— Понимаешь, Слоу, если бы не верил в бога, в католическую церковь и веру, хотя бы на один процент от ста, то я не был, думаю, проповедником.
Поэтому, если говорить начистоту, так или иначе, с одной стороны, мне приходиться изображать, или надевать маску пастора.
Да и с другой, ведь больше ничего не умею в жизни, не умею работать руками, не обучен работать головой, тем же бухгалтером, или менеджером.
Хотя каждый прихожанин, живя и работая на своем месте, должен приносить какую-то пользу.
— Согласен, с одной стороны. Вот, к примеру, взять девушек нимфоманок, которые трахаются с разными парнями ради своего удовольствия. Возможно, на этом зарабатывают деньги. Они тоже приносят пользу обществу? Или как?
— Всё относительно, мистер Слоу.
Порок, есть грех, так утверждает наша вера.
Но конечно времена изменились с эпохи инквизиции, а люди остались людьми с дурными наклонностями.
Поэтому надо искать плюсы.
Возможно, эта какая-то неизвестная девушка, за свою жизнь одарит сотню, а то и тысячу мужчин, мимолетным счастьем.
Потом эти мужчины, будут удовлетворены, не станут учинять насилия в бытовой жизни, от переизбытка сексуальных гормонов. Так что, всё же польза есть от этого, прелюбодейства, со стороны девушки.
— Вот как?! Кажется, что сегодня повстречал такую девушку. Она такая милая, непосредственная, нежная.
Наверно понравилась, или влюбился. Я не знаю.
Она сказала, из-за меня изменится, наверное.
— И что произошло?
— Мы поругались. Она порвала мой любимый блокнот, в котором записывал мысли.
— Послушайте, Слоу …
— Но тихо же …! — одернул пастора.
Где-то в черных дальних углах, послышалось яростное шипение. Я, вместе с пастором, принялся осторожно подкрадываться, приглушив яркость фонарей.
Наконец в тусклом свете показался напрягшийся силуэт взъерошенного кота, который испускал яростное шипение на огромного грызуна, забившегося в углу.
Пастор побежал в тот угол, громко взывая, то ли к коту, то ли к небесам:
— Том, Том, о мой бедный Том…! Иди же ко мне, мой маленький негодник.
Кот резко отпрыгнул от крысы, посмотрел на своего хозяина. Видимо признавая его власть над ним.
В тот момент крыса с писком сбежала, с места поединка, резво перебирая лапками.
Пастор поднял замершего кота, отряхнул шерсть от пыли и паутины, взял на руки.
— Не дали свершится убийству невинной жертве, да пастор Шелдон? — подметил, когда они подошли ко мне ближе.
— И это тоже, но главное мой любимый кот сейчас со мной.
Ответил пастор, ласково поглаживая кота.
Теперь мы не спеша возвращались обратно к выходу.
Я спросил:
— А убийство человека, это как, самый великий грех?
— Нет, не самый большой. И всё, опять же, относительно.
Убийства бывают разные.
Если не брать в рассуждения убийства на войне, убийства по приказу, по работе, по службе, по долгу родине.
Не брать в расчеты женские аборты, убийства по заказу, по найму, во имя мести и справедливости, вообщем все преднамеренные убийства. Как в том библейском случае, когда Каин умышленно убил своего брата, Авеля.
Тогда остается отдельная категория: убийства без умысла.
В ней убийства по неосторожности, в случае самообороны, убийства в ярости, в приступе гнева, в состояние психоза, вообщем почти все бытовые убийства.
Этот убийца может быть и правым, с одной стороны.
Поэтому грех нивелируется, только убийце одному придется до конца жизни носить тяжкую ношу внутри.
Но потом его неотвратимо ожидает суд божий, или же при жизни, суд человеческий.
— Понимаю, мистер Шелдон. Недавно снился сон, я его записал в тот блокнот, но могу рассказать по памяти.
— Я не против, послушать, — ответствовал пастор.
— … Будто все люди, человечество, мчится в поезде.
В обычном поезде, где есть вагоны, купе, переходы, тамбуры, туалеты, вагон-ресторан, колеса, которые все время стучат под ухом тук-тук-тук, мягкий вагон, служебные купе для персонала, плацкарты с подвесными полками.
Только этот поезд, он очень громадный и вместительный, допустим в сравнении, что вагон по длине и вместительности пассажиров, как отдельная страна.
За окнами поезда бушуют ураганы, бурлят штормы, воют ветра, трещат морозы, или накаляется железная крыша вагона от невыносимой жары.
Поезд мчится по замкнутому кругу, в бескрайнем пространстве, не обращая внимания на разные мелочи, вроде перегрева двигателей, на утомление машиниста, на усталость кочегаров, которые подбрасывают уголь в топку, а колеса тем временем неизбежно накатываются на рельсы.
Пассажиры едут в поезде по-разному: кто-то ютится в тесноте, кто-то мучается от голода и лишений, а кто-то с роскошью едет в мягком отдельном купе, регулярно питаясь в вагоне-ресторане.
Крики, визги, недовольства, приводят к скандалам, протестам, конфликтам, между пассажирами.
Тогда возникают толпы недовольных людей жизнью.
Они выходят на стадионы, на улицы, на площади, на поля сражений.
Конечно, власти знают о способах, как сделать разрядку.
«Хлеба и зрелищ», одно из них.
Есть специально обученные люди, — они называются полицией, разгоняют толпу по приказу, есть еще армия, она умеет воевать и стрелять.
Для зрелищ, есть люди, артисты и артистки девушки.
Они выйдут на публику, покрутят задницами, а народ надолго успокоится…
— Да, неплохой у тебя взгляд на мир, выработан.
Аллегорический, можно сказать, — оценил моё воззрение пастор.
Путь обратно, показался чрезвычайно коротким.
Мы вышли из подвальных помещений на цокольный этаж. Пастор стоял рядом, гладил кота, тот жмурил зеленые глазки от яркого света.
Он продолжил, после некоторых раздумий:
— Ты спрашивал про убийство?
Так вот, был один человек, известный философ Морено, он придумал теорию спонтанности, с термином «встреча — столкновение», в концепции психодрамы.
То есть, каждая встреча людей, неважно где именно происходит, возможно, ведет к столкновению; к столкновению интересов, из-за денег, или из-за девушки;
столкновение из-за бытовых конфликтов.
Далее, возможно, если не удастся договориться по-хорошему, то к убийству. Опять же, всё закономерно происходит, поэтому убийства случаются не случайно.
— Вот так да! — воскликнул удивленно. — Как же с ними договариваться, если люди такие тупые?!
— Вести диалог с ними, больше никак.
Кот, лежащий на руке пастора, понимающе фыркнул, словно не одобряя его слова: разве с мышками договоришься? Их только нужно ловить и душить.
— Я разговариваю с людьми, пытаюсь объяснить, но они ничего не хотят слышать!
— Не знаю, надо учиться этому, видимо всю жизнь.
Кстати, на этот вопрос «как», имеется уже «философия диалога». Крайне интересная штука. Согласно этому учению, в мире есть два состояние диалога: Я и Ты, Я и Оно. Через эти два состояния, с большой вероятностью можно вести разговор, со всем миром.
Подумайте над этим, мистер Слоу.
Тем временем, мы вышли на первый этаж, направляясь к главному выходу, мимо витрин бутиков, стеклянных отделов, маркетов, зеркал салонов, прилавков с кофе-машинами.
Холл
Все вышло абсолютно случайно, в комнате охраны.
Только мне теперь надо думать, что делать с очередным трупом.
Тейлор очень большой, вряд ли он поместится сейчас в узкий шкафчик, для одежды.
Хотя с него крови не очень много вышло, это плюс.
Когда ломается шея, там только несколько кровавых харкотин выплевывается в спазмах, и всё.
Еще один смартфон поступил в мою нечаянную коллекцию, когда обыскал одежду Тейлора.
Его айфон тоже стоял на блокировке, на фото он не реагировал, пришлось прикладывать пальцы по одному к сканеру отпечатков. Тогда он разблокировался.
Сменил отпечаток пальца Тейлора, в настройках, на свой отпечаток. Уже было поздно, рассудительно думать.
Тело Тейлора, спрятал за диваном.
Конечно, его сначала развернул боком, затем приволок тяжелое тело парня, на его место.
Он так любил на этом мягком диване лежать.
А теперь диван, пусть полежит на нём.
Задвинул диван обратно, он только немного выпирал от стены, но это было незаметно для незнакомого глаза.
Перевел дух, отдышался, стал копаться в айфоне Тейлора, написал в мессенджерах: « я завис надолго, у одной классной телки», расшарил.
Поэтому сообщение улетело всем его друзьям, знакомым, по разным подписчикам.
Просто гадство!
Я пошел на обход, заодно поискать якобы Артуро с нашим Саймоном. Хотя он как раз находился в своей мастерской.
Передал ему послание от Пухляша.
Когда делал обход по второму этажу, то заметил Руджана.
Он всегда здесь ошивается, днем и вечером.
Его родственник, какой-то там брат, по какой-то там линии, держит табачную лавку в ТЦ с курительными принадлежностями: айкосы, вейпы, зарядки, батарейки, смолы, расходники, табаки для кальянов.
Работает сам продавцом, через день.
Есть продавец, подменяющий его.
Тоже арабской национальности.
Конечно, заодно есть травка, для проверенных людей.
Руджан брату помогает в распространении, между сменами, когда ему надо работать охранником.
Хотя в рабочие смены, он тоже торгует пакетиками.
Классное прикрытие для такого нелегального заработка.
— Привет Руджан, что делаешь?
— Салют, Слоу. Да вот брата пришел проведать
— Понятно, зайди в комнату охраны, надо поговорить.
— О чем вопрос?
— Да так, надо кое-что там сказать тебе.
— Как там Артуро?
— В порядке, Артуро, уже в порядке.
— Ладно, зайду, минут через десять где-то.
— Окей.
Согласился, направился по пути обхода в маркет хозяйственных товаров.
В нем приобрел моток крепкой шторм-веревки.
Придя в комнату охраны, соорудил из нее
двойную, или цвилинговую поверхность каната.
Из него сделал петлю, самозатягивающеюся.
Так будет надежней.
Ведь что меня ожидает за два трупа?
В скором будущем предстоит за это, смертный приговор, петля, гильотина, пуля в затылок, или укол, от которого не просыпаются…
Я хотел сам покончить со всем.
У нас в комнате охраны, над входом, высоко, почти под потолком, смастерена перекладина, вроде самодельного турника.
Она немного болтается, анкера повылезали из стены, к которой они были прикручены, но всё равно держится.
Хотел успеть до прихода Руджана, сделать всё сам.
А потом он пусть решает, что делать дальше.
Цвилинговая веревка была перекинута через турник, когда стал на мониторах появлятся Руджан.
Я быстро схватил щетку-подметалку с длинной ручкой, принялся изображать бурную деятельность по уборке в помещение. Веревка осталась висеть на турнике.
Тут забежал Руджан в комнату охраны.
Он всегда быстро бегает, или ходит.
Молодой, шустрый, восемнадцать лет, парнишке.
— Ого, вот это бардак здесь!
— Потому Руджан, давай ты, не о чем не будешь спрашивать, просто выкинешь мусор.
Без лишних слов, без спора. Договорились?
— Да не буду я выкидывать мусор! Я каждый раз выкидываю, пусть в этот раз Тейлор выкинет.
— Тебе что, Руджан так сложно выбросить мусор?!
Вы, его сами накопили: банки, жестянки, стаканчики, бутылочки, пакеты из-под бургеров со всей херней… Понимаешь?
Я уже умолчал о том, что Артуро постоянно туда сплёвывал.
— Ты мне не старший, вон есть Артуро, пусть он мне приказывает.
— Артуро сейчас…, занят, немного, поэтому я за него в данный момент. По-хорошему, тебя прошу, выкини пакеты с мусором, Руджан.
— Да не буду ничего выкидывать, вообще я не на смене.
— Руджан, не беси меня больше!
— Да fuck you, Слоу…!
А через секунду его юношеское тельце уже трепыхалось в петле. В той самой, двойной, перекинутой через турник, другой конец веревки натягивал сам, удерживая в руках небольшой вес парня.
Через несколько минут всё, в комнате охраны, закончилось.
Руджан перестал извиваться, безвольно повис на веревке, свесив головку на бок.
Конечно, он сопротивлялся смерти: пытался дергаться, просунуть руки в петлю, разжать ее как-то.
Но получилось так, как получилось.
Никаких чувств, — ни переживаний, ни сожаления, не испытывал, почему-то.
Хотя, что вы еще хотите от человека, который лежал психбольнице, а потом вышел из нее?
Странный вопрос, не правда ли.
Задайте его сами себе, вы поймете, почему так происходит, в этом мире.
Мир, созданный Ницше, опровергнутый Кантом, еще ранее разрушенный Аристотелем и Сократом.
Вот тогда в комнате охраны, спустя шесть минут, вдруг объявился пастор.
Хотя, что тут такого необычного, священники тоже ведь иногда прогуливаются по ТЦ, по своим делам.
Одет в католическую бытовую униформу, во все черное: жилет, брюки, как принято у охранников, рубашка, только с белой манишкой, (клерикальный воротничок) на закрытом горле. На вид лет сорок, или чуть больше.
Я сидел как обычно за мониторами, успокаивая дыхание, когда особенный пастор зашел внутрь комнаты охраны.
— Здравствуйте.
— Приветствую, сэр. Чем обязан визиту?
— Вы наверно не верующий?
— Почему так решили?
— Не знаю, почему-то подумалось: не носите крестик, нет иконок, не читаете молитв, наверно не ходите в храм божий. У вас нет ничего.
— Оно есть у нас.
Тут я хотел было похвастаться, тремя трупами, находящимися в комнате охраны, почти рядом с нами.
— То есть, как бы внутри, в душе находится.
Понимаете, мистер?
— Мистер Шелдон, преподобный пастор прихода церкви святой Бернандетты, из района Марилебон, к вашим услугам. И да, конечно, понимаю. Поэтому вынужден вас попросить о помощи.
— Чем же обязан, такой просьбой от святого отца?
— У меня потерялся кот.
Он растерянно развел в сторону руки, стоя возле обеденного стола.
— Что ж, бывает такое. Коты иногда теряются, сами по себе, мистер Шелдон.
— Увы, да, но не в моем случае: мой кот, вырвался из рук и куда-то упрыгал, когда находился именно здесь.
Вот поэтому, смею утверждать, что мой кот потерялся в вашем торговом центре. Прошу помочь отыскать его, как можно поскорее. Я не знаю, посмотрите по своим видеокамерам, куда он подевался.
— Боюсь, вам, сэр пастор, придется заводить нового кота.
— Интересное суждение у вас, мистер…
— Мистер Слоу, тоже к вашим услугам.
— Кот, либо он есть, либо его нет, или вместе одновременно. Понимаете?
Теория про котов, мистера, э-э, Шредингера, если не ошибаюсь. Возможно вы слышали про такую вещь?
Но в моем случае, он точно есть и существует, мистер Слоу.
— Понятно, он породистый, или дорогой, у вас?
Преподобный стал повествовать о своем питомце, я же просматривать видеокамеры, на предмет появления в кадре какого-нибудь странствующего кота.
— Нет, к великому моему удовольствию, мой кот самый обычный, не считая того, что он слишком умен для кота.
Несмотря на то, что он происходит из дворовых пород, которые любят охотиться на птичек, крыс, и мышей.
Раньше их разводили, или возможно они сами размножались, в квартале для нищего сброда Бетнал Грин, в нынешнем районе восточного Лондона.
— Да, знаю, слышал такое. Я сам живу неподалеку от него.
В районе Северного Кенсингтона, как раз гораздо восточней. Там еще такие дома, для…
— Понимаю, жилье для бедных, не надо этого стесняться, сын мой.
Пастор достал из кармана серебряное кольцо с большим крестом, надел на указательный палец, перекрестил меня им, несколько раз.
— Кстати, а почему у вас так грязно? Все разлито, пятна крови везде, вещи раскиданы, да и кровь из вас тоже сейчас капает.
Тут, наконец, заметил, что порезал большой палец на левой руке, наверно, об острую кромку железной конструкции, когда прятал труп Руджана в мой шкаф для одежды.
— Да ничего страшного сэр, видимо случайно порезался обо что-то. Надо перевязать его, и дело с концом.
А бардак, тоже ничего страшного, скоро придет уборщица.
Она тут приберется.
Я встал с кресла, подошел к перегородке, там, на внутреннем столике валялся оставленный лифчик Салли, рядом пачка влажных салфеток.
Достал сразу несколько салфеток, одной из них перевязал большой палец, другими же салфетками стал стирать не застывшие пятна крови, где они были оставлены.
Во время непреднамеренной уборки, завел разговор с пастором.
— Мистер Шелдон, вы чуть ранее упомянули теорию про черного кота, так вот, немного слышал.
Как дополнение, есть «парадокс Вигнера».
В ней говориться о невозможности двойного состояния кота, но при условии, если все абсолютно «друзья» в мире, будут в курсе. И позвольте спросить вас, об одной насущной проблеме?
— Да бога ради, спрашивайте, не стесняйтесь.
— Получается, что согласно этой теории: смерть, она, то ли есть, то ли ее нет. Далее следует: что означает смерть для самого, так сказать, умершего? что он чувствует, что слышит, когда его кладут в гроб, потом закапывают в землю: стук молотков, когда забивают крышку гроба, может, слышит рыдание родственников, или обоняет запах сырой земли…
Я невольно разволновался, спрашивая об этом:
— Что на этот счет думает ваша религия, пастор Шелдон?
— О, боже карающий нас, вы так наэлектризованы, мистер Слоу! Будто сама смерть находится, прямо здесь, в этой вашей комнате.
— Может так и есть,— пробормотал в ответ, выкидывая использованные салфетки в мусорную урну, стараясь, чтобы они хоть как-то прикрыли женские трусики, которые вызывающе торчали сверху остального мусора.
Шелдон, замечая мой смятенный настрой, сделал предложение;
— По всей видимости, вам срочно надо сделать передышку, поэтому нам нужно пойти поискать нашего кота, то есть моего кота, а по дороге поисков, можно будет поговорить, о том, что вас так сильно…
— Секунду! — перебил пастора, после того как снова присел за мониторы, на одной из многочисленных камер мелькнула черная кошачья тень. Щелчок кнопки, и я развернул изображение на мониторе.
— Это он? Смотрите быстрее.
Пастор пригнулся, вглядываясь в монитор:
— Да, мистер, именно он и есть, мой маленький проказник!
— Похоже, кот направляется в подвалы, точнее, в помещения приточной вентиляции.
Прояснил ситуацию пастору.
— Так пойдемте скорее за ним. Я готов идти хоть в подвалы, да хотя бы в ад, и даже в геенну огненную!
— Минуточку, мистер Шелдон, нам надо подготовиться.
Взял два фонаря, набрал связки ключи от разных технических помещений, ключ-карту от всех дверей, две рации. Одну протянул пастору, вместе с фонарем:
— Берите, на всякий случай. Умеете пользоваться рацией?
— Нет, не приходилось.
— Ничего сложного: сюда, сюда, и можете говорить.
Я буду слышать. Теперь пойдемте, мистер Шелдон.
Мы вышли, закрыл дверь на замок, спустились на цокольный этаж по служебной лестнице, прошлись по цоколю, в нужном направлении.
Снова спустились по короткой лестнице, после оказались на месте, в подвальном пространстве.
Мы шли рядом как двое мрачных близнецов, оба одетые в черную одежду, в возрасте, почти одинаковые, снаружи.
Пастор стал рассуждать, идя со мной, по длинным проходам:
— Возможно, в вашем утверждении имеется здравое зерно.
Как мы знаем, у православных христиан, раньше была традиция трое суток хранить тело умершего, именно в его доме. То есть, давалось некоторое время уже не живому человеку, а какому-то новому существу, не спеша попрощаться со всем живым миром.
Видимо неспроста делалось всё же.
— Возможно, возможно, — протянул в задумчивости, озираясь по сторонам, вспоминая, где тут находиться нужный вход. Хотя на всех одиннадцати дверях нанесены краткие маркировки, но без расшифровки они мне были непонятны.
Артуро мне тогда, как новенькому, провел экскурсию, где что находиться, куда и зачем.
Но разве всё упомнишь. Я записывал, но те записи остались в блокноте, который порвала Салли.
При воспоминание о ней, и о блокноте, больно закололо в груди. Теперь не знаю, даже где включается освещение, только слышал, что с какого-то щита управления.
Поэтому и понадобились нам электрические фонари.
Я топтался в растерянности, пока не пришла мысль, что все-таки вход, придется выбирать, где в них, или поблизости, имелись отверстия, необходимого размера, чтобы туда смог протиснуться этот гребаный кот, в котором проснулся инстинкт охотника.
Объяснил пастору свои измышления.
Поэтому он направился осматривать двери по левой стороне, я по правому краю. Через минут семь, мы встретились: он нашел два подходящих входа, я один.
Решили, что начнем с моего.
Я прикоснулся ключом к считывателю, с некоторым усилием раскрыл железную дверь.
Снизу часть двери была сделана продольной решеткой.
— Ну что пастор, вы боитесь приведений, или мертвецов?
— Да ни в коем случае!
— Тогда пропускаю вас вперед, сэр.
— Аминь! — заявил пастор, осеняя себя крестом, отважно продвигаясь вперед, пронзая темноту пространства лучом включенного фонаря.
Я прошел следом за ним, оставляя дверь в открытом виде, тоже светя фонарем по сторонам.
Мы угадали: это было, несомненно, приточное помещение, с огромными вентиляторами, которые мерно гудели, нагоняя свежий воздух в ТЦ, с электрическими шкафами стоящие возле стен, с проложенными толстыми кабелями.
Мерцали огоньки на щитах управления.
В помещении водились по слухам разные грызуны: и крысы и мыши, несмотря на регулярные чистки.
Просторный высокий проход между аппаратов и конструкций, в этом запутанном громадном помещении, позволял нам идти рядом, сразу осматривая две стены.
Пастор шагал, шумя каблуками ботинок, громко начиная мне говорить:
— Понимаешь, Слоу, если бы не верил в бога, в католическую церковь и веру, хотя бы на один процент от ста, то я не был, думаю, проповедником.
Поэтому, если говорить начистоту, так или иначе, с одной стороны, мне приходиться изображать, или надевать маску пастора.
Да и с другой, ведь больше ничего не умею в жизни, не умею работать руками, не обучен работать головой, тем же бухгалтером, или менеджером.
Хотя каждый прихожанин, живя и работая на своем месте, должен приносить какую-то пользу.
— Согласен, с одной стороны. Вот, к примеру, взять девушек нимфоманок, которые трахаются с разными парнями ради своего удовольствия. Возможно, на этом зарабатывают деньги. Они тоже приносят пользу обществу? Или как?
— Всё относительно, мистер Слоу.
Порок, есть грех, так утверждает наша вера.
Но конечно времена изменились с эпохи инквизиции, а люди остались людьми с дурными наклонностями.
Поэтому надо искать плюсы.
Возможно, эта какая-то неизвестная девушка, за свою жизнь одарит сотню, а то и тысячу мужчин, мимолетным счастьем.
Потом эти мужчины, будут удовлетворены, не станут учинять насилия в бытовой жизни, от переизбытка сексуальных гормонов. Так что, всё же польза есть от этого, прелюбодейства, со стороны девушки.
— Вот как?! Кажется, что сегодня повстречал такую девушку. Она такая милая, непосредственная, нежная.
Наверно понравилась, или влюбился. Я не знаю.
Она сказала, из-за меня изменится, наверное.
— И что произошло?
— Мы поругались. Она порвала мой любимый блокнот, в котором записывал мысли.
— Послушайте, Слоу …
— Но тихо же …! — одернул пастора.
Где-то в черных дальних углах, послышалось яростное шипение. Я, вместе с пастором, принялся осторожно подкрадываться, приглушив яркость фонарей.
Наконец в тусклом свете показался напрягшийся силуэт взъерошенного кота, который испускал яростное шипение на огромного грызуна, забившегося в углу.
Пастор побежал в тот угол, громко взывая, то ли к коту, то ли к небесам:
— Том, Том, о мой бедный Том…! Иди же ко мне, мой маленький негодник.
Кот резко отпрыгнул от крысы, посмотрел на своего хозяина. Видимо признавая его власть над ним.
В тот момент крыса с писком сбежала, с места поединка, резво перебирая лапками.
Пастор поднял замершего кота, отряхнул шерсть от пыли и паутины, взял на руки.
— Не дали свершится убийству невинной жертве, да пастор Шелдон? — подметил, когда они подошли ко мне ближе.
— И это тоже, но главное мой любимый кот сейчас со мной.
Ответил пастор, ласково поглаживая кота.
Теперь мы не спеша возвращались обратно к выходу.
Я спросил:
— А убийство человека, это как, самый великий грех?
— Нет, не самый большой. И всё, опять же, относительно.
Убийства бывают разные.
Если не брать в рассуждения убийства на войне, убийства по приказу, по работе, по службе, по долгу родине.
Не брать в расчеты женские аборты, убийства по заказу, по найму, во имя мести и справедливости, вообщем все преднамеренные убийства. Как в том библейском случае, когда Каин умышленно убил своего брата, Авеля.
Тогда остается отдельная категория: убийства без умысла.
В ней убийства по неосторожности, в случае самообороны, убийства в ярости, в приступе гнева, в состояние психоза, вообщем почти все бытовые убийства.
Этот убийца может быть и правым, с одной стороны.
Поэтому грех нивелируется, только убийце одному придется до конца жизни носить тяжкую ношу внутри.
Но потом его неотвратимо ожидает суд божий, или же при жизни, суд человеческий.
— Понимаю, мистер Шелдон. Недавно снился сон, я его записал в тот блокнот, но могу рассказать по памяти.
— Я не против, послушать, — ответствовал пастор.
— … Будто все люди, человечество, мчится в поезде.
В обычном поезде, где есть вагоны, купе, переходы, тамбуры, туалеты, вагон-ресторан, колеса, которые все время стучат под ухом тук-тук-тук, мягкий вагон, служебные купе для персонала, плацкарты с подвесными полками.
Только этот поезд, он очень громадный и вместительный, допустим в сравнении, что вагон по длине и вместительности пассажиров, как отдельная страна.
За окнами поезда бушуют ураганы, бурлят штормы, воют ветра, трещат морозы, или накаляется железная крыша вагона от невыносимой жары.
Поезд мчится по замкнутому кругу, в бескрайнем пространстве, не обращая внимания на разные мелочи, вроде перегрева двигателей, на утомление машиниста, на усталость кочегаров, которые подбрасывают уголь в топку, а колеса тем временем неизбежно накатываются на рельсы.
Пассажиры едут в поезде по-разному: кто-то ютится в тесноте, кто-то мучается от голода и лишений, а кто-то с роскошью едет в мягком отдельном купе, регулярно питаясь в вагоне-ресторане.
Крики, визги, недовольства, приводят к скандалам, протестам, конфликтам, между пассажирами.
Тогда возникают толпы недовольных людей жизнью.
Они выходят на стадионы, на улицы, на площади, на поля сражений.
Конечно, власти знают о способах, как сделать разрядку.
«Хлеба и зрелищ», одно из них.
Есть специально обученные люди, — они называются полицией, разгоняют толпу по приказу, есть еще армия, она умеет воевать и стрелять.
Для зрелищ, есть люди, артисты и артистки девушки.
Они выйдут на публику, покрутят задницами, а народ надолго успокоится…
— Да, неплохой у тебя взгляд на мир, выработан.
Аллегорический, можно сказать, — оценил моё воззрение пастор.
Путь обратно, показался чрезвычайно коротким.
Мы вышли из подвальных помещений на цокольный этаж. Пастор стоял рядом, гладил кота, тот жмурил зеленые глазки от яркого света.
Он продолжил, после некоторых раздумий:
— Ты спрашивал про убийство?
Так вот, был один человек, известный философ Морено, он придумал теорию спонтанности, с термином «встреча — столкновение», в концепции психодрамы.
То есть, каждая встреча людей, неважно где именно происходит, возможно, ведет к столкновению; к столкновению интересов, из-за денег, или из-за девушки;
столкновение из-за бытовых конфликтов.
Далее, возможно, если не удастся договориться по-хорошему, то к убийству. Опять же, всё закономерно происходит, поэтому убийства случаются не случайно.
— Вот так да! — воскликнул удивленно. — Как же с ними договариваться, если люди такие тупые?!
— Вести диалог с ними, больше никак.
Кот, лежащий на руке пастора, понимающе фыркнул, словно не одобряя его слова: разве с мышками договоришься? Их только нужно ловить и душить.
— Я разговариваю с людьми, пытаюсь объяснить, но они ничего не хотят слышать!
— Не знаю, надо учиться этому, видимо всю жизнь.
Кстати, на этот вопрос «как», имеется уже «философия диалога». Крайне интересная штука. Согласно этому учению, в мире есть два состояние диалога: Я и Ты, Я и Оно. Через эти два состояния, с большой вероятностью можно вести разговор, со всем миром.
Подумайте над этим, мистер Слоу.
Тем временем, мы вышли на первый этаж, направляясь к главному выходу, мимо витрин бутиков, стеклянных отделов, маркетов, зеркал салонов, прилавков с кофе-машинами.
Холл
Уголок самовыражения
Она закурила, сидя на табурете, расслабленно закинув красивую ножку в чулках на другую ножку.
— Ну и натрахалась я сегодня, прямо на целую жизнь вперед, — проворковала удовлетворенная Салли, стряхивая пепел сигареты на пол.
— Хочешь, поцелуемся милый? Я еще могу тебе отсосать!
— Нет, не хочу.
— Тебя зовут Слоу, ведь так?
— Да, мем. Зовут именно так.
— И ты пишешь в блокноте?
— Да мем.
— Про весну ты тоже сам написал?
Я кивнул. Она отвернулась, выговаривая слова вдруг огрубевшим и жестким голосом, если бы не знал что рядом девушка, точно бы подумал, что это говорит мальчик:
— тоже стала писать, когда мне было лет тринадцать. Тогда училась в спецшколе, с общежитием, где в одной комнате постоянно живут десять девчонок.
Вроде дневников девочки, которая быстро взрослеет.
Записи по дням, что со мной случается, например, во вторник, в среду, или в воскресенье.
Ты знаешь, они выглядят так смешно, для меня сейчас.
— Что с тобой случилось в воскресенье?
— Меня тогда трахнули в первый раз.
Правда, не лишили девственности, а так:
Там у нас в школе был один мужчинка, преподом был.
Женатый, с семьей, с женой, с детьми.
Когда подросла, я ему очень понравилась, он стал за мной ухаживать: дарил цветочки, конфетки, пепси, разные безделушки, игрушки.
В общем, всякую мелочь, полезную для девочки.
Оставлял после уроков, когда мы оставались наедине,
то начинал трогать за разные места.
В один день, это было воскресенье, он засунул свой член, хотя у него был член так себе, коротышка, но, в общем, он смог как-то засунуть свой маленький членик в мою попу, и в нее быстро кончить.
Я была глупышкой, не поняла после: почему из моей попы что-то вытекает, белое и жидкое.
Уже подумала, что заболела какой-то болезнью, но меня просветили соседки подружки, там у меня были две постоянные, так сказать, полюбовницы, с которыми ласкалась.
Потом он приучил меня к отсосу, чтобы непременно проглатывала, его вонючую сперму.
От вкуса, которой меня выворачивало наизнанку.
Еще он говорил, что мужская сперма полезна для девушки, это как лекарство.
Я всё время думала, зачем мне нужно сосать его член, когда у него имеется жена?
Так продолжалось несколько лет.
После выпускного вечера, он порвал мне целку.
Но я тогда уже стала совершеннолетней.
Поэтому он всё продумал заранее.
А девочки по ночам из нашей комнаты, заставляли меня им лизать, те женские местечки.
— Понимаешь? Они как бы и не заставляли силой, просто уговаривали, сделать им немного приятного, или обещали сделать подарок; дать поносить модное платье, или крутые туфельки.
А одна девчонка, самая главная у нас в комнате, пригрозила, что отрежет мне волосы ножницами, если я не стану ей лизать, я соглашалась, ведь меня все считали наивной дурочкой.
Хотя мне тоже становилось приятно, когда лизала им маленькие писи, ведь мы обнимались и целовались, сосали сосочки друг дружке, мяли сисечки.
— Смешно, да? как там тебя, Слоу?
— Да, мем, Слоу. Но, мне кажется, что это не очень смешно получилось. Честно говоря, я тебя понимаю: суровое детство, спецшкола, и всё такое. У самого было также.
— Нет, это не то, что было у тебя.
Она воскликнула:
— Так ненавижу вспоминать про это!
Рано утром мы вставали, писались в туалете, одевались, умывались, чистили зубы, потом перед завтраком, ходили на утреннюю службу в церковь при этом школе, в обед стояли на проповеди, после обеда сидели на уроке богословия, заучивали молитвы, святое писание, перед ужином пели с монашками литургию.
А после отбоя, по ночам, начинался сущий развратный ад, с грешниками, и с грешницами, хотя нам было мало лет.
Все девчонки играли с дырочкой, ведь в писю нельзя было засовать игрушки, нас проверял каждый месяц доктор.
В ней была специальная пленка, целка, называется.
Но была ведь другая, вот мы совали в нее разные предметы. Та дырочка, растягивалась, и расширялась.
У одной девчонки, из нашей комнаты, имелась дамская расческа, такая круглая, с круглой ручкой, кончик плавный закругленный, а сама ручка из резины, с шероховатой ребристой поверхностью, на ней выступали шарики, вроде массажера.
Девчонки вообще пищали от восторга, когда эту ручку от расчески засовывали в попу, и двигали, то в себя, то от себя. Сами, или с помощью подружки.
А если я отлизывала девочке писю, заодно быстро двигала ручкой от той расчески ей в попе, то она чуть ли не писалась от удовольствия. Мне тоже так делали, разрабатывали дырочку, не один раз.
Впервые было больно, а потом так приятно становилось.
Иногда в нашу комнату по ночам проникали мальчишки, целыми группами, из соседнего мальчикового корпуса, они приносили нам добытые ими пиво, коктейли, и сигареты.
Взамен, мы прямо в комнате, стоя на коленочках возле кроватей отсасывали им маленькие стоячие отростки.
Меня тоже заставляли отсасывать, ведь я хотела, как все наши девчонки, пить пиво и курить сигареты.
Один раз мне попался мальчик, но у него оказался такой член, как у взрослого мужчины, вполне толстый и длинный.
Не сравнить с коротышкой того препода.
Он еле залезал мне в рот, поэтому после нескольких движений кончил быстро, и не в рот, вынув член из него.
Мальчик еще ручкой так дерзко поглаживал мои трусики.
Тогда я впервые кончила от отсоса.
Такой недурной ласковый мальчик.
Жаль, мы больше не встречались с ним после этого.
— А у тебя были девушки, которые уже не забываются никогда? — сменила тему Салли.
— Конечно, но почему-то запомнилась одна из них. С ней находился, особенно в близких отношениях, она была очень красивой, но не это в ней было главное.
— Почему была? — встряла Салли.
Я отмахнулся, продолжил вспоминать:
— Керол, ее звали, не знаю точно, было ли это имя у неё настоящее, но она выглядела словно настоящая королева.
Она тогда работала в одном из эротических шоу, здесь в Сохо, в квартале «красных фонарей», выступая в роли госпожи мистрессы.
— Представляешь: молодая, эффектно красивая девушка гордо вышагивает в нижнем белье, на высоких каблучках.
Только от ее одного вида, все мужчины припадали ниц, превращались в покорных собачек, повинуясь ее ослепительному взгляду, или мановению ручкой с кожаной плёткой. Они готовы были лизать ее туфельки, облизывать пальчики ножек, и всё такое прочее.
Керол не трахалась с ними, она только позволяла мужчинам мастурбировать и спускать ей на бельё, или на обувь.
В редких случаях, себе на личико.
Она занималась любовью с клиентами, которые ей понравились, лишь по собственному желанию.
Не знаю почему, но она меня выделила из всех.
Мы подружились, стали близки.
В постели Керол оказалась вполне обычной девушкой, без всяких закидонов, хотя это она приучила меня брить пах.
Я много раз предлагал ей завязать, выйти замуж.
Конечно, она каждый раз отказывалась.
Потом встретил Дорес, обычную мисс.
Женился на ней, вроде нормально жил с ней по-семейному.
Поэтому мы, надолго потерялись с Керол.
Спустя некоторое время узнал от знакомых, что с ней стало.
В каком-то из приватных сеансов, один ублюдок, захотел, чтобы она ему отсосала.
Сунул член в рот, она ему и откусила, напрочь одно яйцо. Тот конечно, сошел с ума от всего, в ответ изуродовал ее так, что… выбил зубы, сломал нос, свернул челюсть.
В общем, больше у нее не стало красивого личика.
Она превратилась в уродину, с обезображенной навсегда внешностью.
А тот богатенький ублюдок только лишился одного яичка.
Керол пришлось уйти из шоу, поэтому некоторое время работала простой шлюхой давалкой где-то в трущобах, обслуживая негров, арабов, короче, всех подряд за пару шиллингов.
— Представляешь, каково ее душевное состояние:
Королеву, которой поклонялись эти низменные мужчины, теперь имели толпой во все отверстия, как захотят.
Она всё же накопила сумму, приобрела наркоту на все деньги, и наконец, в один из дождливых дней приняла «золотой марафет»...
— Да, печальная история, такова наша блядская жизнь, — вздохнула Салли. — Хотя со многими неопытными девочками так происходит, на самом деле. Вот та школа воспитала из нас, многих шкурных блядей. Мальчишки так и называли нас там, — мелкими шкурками, или сосками. Это навсегда врезается, от этого не отмыться.
Но ведь я так хотела, остаться чистенькой, целехонькой для своего одного мужчины. Быть девочкой Весной только для одного, самого любимого, понимаешь?
— Дай сигарету мужчинка, как там тебя зовут?
— Слоу, мем, у тебя уже есть пачка сигарет, вон она лежит, рядом с тобой.
— Спасибо Слоу, я такая растеряха, но обязательно запомню твое имя.
— Хорошо, Салли.
Девушка взяла сигарету из пачки, щелкнула зажигалкой, нервно закурила.
— А та девочка, из твоего блокнота, с запахом весны, это быть может я?
— Не знаю.
— Отвечай мужчинка на заданный вопрос!
— Да, видимо ты.
— Тогда может, весна станет твоей любовью? Хочешь, стану твоей любовницей? Только твоей? Я буду вся твоя полностью, буду верной тебе, мы всегда будем вместе: ты, и я. Давай так сделаем, милый?!
— Ну и натрахалась я сегодня, прямо на целую жизнь вперед, — проворковала удовлетворенная Салли, стряхивая пепел сигареты на пол.
— Хочешь, поцелуемся милый? Я еще могу тебе отсосать!
— Нет, не хочу.
— Тебя зовут Слоу, ведь так?
— Да, мем. Зовут именно так.
— И ты пишешь в блокноте?
— Да мем.
— Про весну ты тоже сам написал?
Я кивнул. Она отвернулась, выговаривая слова вдруг огрубевшим и жестким голосом, если бы не знал что рядом девушка, точно бы подумал, что это говорит мальчик:
— тоже стала писать, когда мне было лет тринадцать. Тогда училась в спецшколе, с общежитием, где в одной комнате постоянно живут десять девчонок.
Вроде дневников девочки, которая быстро взрослеет.
Записи по дням, что со мной случается, например, во вторник, в среду, или в воскресенье.
Ты знаешь, они выглядят так смешно, для меня сейчас.
— Что с тобой случилось в воскресенье?
— Меня тогда трахнули в первый раз.
Правда, не лишили девственности, а так:
Там у нас в школе был один мужчинка, преподом был.
Женатый, с семьей, с женой, с детьми.
Когда подросла, я ему очень понравилась, он стал за мной ухаживать: дарил цветочки, конфетки, пепси, разные безделушки, игрушки.
В общем, всякую мелочь, полезную для девочки.
Оставлял после уроков, когда мы оставались наедине,
то начинал трогать за разные места.
В один день, это было воскресенье, он засунул свой член, хотя у него был член так себе, коротышка, но, в общем, он смог как-то засунуть свой маленький членик в мою попу, и в нее быстро кончить.
Я была глупышкой, не поняла после: почему из моей попы что-то вытекает, белое и жидкое.
Уже подумала, что заболела какой-то болезнью, но меня просветили соседки подружки, там у меня были две постоянные, так сказать, полюбовницы, с которыми ласкалась.
Потом он приучил меня к отсосу, чтобы непременно проглатывала, его вонючую сперму.
От вкуса, которой меня выворачивало наизнанку.
Еще он говорил, что мужская сперма полезна для девушки, это как лекарство.
Я всё время думала, зачем мне нужно сосать его член, когда у него имеется жена?
Так продолжалось несколько лет.
После выпускного вечера, он порвал мне целку.
Но я тогда уже стала совершеннолетней.
Поэтому он всё продумал заранее.
А девочки по ночам из нашей комнаты, заставляли меня им лизать, те женские местечки.
— Понимаешь? Они как бы и не заставляли силой, просто уговаривали, сделать им немного приятного, или обещали сделать подарок; дать поносить модное платье, или крутые туфельки.
А одна девчонка, самая главная у нас в комнате, пригрозила, что отрежет мне волосы ножницами, если я не стану ей лизать, я соглашалась, ведь меня все считали наивной дурочкой.
Хотя мне тоже становилось приятно, когда лизала им маленькие писи, ведь мы обнимались и целовались, сосали сосочки друг дружке, мяли сисечки.
— Смешно, да? как там тебя, Слоу?
— Да, мем, Слоу. Но, мне кажется, что это не очень смешно получилось. Честно говоря, я тебя понимаю: суровое детство, спецшкола, и всё такое. У самого было также.
— Нет, это не то, что было у тебя.
Она воскликнула:
— Так ненавижу вспоминать про это!
Рано утром мы вставали, писались в туалете, одевались, умывались, чистили зубы, потом перед завтраком, ходили на утреннюю службу в церковь при этом школе, в обед стояли на проповеди, после обеда сидели на уроке богословия, заучивали молитвы, святое писание, перед ужином пели с монашками литургию.
А после отбоя, по ночам, начинался сущий развратный ад, с грешниками, и с грешницами, хотя нам было мало лет.
Все девчонки играли с дырочкой, ведь в писю нельзя было засовать игрушки, нас проверял каждый месяц доктор.
В ней была специальная пленка, целка, называется.
Но была ведь другая, вот мы совали в нее разные предметы. Та дырочка, растягивалась, и расширялась.
У одной девчонки, из нашей комнаты, имелась дамская расческа, такая круглая, с круглой ручкой, кончик плавный закругленный, а сама ручка из резины, с шероховатой ребристой поверхностью, на ней выступали шарики, вроде массажера.
Девчонки вообще пищали от восторга, когда эту ручку от расчески засовывали в попу, и двигали, то в себя, то от себя. Сами, или с помощью подружки.
А если я отлизывала девочке писю, заодно быстро двигала ручкой от той расчески ей в попе, то она чуть ли не писалась от удовольствия. Мне тоже так делали, разрабатывали дырочку, не один раз.
Впервые было больно, а потом так приятно становилось.
Иногда в нашу комнату по ночам проникали мальчишки, целыми группами, из соседнего мальчикового корпуса, они приносили нам добытые ими пиво, коктейли, и сигареты.
Взамен, мы прямо в комнате, стоя на коленочках возле кроватей отсасывали им маленькие стоячие отростки.
Меня тоже заставляли отсасывать, ведь я хотела, как все наши девчонки, пить пиво и курить сигареты.
Один раз мне попался мальчик, но у него оказался такой член, как у взрослого мужчины, вполне толстый и длинный.
Не сравнить с коротышкой того препода.
Он еле залезал мне в рот, поэтому после нескольких движений кончил быстро, и не в рот, вынув член из него.
Мальчик еще ручкой так дерзко поглаживал мои трусики.
Тогда я впервые кончила от отсоса.
Такой недурной ласковый мальчик.
Жаль, мы больше не встречались с ним после этого.
— А у тебя были девушки, которые уже не забываются никогда? — сменила тему Салли.
— Конечно, но почему-то запомнилась одна из них. С ней находился, особенно в близких отношениях, она была очень красивой, но не это в ней было главное.
— Почему была? — встряла Салли.
Я отмахнулся, продолжил вспоминать:
— Керол, ее звали, не знаю точно, было ли это имя у неё настоящее, но она выглядела словно настоящая королева.
Она тогда работала в одном из эротических шоу, здесь в Сохо, в квартале «красных фонарей», выступая в роли госпожи мистрессы.
— Представляешь: молодая, эффектно красивая девушка гордо вышагивает в нижнем белье, на высоких каблучках.
Только от ее одного вида, все мужчины припадали ниц, превращались в покорных собачек, повинуясь ее ослепительному взгляду, или мановению ручкой с кожаной плёткой. Они готовы были лизать ее туфельки, облизывать пальчики ножек, и всё такое прочее.
Керол не трахалась с ними, она только позволяла мужчинам мастурбировать и спускать ей на бельё, или на обувь.
В редких случаях, себе на личико.
Она занималась любовью с клиентами, которые ей понравились, лишь по собственному желанию.
Не знаю почему, но она меня выделила из всех.
Мы подружились, стали близки.
В постели Керол оказалась вполне обычной девушкой, без всяких закидонов, хотя это она приучила меня брить пах.
Я много раз предлагал ей завязать, выйти замуж.
Конечно, она каждый раз отказывалась.
Потом встретил Дорес, обычную мисс.
Женился на ней, вроде нормально жил с ней по-семейному.
Поэтому мы, надолго потерялись с Керол.
Спустя некоторое время узнал от знакомых, что с ней стало.
В каком-то из приватных сеансов, один ублюдок, захотел, чтобы она ему отсосала.
Сунул член в рот, она ему и откусила, напрочь одно яйцо. Тот конечно, сошел с ума от всего, в ответ изуродовал ее так, что… выбил зубы, сломал нос, свернул челюсть.
В общем, больше у нее не стало красивого личика.
Она превратилась в уродину, с обезображенной навсегда внешностью.
А тот богатенький ублюдок только лишился одного яичка.
Керол пришлось уйти из шоу, поэтому некоторое время работала простой шлюхой давалкой где-то в трущобах, обслуживая негров, арабов, короче, всех подряд за пару шиллингов.
— Представляешь, каково ее душевное состояние:
Королеву, которой поклонялись эти низменные мужчины, теперь имели толпой во все отверстия, как захотят.
Она всё же накопила сумму, приобрела наркоту на все деньги, и наконец, в один из дождливых дней приняла «золотой марафет»...
— Да, печальная история, такова наша блядская жизнь, — вздохнула Салли. — Хотя со многими неопытными девочками так происходит, на самом деле. Вот та школа воспитала из нас, многих шкурных блядей. Мальчишки так и называли нас там, — мелкими шкурками, или сосками. Это навсегда врезается, от этого не отмыться.
Но ведь я так хотела, остаться чистенькой, целехонькой для своего одного мужчины. Быть девочкой Весной только для одного, самого любимого, понимаешь?
— Дай сигарету мужчинка, как там тебя зовут?
— Слоу, мем, у тебя уже есть пачка сигарет, вон она лежит, рядом с тобой.
— Спасибо Слоу, я такая растеряха, но обязательно запомню твое имя.
— Хорошо, Салли.
Девушка взяла сигарету из пачки, щелкнула зажигалкой, нервно закурила.
— А та девочка, из твоего блокнота, с запахом весны, это быть может я?
— Не знаю.
— Отвечай мужчинка на заданный вопрос!
— Да, видимо ты.
— Тогда может, весна станет твоей любовью? Хочешь, стану твоей любовницей? Только твоей? Я буду вся твоя полностью, буду верной тебе, мы всегда будем вместе: ты, и я. Давай так сделаем, милый?!
Уголок самовыражения
ТЦ "Мечта"
— Слоу! Не спим! Чего ты стоишь как член?! Бегом на обход!
Раскричался Артуро.
Видимо так и не смог разрешить ситуацию с мусором, решив сорвать злость только на мне.
Угашенный Тейлор улыбался, застегивал куртку, стоя возле настенного зеркала, а Артуро находился с мешком мусора, возле выхода.
Его бледное лицо покраснело, он выглядел как вареный рак, напрягаясь от крика:
— Я вас всех завалю! Блять, засрали тут всё! Факинг пидорасы!
Тейлор направляется к выходу, едва не сшибая на пути вешалку для одежды.
— Да всё окей, биг босс, — глухо бурчит он, поправляя вешалку, чтобы она не упала на пол.
— Не ссыте тут, без меня.
Тейлор от души хлопает меня по плечу на прощание.
Это как бы по-дружески выглядит.
Ведь Тейлор снова завтра вечером придет на ночную смену, когда уйдет Артуро домой с дневной смены.
Сейчас он уходит, чтобы поделать свои делишки.
Может поспать, может трахнуть телку, или то и то, совместить, приятное с полезным.
Он потом ночью расскажет, что он творил, под воздействием сыворотки правды.
Еще в особенности Тейлора имеется, что он не ставит никаких девушек на пьедестал великой любви и преклонения перед ее прекрасными ножками.
Напротив, он как альфа самец, видит в молоденьких девушках только один образ, — отличный станочек для кайфовой ебли.
Они для него вроде безропотные существа.
Он знакомиться, тут же трахает по фасту, где нибудь в туалете ТЦ, или в примерочной кабинке бутика, и забывает объект охоты навсегда.
Оставляя вкус своей спермы на ее язычке.
Такая вот цель работы на станке факинга.
Что буду делать дальше использованные девчонки, его ни капельки не волнует.
Его навязчивые рассказы о сексуальных похождениях, так и так приходится выслушивать, во время ночного дежурства.
Хотя он так жестко выводить меня из душевного равновесия, достает каждый раз.
Одна из последних историй, как он занялся анальным сексом с абсолютно незнакомой девушкой на последнем сеансе в кинотеатре.
«… — прикинь, значит, делаю обход в зоне кинотеатра, а было уже где-то два или три часа ночи, не важно, иду значит, вижу телочка такая, сидит одна в холле на пуфике, что-то комплексует, грустит, значит, чуть ли не плачет.
Я к ней, само собой, в чем дело, спрашиваю.
Она, я с парнем поссорилась, якобы он там изменил ей с одной из ее подруг.
Что делать, а у меня стояк под ночь бешеный, поэтому просекаю фишку, что могу через десять минут закрыть офигенный фаст.
Телочка молоденькая лет двадцать, средняя на внешку, но жопа классная, немного пощупал, когда присел к ней, стал успокаивать, и «качать качели».
Короче, взял ей коктейль в баре, заодно два билета у наших кассиров.
Говорю, попей, легче станет, пока подожди меня здесь.
А сам сбегал в комнату охраны, взял гондон, смазку, мирамистин, ну такое.
Еще дорожку занюхал, для кайфа этого дела.
Потом мы зашли в зал, фильм начался, прошли в первые ряды, сели рядом.
Затем врубил директ на полную мощность, внушая девушке, что она должна мне отсосать прямо здесь.
Она, не помню уже, как ее зовут, взяла у меня в рот, стала сначала целовать, и по чуть-чуть брать в рот.
Видать еще никогда как следует не сосала.
Блять!— приходиться учить каждый раз!
Отшлепал по заднице, схватил за волосы, давай наяривать, по самые яйца прямо с заглотом.
Телочка кайфанула, да и я тоже.
Но мне этого показалось мало, ведь находился под коксом, захотелось опробывать все ее дырочки, да еще без гондона, так больше удовольствия.
Стянул с нее спортивные брючки, усадил на себя, предварительно смазав член мирамистином, а ее дырки смазкой, хотя она и так текла как последняя шлюха.
Сначала засадил в побритую щелку, она уже в рабочем состоянии, когда она поймала кайф, то вогнал член в анал.
Он был еще пока узенький, анальная целка попалась зато. Ух, люблю это дело, девственности лишать.
Сначала она орала благим матом.
Но на экране творилось черт знает что: стрельба, грохот, пушки стреляют, актеры кричат, а это телочка так стонет на полную громкость.
Поэтому зрителям в зале, их было человек десять или двадцать, того кинца, им ни фига не было понятно, откуда это идут стоны скачущей телочки на члене.
— И что дальше было? — спрашиваю я.
— Да ничего: классно кончил ей в попу. Членом поводил по лицу на прощание, оделся и ушел подмываться в туалет.
Фаст закрыт, надо поставить галочку.
Но фильм был отличный, хотя тоже не помню его названия.
— А что с девушкой потом?
— Да пофиг на неё! Не маленькая — разберется.
Наверно сходила в туалет, подмылась, накрасилась.
И пошла домой мириться со своим будущим мужем.
— Ха-ха-ха.
Тейлор заржал как заправский жеребец.
— Так сказать, наставил заблудшую телочку на путь исправления своих ошибок. Пусть лучше трахается в семье, потом ему в попу даст, или отсос мужу сделает по красоте.
— А если они не помирятся, или она проболтается по дурости, что ее недавно трахнул в задницу, какой-то парень в нашем кинотеатре?
— Знаешь Слоу, это как в поговорке: если есть пизда и рот, то значит телочка не пропадет.
Что теперь переживать, найдет другого, мужа, с рогами.
— А если эта девушка свихнется от этого, что ее поимели так просто, без ухаживания, без романтики, без свиданий, за одну банку коктейля? После десяти минут знакомства. Подумает про себя, что она теперь шлюха, потом на самом деле сделается проституткой, в каком-нибудь борделе?
Тебе это как, нормально?
— Мне всё окей! Член стоит так, что вдую каждой бляди, кто в женских трусах! А ты Слоу в мужских трусах, так что член на тебя не стоит, тут уж извини.
— А что насчет той девки, отраханной в попу, да хер его знает. Лично я не загоняюсь: было и было, трахнул и трахнул. Она получила кайф, я получил кайф.
Обменялись взаимно окситоцином, что в этом плохого?
Такова жизнь, — всегда кто-то кого-то трахает во все щели.
— Но не так же, как сделал именно ты, с той девушкой.
По любому ты поломал ей психику.
Если она не попадет в психбольницу, то обеспечены продолжительные сеансы с психотерапевтами.
— Я не понял?! ты чего загоняешься по какой-то девичьей заднице? Всё произошло по обоюдному согласию.
Насилия не было, понимаешь?
Не я, так другой факер, ее трахнул в ту ночь.
— Не придуривайся, Тейлор. У большинства девушек, которые еще находятся в отношениях с любимыми, не может «встать» на случайного парня, за десять минут общения. Пусть даже за час, но ты просто сломал ее психически. Возможно она теперь инвалид.
Не в том смысле, что сидеть в инвалидной коляске, возможно, она теперь будет бояться мужского внимания, всячески избегать его, не будет больше ни с кем знакомиться. Ты обрек ее на полное одиночество.
— Бла-бла-бла. Телки есть телки.
Проплачется, проссытся.
Они сквиртуют мочой, когда им делаешь так: просовываешь четыре пальца в пизду и натираешь по полной эрогенною точку. Это жизнь Слоу…»
Тейлор профи пикапер.
Он ходил на курсы тренинга по самцовости, там его воспитали этому, как дрессированного кобеля.
Всем приемам воздействия на женскую психику: подкаты, транс, крышесносы, директы, индиректы, тактильность, вербальность, визуальность.
За последний год, он хвастал, что закрыл двести девять фастов.
Двести девять фастов, это получается двести девять девушек. Разных, причем.
Которым он заливал спермой рот, или спускал в зад.
Тейлор не желает иметь проблем с беременностью девушек, поэтому так: кончает им или в зад, или в рот.
Его так научили там.
Еще внушили, или теперь это его стало внутренним глубоким убеждением, — что миром управляет сейчас не любовь, не красота, а простой секс. Грубый, и почти принудительный, когда самец берет человеческую самку, не спрашивая ее разрешения.
Я не знаю, как к этому относиться.
Допустим, понятно в ситуации: парень грубо овладевает девушкой.
Окей, бывает. Хотя, он с одной стороны думает, чтобы она оплодотворилась, потом получилось потомство, для продолжения рода.
Это простительно: девушка рожает, выходит дите.
Но в случае Тейлора…
Когда просто так, для забавы, для кайфа, по приколу, чтобы поугарать потом.
Ведь он делает фотки голых девчонок после секса, или снимает ролики во время процесса, потом выкладывает на своем канале, где-то там в интернете.
Еще Тейлор говорит, — я делаю мир лучше.
На свете так много озабоченных девушек.
Я им только помогаю раскрыться.
А неделю назад мы забились на пари с ним.
Оно было в пять шиллингов.
Суть спора: случайная девушка, зашедшая в наше ТЦ, а Тейлор ее трахает.
Если не получится у него сделать, то выигрыш мой.
Это происходило вечером 20-00, делать нечего особо.
Обходы сделаны, уборщицы моют полы, посетители все идут непрерывным потоком. Рутина, одним словом.
Тейлор сидел за мониторами, Артуро ушел в офис Эльвиры, порешать насущные проблемы по вывозу и ввозу товара, я готовил себе чай возле обеденного стола.
Вдруг Тейлор защелкал мышкой и джойстиком.
— Вау! Вот это экземпляр-чик!
Блять, просто идеальный станочек!
— Слоу, ты только посмотри, какая у нее жопа!
Вот, этот крайний. Счас увеличу.
Заваривая чай, я нагнулся и посмотрел в тот монитор.
На экране была девушка, ангельской внешности, только без крыльев, как она сюда попала, было непонятно
Молоденькая блондиночка, вздернутый носик, юные грудки под свитером, попочка туго обтянутая джинсами.
Она заходила то в один бутик, то в другой, будто искала что-то, для себя.
Не подозревая, что за ее грациозными движениями юной принцессы, теперь неотрывно следят четыре мужских глаза, не считая глазков видеокамер.
— Да ну нах, она же совсем девчонка!
— Я ее трахну по фасту.
Говорит Тейлор, потирая штаны в области паха.
— Хочешь, забьемся на пари? В пять шиллингов?
— Нет, не хочу.
— Тогда давай ради процесса?
— Тейлор, уймись пожалуйста!
— Да не ссы, ничего не будет. Давай, Слоу, посиди здесь, я на обходе, если будет спрашивать Артуро.
С этими словами он направился к выходу из комнаты охраны.
Я сел на освободившееся место, стал наблюдать, через мониторы за обстановкой, заодно за Тейлором, как он приближается к цели, словно выпущенная торпеда с подводной лодки, к борту мирно проплывающегося теплохода.
Переключая раз за разом видеокамеры.
Так, стоп, вот он подходит к девчонке, надо увеличить.
Я увеличиваю, но слов не слышно, если только угадать по губам и по мимике.
Это «открывашка», для общения.
Он ей представляется добрым открытым парнем и все такое.
Прикосновения, вроде случайные, но блондиночка уже поплыла. Это ясно видно по видеокамере, Тейлор специально поставил ее такое положение: его лица не видно, только ее личико. Теперь он ее «качает на карусели».
Прием психотехники, покруче «крышесноса».
Ее лицо искажается то ли от страха, то ли улыбки, то ли от чего неизведанного, чего предлагает этот демон, в виде Тейлора.
После этого девушка, становиться послушной, будто заведенной куколкой переступая на каблучках, Тейлор не теряя времени тискает руками попу девушки.
Они выходят из бутиков.
Правило «трех свиданий» для девушек, теперь не имеет особого смысла.
Главное поменять за это отведенное время три локации.
У девушек все это в мозгах, как у кролика перед съедением на ужин удаву, перекручивается, — и вот они, перед вами, три свидания.
Тейлор ведет ангелочка в «бургер кинг».
Это первая локация, и первое свидание.
Они мило беседуют, между питьем кофе и принятиям пищи, но я то знаю что он только усиливает «разгон момента», и думает как бы засунуть член в ротик этой маленькой наивной дурочке.
Вторая локация: как они идут, держась за руки, в зоомаркет, он уже закрыт вечером, но есть удобные диванчики.
Третья, и самая последняя.
Океанариум, на четвертом этаже
Там всегда тихо, и спокойно, внутри за стеклом плавают всякие морские рыбы.
Там мало гуляк, почти никого нет в вечернее время, романтика, для влюблённых.
Вечером выключен свет.
По камерам вижу, что они там стоят, о чем-то общаются.
Я увеличил изображение неясных силуэтов мужской тени и девичьей фигурки.
Говорил лишь Тейлор, девчонка молчала.
Понятно, идет последний «прожим».
Фак! До меня только дошло, что происходит на самом деле.
Я бросил пост в комнате охраны, поспешил туда, на четвертый этаж, не разбирая всего и прыгая через ступени эскалаторов.
В пустой темноте, возле океанариума, гулко раздался женский стон. То ли от боли, то ли от удовольствия.
Потом еще, еще, еще.
Не стал включать общее освещение возле океанариума, и так было понятно: я уже не успел, а Тейлор добился своего.
Морские обитатели, молча плавали за стеклом, смешанные силуэты из мужского и женского тел двигались в каком-то ритме, издавая звуки мимолетного удовольствия.
Наверно призывая рыб, прислушаться к ним, или заговорить.
Но они молчали, там, в воде, лишь подергивая плавниками, мудро тыкаясь жабрами об стекло.
Молчал и я, поэтому также тихо ушел, обратно по этажам, преследуемым нарастающим девичьим стоном блондиночки в образе ангелочка, в комнату охраны.
В ней уже был Артуро, он собирался домой, переодевался стаскивая с себя черную одежду охранника.
На часах было 21-13.
— Нормально все, Слоу?
—Да.
Голос Артуро словно доносился сквозь комочки ваты, вставленные насильно в уши.
А громче этого, пробивался в мозг жалостный стон нежной девушки.
— Ты где был?
— Курить выходил.
— Где Тейлор?
— На обходе, вроде.
— Вроде, вроде, — блять, когда вы научитесь нормально работать?!
Артуро подошел к углу, где находилась мусорная урна, длинно сплюнул туда.
Урна была переполнена мусором, но он всё равно туда сплюнул.
Слизь слюны покатилась по желобку смятой банки, из-под энергетика.
— Блять, мусор выкиньте плиз! Всё, до завтра.
Артуро ушел, очень довольный собой, домой, к семье.
Пришел улыбающейся во весь рот Тейлор, открывая дверь в комнату охраны, покручивая на указательном пальце что-то такое.
— Слоу, ты не поверишь, она была целочкой!
— Да, была, — повторил за ним безразлично.
— Прикинь, кончил два раза подряд. Сначала в нее, потом отсосала, и спустил в рот. Классная девчонка. Правда, пришлось кровь подтирать, ее трусами.
— Вот, посмотри, пруфы, — Тейлор продемонстрировал предмет, из нижнего гардероба девушек, который висел как флаг поражения невинности на указательном пальце.
— Кровь еще, и запах ...
Он поднес трусики девушки к носу.
— Кайф.
— Как ее зовут?
— Да хер его знает, она говорила, только не помню уже.
Да и зачем теперь нужно.
— Ты лучше скажи, когда деньги отдашь?
— Ты женишься теперь на ней?
— Слоу! ну ты чего с дуба упал?! Я женюсь? Ты ваще дурачок! Кто на таких блядей женится?! Гони бабки придурок!
Заявил Тейлор, возле меня, покручивая на пальце женские трусики, испачканные кровью и спермой.
Я сломал ему тот палец, правда, на левой руке.
Потом он по собственному желанию, правда, когда уже его поставил на колени, вежливо попросил сделать одолжение мне, убрать мусор из комнаты охраны.
Тейлор выкинул мусор, скрипя зубами от боли.
Это было в тот раз.
— Слоу! Не спим! Чего ты стоишь как член?! Бегом на обход!
Раскричался Артуро.
Видимо так и не смог разрешить ситуацию с мусором, решив сорвать злость только на мне.
Угашенный Тейлор улыбался, застегивал куртку, стоя возле настенного зеркала, а Артуро находился с мешком мусора, возле выхода.
Его бледное лицо покраснело, он выглядел как вареный рак, напрягаясь от крика:
— Я вас всех завалю! Блять, засрали тут всё! Факинг пидорасы!
Тейлор направляется к выходу, едва не сшибая на пути вешалку для одежды.
— Да всё окей, биг босс, — глухо бурчит он, поправляя вешалку, чтобы она не упала на пол.
— Не ссыте тут, без меня.
Тейлор от души хлопает меня по плечу на прощание.
Это как бы по-дружески выглядит.
Ведь Тейлор снова завтра вечером придет на ночную смену, когда уйдет Артуро домой с дневной смены.
Сейчас он уходит, чтобы поделать свои делишки.
Может поспать, может трахнуть телку, или то и то, совместить, приятное с полезным.
Он потом ночью расскажет, что он творил, под воздействием сыворотки правды.
Еще в особенности Тейлора имеется, что он не ставит никаких девушек на пьедестал великой любви и преклонения перед ее прекрасными ножками.
Напротив, он как альфа самец, видит в молоденьких девушках только один образ, — отличный станочек для кайфовой ебли.
Они для него вроде безропотные существа.
Он знакомиться, тут же трахает по фасту, где нибудь в туалете ТЦ, или в примерочной кабинке бутика, и забывает объект охоты навсегда.
Оставляя вкус своей спермы на ее язычке.
Такая вот цель работы на станке факинга.
Что буду делать дальше использованные девчонки, его ни капельки не волнует.
Его навязчивые рассказы о сексуальных похождениях, так и так приходится выслушивать, во время ночного дежурства.
Хотя он так жестко выводить меня из душевного равновесия, достает каждый раз.
Одна из последних историй, как он занялся анальным сексом с абсолютно незнакомой девушкой на последнем сеансе в кинотеатре.
«… — прикинь, значит, делаю обход в зоне кинотеатра, а было уже где-то два или три часа ночи, не важно, иду значит, вижу телочка такая, сидит одна в холле на пуфике, что-то комплексует, грустит, значит, чуть ли не плачет.
Я к ней, само собой, в чем дело, спрашиваю.
Она, я с парнем поссорилась, якобы он там изменил ей с одной из ее подруг.
Что делать, а у меня стояк под ночь бешеный, поэтому просекаю фишку, что могу через десять минут закрыть офигенный фаст.
Телочка молоденькая лет двадцать, средняя на внешку, но жопа классная, немного пощупал, когда присел к ней, стал успокаивать, и «качать качели».
Короче, взял ей коктейль в баре, заодно два билета у наших кассиров.
Говорю, попей, легче станет, пока подожди меня здесь.
А сам сбегал в комнату охраны, взял гондон, смазку, мирамистин, ну такое.
Еще дорожку занюхал, для кайфа этого дела.
Потом мы зашли в зал, фильм начался, прошли в первые ряды, сели рядом.
Затем врубил директ на полную мощность, внушая девушке, что она должна мне отсосать прямо здесь.
Она, не помню уже, как ее зовут, взяла у меня в рот, стала сначала целовать, и по чуть-чуть брать в рот.
Видать еще никогда как следует не сосала.
Блять!— приходиться учить каждый раз!
Отшлепал по заднице, схватил за волосы, давай наяривать, по самые яйца прямо с заглотом.
Телочка кайфанула, да и я тоже.
Но мне этого показалось мало, ведь находился под коксом, захотелось опробывать все ее дырочки, да еще без гондона, так больше удовольствия.
Стянул с нее спортивные брючки, усадил на себя, предварительно смазав член мирамистином, а ее дырки смазкой, хотя она и так текла как последняя шлюха.
Сначала засадил в побритую щелку, она уже в рабочем состоянии, когда она поймала кайф, то вогнал член в анал.
Он был еще пока узенький, анальная целка попалась зато. Ух, люблю это дело, девственности лишать.
Сначала она орала благим матом.
Но на экране творилось черт знает что: стрельба, грохот, пушки стреляют, актеры кричат, а это телочка так стонет на полную громкость.
Поэтому зрителям в зале, их было человек десять или двадцать, того кинца, им ни фига не было понятно, откуда это идут стоны скачущей телочки на члене.
— И что дальше было? — спрашиваю я.
— Да ничего: классно кончил ей в попу. Членом поводил по лицу на прощание, оделся и ушел подмываться в туалет.
Фаст закрыт, надо поставить галочку.
Но фильм был отличный, хотя тоже не помню его названия.
— А что с девушкой потом?
— Да пофиг на неё! Не маленькая — разберется.
Наверно сходила в туалет, подмылась, накрасилась.
И пошла домой мириться со своим будущим мужем.
— Ха-ха-ха.
Тейлор заржал как заправский жеребец.
— Так сказать, наставил заблудшую телочку на путь исправления своих ошибок. Пусть лучше трахается в семье, потом ему в попу даст, или отсос мужу сделает по красоте.
— А если они не помирятся, или она проболтается по дурости, что ее недавно трахнул в задницу, какой-то парень в нашем кинотеатре?
— Знаешь Слоу, это как в поговорке: если есть пизда и рот, то значит телочка не пропадет.
Что теперь переживать, найдет другого, мужа, с рогами.
— А если эта девушка свихнется от этого, что ее поимели так просто, без ухаживания, без романтики, без свиданий, за одну банку коктейля? После десяти минут знакомства. Подумает про себя, что она теперь шлюха, потом на самом деле сделается проституткой, в каком-нибудь борделе?
Тебе это как, нормально?
— Мне всё окей! Член стоит так, что вдую каждой бляди, кто в женских трусах! А ты Слоу в мужских трусах, так что член на тебя не стоит, тут уж извини.
— А что насчет той девки, отраханной в попу, да хер его знает. Лично я не загоняюсь: было и было, трахнул и трахнул. Она получила кайф, я получил кайф.
Обменялись взаимно окситоцином, что в этом плохого?
Такова жизнь, — всегда кто-то кого-то трахает во все щели.
— Но не так же, как сделал именно ты, с той девушкой.
По любому ты поломал ей психику.
Если она не попадет в психбольницу, то обеспечены продолжительные сеансы с психотерапевтами.
— Я не понял?! ты чего загоняешься по какой-то девичьей заднице? Всё произошло по обоюдному согласию.
Насилия не было, понимаешь?
Не я, так другой факер, ее трахнул в ту ночь.
— Не придуривайся, Тейлор. У большинства девушек, которые еще находятся в отношениях с любимыми, не может «встать» на случайного парня, за десять минут общения. Пусть даже за час, но ты просто сломал ее психически. Возможно она теперь инвалид.
Не в том смысле, что сидеть в инвалидной коляске, возможно, она теперь будет бояться мужского внимания, всячески избегать его, не будет больше ни с кем знакомиться. Ты обрек ее на полное одиночество.
— Бла-бла-бла. Телки есть телки.
Проплачется, проссытся.
Они сквиртуют мочой, когда им делаешь так: просовываешь четыре пальца в пизду и натираешь по полной эрогенною точку. Это жизнь Слоу…»
Тейлор профи пикапер.
Он ходил на курсы тренинга по самцовости, там его воспитали этому, как дрессированного кобеля.
Всем приемам воздействия на женскую психику: подкаты, транс, крышесносы, директы, индиректы, тактильность, вербальность, визуальность.
За последний год, он хвастал, что закрыл двести девять фастов.
Двести девять фастов, это получается двести девять девушек. Разных, причем.
Которым он заливал спермой рот, или спускал в зад.
Тейлор не желает иметь проблем с беременностью девушек, поэтому так: кончает им или в зад, или в рот.
Его так научили там.
Еще внушили, или теперь это его стало внутренним глубоким убеждением, — что миром управляет сейчас не любовь, не красота, а простой секс. Грубый, и почти принудительный, когда самец берет человеческую самку, не спрашивая ее разрешения.
Я не знаю, как к этому относиться.
Допустим, понятно в ситуации: парень грубо овладевает девушкой.
Окей, бывает. Хотя, он с одной стороны думает, чтобы она оплодотворилась, потом получилось потомство, для продолжения рода.
Это простительно: девушка рожает, выходит дите.
Но в случае Тейлора…
Когда просто так, для забавы, для кайфа, по приколу, чтобы поугарать потом.
Ведь он делает фотки голых девчонок после секса, или снимает ролики во время процесса, потом выкладывает на своем канале, где-то там в интернете.
Еще Тейлор говорит, — я делаю мир лучше.
На свете так много озабоченных девушек.
Я им только помогаю раскрыться.
А неделю назад мы забились на пари с ним.
Оно было в пять шиллингов.
Суть спора: случайная девушка, зашедшая в наше ТЦ, а Тейлор ее трахает.
Если не получится у него сделать, то выигрыш мой.
Это происходило вечером 20-00, делать нечего особо.
Обходы сделаны, уборщицы моют полы, посетители все идут непрерывным потоком. Рутина, одним словом.
Тейлор сидел за мониторами, Артуро ушел в офис Эльвиры, порешать насущные проблемы по вывозу и ввозу товара, я готовил себе чай возле обеденного стола.
Вдруг Тейлор защелкал мышкой и джойстиком.
— Вау! Вот это экземпляр-чик!
Блять, просто идеальный станочек!
— Слоу, ты только посмотри, какая у нее жопа!
Вот, этот крайний. Счас увеличу.
Заваривая чай, я нагнулся и посмотрел в тот монитор.
На экране была девушка, ангельской внешности, только без крыльев, как она сюда попала, было непонятно
Молоденькая блондиночка, вздернутый носик, юные грудки под свитером, попочка туго обтянутая джинсами.
Она заходила то в один бутик, то в другой, будто искала что-то, для себя.
Не подозревая, что за ее грациозными движениями юной принцессы, теперь неотрывно следят четыре мужских глаза, не считая глазков видеокамер.
— Да ну нах, она же совсем девчонка!
— Я ее трахну по фасту.
Говорит Тейлор, потирая штаны в области паха.
— Хочешь, забьемся на пари? В пять шиллингов?
— Нет, не хочу.
— Тогда давай ради процесса?
— Тейлор, уймись пожалуйста!
— Да не ссы, ничего не будет. Давай, Слоу, посиди здесь, я на обходе, если будет спрашивать Артуро.
С этими словами он направился к выходу из комнаты охраны.
Я сел на освободившееся место, стал наблюдать, через мониторы за обстановкой, заодно за Тейлором, как он приближается к цели, словно выпущенная торпеда с подводной лодки, к борту мирно проплывающегося теплохода.
Переключая раз за разом видеокамеры.
Так, стоп, вот он подходит к девчонке, надо увеличить.
Я увеличиваю, но слов не слышно, если только угадать по губам и по мимике.
Это «открывашка», для общения.
Он ей представляется добрым открытым парнем и все такое.
Прикосновения, вроде случайные, но блондиночка уже поплыла. Это ясно видно по видеокамере, Тейлор специально поставил ее такое положение: его лица не видно, только ее личико. Теперь он ее «качает на карусели».
Прием психотехники, покруче «крышесноса».
Ее лицо искажается то ли от страха, то ли улыбки, то ли от чего неизведанного, чего предлагает этот демон, в виде Тейлора.
После этого девушка, становиться послушной, будто заведенной куколкой переступая на каблучках, Тейлор не теряя времени тискает руками попу девушки.
Они выходят из бутиков.
Правило «трех свиданий» для девушек, теперь не имеет особого смысла.
Главное поменять за это отведенное время три локации.
У девушек все это в мозгах, как у кролика перед съедением на ужин удаву, перекручивается, — и вот они, перед вами, три свидания.
Тейлор ведет ангелочка в «бургер кинг».
Это первая локация, и первое свидание.
Они мило беседуют, между питьем кофе и принятиям пищи, но я то знаю что он только усиливает «разгон момента», и думает как бы засунуть член в ротик этой маленькой наивной дурочке.
Вторая локация: как они идут, держась за руки, в зоомаркет, он уже закрыт вечером, но есть удобные диванчики.
Третья, и самая последняя.
Океанариум, на четвертом этаже
Там всегда тихо, и спокойно, внутри за стеклом плавают всякие морские рыбы.
Там мало гуляк, почти никого нет в вечернее время, романтика, для влюблённых.
Вечером выключен свет.
По камерам вижу, что они там стоят, о чем-то общаются.
Я увеличил изображение неясных силуэтов мужской тени и девичьей фигурки.
Говорил лишь Тейлор, девчонка молчала.
Понятно, идет последний «прожим».
Фак! До меня только дошло, что происходит на самом деле.
Я бросил пост в комнате охраны, поспешил туда, на четвертый этаж, не разбирая всего и прыгая через ступени эскалаторов.
В пустой темноте, возле океанариума, гулко раздался женский стон. То ли от боли, то ли от удовольствия.
Потом еще, еще, еще.
Не стал включать общее освещение возле океанариума, и так было понятно: я уже не успел, а Тейлор добился своего.
Морские обитатели, молча плавали за стеклом, смешанные силуэты из мужского и женского тел двигались в каком-то ритме, издавая звуки мимолетного удовольствия.
Наверно призывая рыб, прислушаться к ним, или заговорить.
Но они молчали, там, в воде, лишь подергивая плавниками, мудро тыкаясь жабрами об стекло.
Молчал и я, поэтому также тихо ушел, обратно по этажам, преследуемым нарастающим девичьим стоном блондиночки в образе ангелочка, в комнату охраны.
В ней уже был Артуро, он собирался домой, переодевался стаскивая с себя черную одежду охранника.
На часах было 21-13.
— Нормально все, Слоу?
—Да.
Голос Артуро словно доносился сквозь комочки ваты, вставленные насильно в уши.
А громче этого, пробивался в мозг жалостный стон нежной девушки.
— Ты где был?
— Курить выходил.
— Где Тейлор?
— На обходе, вроде.
— Вроде, вроде, — блять, когда вы научитесь нормально работать?!
Артуро подошел к углу, где находилась мусорная урна, длинно сплюнул туда.
Урна была переполнена мусором, но он всё равно туда сплюнул.
Слизь слюны покатилась по желобку смятой банки, из-под энергетика.
— Блять, мусор выкиньте плиз! Всё, до завтра.
Артуро ушел, очень довольный собой, домой, к семье.
Пришел улыбающейся во весь рот Тейлор, открывая дверь в комнату охраны, покручивая на указательном пальце что-то такое.
— Слоу, ты не поверишь, она была целочкой!
— Да, была, — повторил за ним безразлично.
— Прикинь, кончил два раза подряд. Сначала в нее, потом отсосала, и спустил в рот. Классная девчонка. Правда, пришлось кровь подтирать, ее трусами.
— Вот, посмотри, пруфы, — Тейлор продемонстрировал предмет, из нижнего гардероба девушек, который висел как флаг поражения невинности на указательном пальце.
— Кровь еще, и запах ...
Он поднес трусики девушки к носу.
— Кайф.
— Как ее зовут?
— Да хер его знает, она говорила, только не помню уже.
Да и зачем теперь нужно.
— Ты лучше скажи, когда деньги отдашь?
— Ты женишься теперь на ней?
— Слоу! ну ты чего с дуба упал?! Я женюсь? Ты ваще дурачок! Кто на таких блядей женится?! Гони бабки придурок!
Заявил Тейлор, возле меня, покручивая на пальце женские трусики, испачканные кровью и спермой.
Я сломал ему тот палец, правда, на левой руке.
Потом он по собственному желанию, правда, когда уже его поставил на колени, вежливо попросил сделать одолжение мне, убрать мусор из комнаты охраны.
Тейлор выкинул мусор, скрипя зубами от боли.
Это было в тот раз.
Уголок самовыражения
Рашен пикап.
Тема взята из романа «ТЦ мечта».
Истории подмечены из нашей повседневной жизни.
и пикап, прямо жесткий, до секса.
больная тема, для общества.
Понимаете в чем дело?!
Нас ведь этому никто не учил.
Кроме как уроков ботаники, анатомии, и еще пару уроков
«об этике и культуре семенной (семейной) жизни», которые вела одна молодая красивая учительница, лет тридцати.
Она была очень нервной и взвинченной.
Похоже не удовлетворенной в сексе.
Поэтому ставила всем юношам «не зачет».
Это ладно, все равно эти уроки были, так для галочки.
Нас никто не учил; как подойти к девушке, как обнять, или того приятней, просто поцеловать.
Никто не учил нас, как доставить девушке удовольствие.
Чтобы она сквиртила, испытала оргазм…
Пришла пора интернета.
И время пикаперов в мегаполисах, нет, настоящих, которые не предлагают деньги девчонкам за поцелуй в губы.
Каждый пикапер трахает по двести девочек в год.
Это в среднем. Фаст — закрыл, фаст — закрыл.
Они научились этому, психология-технология, теории-практики. Все платили деньги тренерам пикапа.
РМЭС, РДС, — мало кто знает, о чем это.
Но это всё почти выросло на пустом месте.
Теперь каждый коуч требует деньги за свою секретную технику соблазнения.
Конечно, есть адекваты среди них, перейдя в нечто иное.
Но и немало тех, кто учит за бабло, тупо простому фасту.
Трахнуть и забыть.
И таких много, сподвижников, по нашей рассии.
Короче: драки, как и единоборства (бокс, карате, борьба), — это как секс, только без кайфа.
Чем больше дерешься, драк, поединков, синяков, переломов, то больше стаешь просветленным что ли.
Уже понимаешь, зачем это нужно….
Только мало кто доживает, до этого момента.
Может надо ввести в школах, не уроки «о божьем законе».
А просто уроки о сексе?
В классе, сидят ученики и ученицы, и рассказывать о сексе возле доски с указкой, о пикапе, о вреде абортах, о минете, о всем таком.
Гендерное поколение пусть растет.
В каждой школе пусть работает сексолог.
Но это уже мои мечты.
Хотя времени на раскачку уже нет, увы.
Только не говорите потом, что каждый свадебный брак, заканчивается разводом, через некоторое время.
— Что случилось?
— Да жизнь случилась…
Откуда знать, что надо девушку шлепать по ягодицам, чтобы они горели…
Хватать за волосы, грубо и жестко.
Совать ладонь в вагину.
Моя девушка жена, не получала удовольствия от секса.
Как бы ни старался, но тупо не умел этого делать.
Не буду дальше рассказывать.
Но семья распалась. Да, из-за секса.
Хотя ее просто любил. Можно сказать, обожал и боготворил. Поэтому не мог ей причинить никакой боли в постели. Наверно виновато все же это мое пуританское воспитание.
Вернемся к теме.
Что такое пикап? Особенно в нашем российском-советском обществе.
И тут же актуальный вопрос: почему мигранты из южных братских республик валом повалили к нам?
Кто-то скажет из-за денег, найти работу в той же Москве.
Хотя так, но не совсем.
Мигранты понаехали в РФ, чтобы трахать наших русских женщин и девушек.
Там им на родинах, ( Киргизстан, Таджикистан, Узбекистан итд) вечная нехватка женщин.
Поэтому они приезжают сюда, — здесь бесплатно, здесь большой выбор для секса.
И это не сказки.
Далее; пикап мастера, или пикап тренеры.
Разберем по полочкам.
Один известный уже блогер-пикапер учит парней на тренингах, за деньги конечно, как сделать фаст на первом свидании с девушкой.
Нормально?
Ну может быть, все зарабатывают деньги как могут.
Лохов ведь много.
Но кроме этого тот пикап-тренер сам делает фасты с девушками, выкладывая в ютуб, а скрытую съемку этого экшена, заливая в «телеграмм».
Чтобы посмотреть «запретку», нужно платить деньги.
Переводить на счет этому пикап-порно-блогеру.
Что было в последнем ролике?
Да ничего: пикапер подошел к незнакомой девушке и через пару часов трахнул ее в все щели.
Кончил в рот девушке, если можно так выражаться.
Со словами, — учитесь парни, как надо это делать.
Мы делаем мир лучше.
Да-да-да, бля, пускай так, да все нормально.
Ведь в мегаполисах менталитет другой уже.
Согласен. Пусть трахаются, обманывают лохов мне-то какое дело.
Только вот какое дело.
Не совсем это как бы сказать, неправильное дело.
Человеческая психика, в особенности женская, очень сложная чуткая штука.
У женщин, «тараканы» в голове, с множеством причудливых извилин.
Логика, это не про них.
Возможно, та девчонка, которой пикапер кончил в рот, не сойдет с ума, что ее поимели как шлюху, через два часа, не считая того, как она мирно сидела на скамейке, уткнувшись в айфон, потом подошел к ней пикапер, сделал НЛП, и через час он ее трахал у себя в квартире.
Нет, девушка не проститутка, обычная, вроде студентка, или вроде того.
Хотя, после такого, она и станет такой.
Есть еще варианты событий:
Девушка, проссытся, подмоется, ведь физического насилия не было, и уйдет домой, как ни в чем ни бывало.
Конечно, она будет звонить тому пикаперу, умолять о повторном свидании.
Возможно, он ответит, что сильно занят и больше не звонила ему, или занесет ее номер в «черный список»
И тут опять же экологичность ситуации: психотравмы и все такое.
У пикапера такие как она, десятки сотни тысячи номеров.
Да блять, пусть он будет в сто раз душевней, чем батюшка из церкви, но пикапер тупо не сможет ответить всем подряд одновременно, или одномоментно.
Кроме этого у него свои дела: поесть, попить, развлечется, сделать новые фасты, то есть трахнуть новых девчонок.
Наверно, этого у него такая зависимость.
Похлеще, чем алко и нарко.
Пикапера того уже не изменить.
Да, кстати: многие топовые пикап-тренера сейчас сами признаются в подкастах, — да мол, есть проблемы с психикой, мы смотрим на девушек, а видим только объект для ебли, станок для траханья. Не можем завести долгие отношения для создания семьи. Лечимся у психотерапевтов.
Конечно, некоторые меняются, такое дано свыше.
Переводят пикап, на курсы личностного роста, или вроде того.
Лично я за такое: раскрепощение, социализация, общение.
Но есть тончайшая грань, между тем и тем.
Техники пикапа, все-таки оружие.
И выдать его всем подряд желающим, это не есть хорошо.
Допустим, наглядный пример из жизни: один молодой парень комплексует, хочет найти вторую половинку.
Он видит рекламное объявление, звонит, идет на тренинги личностного роста, или альфа самцовости, неважно.
Проходит время, он, наконец, знакомиться с той девушкой, о которой мечтал. Пригласил на свидание, романтик при свечах, классно переспал.
Ему бы тут остановиться, влюбиться, сделать ей предложение, чтобы она вышла за него в дворце бракосочетания.
Потом трахались все дни напролет в медовом месяце, только одни.
Делали бы детей, он бы ходил на работу, она готовила бы ему на ужин вкусные наваристые борщи, встречая его, на пороге двери поцелуем.
Но нет, этого уже не произойдет.
Парень заражен вирусом пикапа.
Наутро он выпроводит ту девушку, которая еще вчера была такой желанной и любимой, за дверь.
Бросит сухо, уходи.
У него новые цели, новые тренинги, и он альфа-самец.
Теперь понятно, как это ломает психику, жизнь, судьбы?
Еще раз про ту девушку из ролика.
Возможно, девушка сильная, выберется из ситуации.
Найдет парня, нормального. Если повезет, ей.
Тут представляю себя на месте того парня.
Ьрр, как я целую в любимые губы, которые недавно сосали член того пикапера.
Нахуй, нахуй, сгинь наваждение.
Как-то так.
Ничего удивительного, что по стране, идет такой кавардак.
Упадок демографии.
Упадок морали
Упадок всего человеческого, до уровня животных рефлексах.
Что в нормальных странах говориться о социальных инфра структурах.
А у нас этого тупо — нет.
В заключение.
Техники воздействия на мозг неопытной девушки, это психическое изнасилование.
Нельзя, вторгаться, куда не следует.
Или нарисовать таблички; череп с костями, — не влезай, убьет. Высокое напряжение.
Еще раз повторюсь: Человеческий мозг сложная штука.
Чтобы в него вмешиваться, нужно образование подходящее.
Быть профи психологом-психиатром, с годами практики.
А тут лезут неопытные пацаны с улицы, чтобы только взять номерок у девчонки, или сделать фаст.
К чему это может привести?
Думаю, вы сами догадываетесь.
Раньше в МВД, в милиции, существовала такая практика:
Ставить на специальный учет людей обладающими боевыми навыками, которые могли убить другого человека с помощью своего тела (боксеры, каратисты, рукопашники, борцы итд)
В личном досье им ставилась отметка «особо опасен».
Вот, к чему говорю:
Может тоже пришло время такое: ставить пикаперов, пикап-мастеров, пикап-тренеров, на спец учет.
Как особо опасных людей для общества.
Ведь они обладают знаниями, как убить человека, психически.
Тема взята из романа «ТЦ мечта».
Истории подмечены из нашей повседневной жизни.
и пикап, прямо жесткий, до секса.
больная тема, для общества.
Понимаете в чем дело?!
Нас ведь этому никто не учил.
Кроме как уроков ботаники, анатомии, и еще пару уроков
«об этике и культуре семенной (семейной) жизни», которые вела одна молодая красивая учительница, лет тридцати.
Она была очень нервной и взвинченной.
Похоже не удовлетворенной в сексе.
Поэтому ставила всем юношам «не зачет».
Это ладно, все равно эти уроки были, так для галочки.
Нас никто не учил; как подойти к девушке, как обнять, или того приятней, просто поцеловать.
Никто не учил нас, как доставить девушке удовольствие.
Чтобы она сквиртила, испытала оргазм…
Пришла пора интернета.
И время пикаперов в мегаполисах, нет, настоящих, которые не предлагают деньги девчонкам за поцелуй в губы.
Каждый пикапер трахает по двести девочек в год.
Это в среднем. Фаст — закрыл, фаст — закрыл.
Они научились этому, психология-технология, теории-практики. Все платили деньги тренерам пикапа.
РМЭС, РДС, — мало кто знает, о чем это.
Но это всё почти выросло на пустом месте.
Теперь каждый коуч требует деньги за свою секретную технику соблазнения.
Конечно, есть адекваты среди них, перейдя в нечто иное.
Но и немало тех, кто учит за бабло, тупо простому фасту.
Трахнуть и забыть.
И таких много, сподвижников, по нашей рассии.
Короче: драки, как и единоборства (бокс, карате, борьба), — это как секс, только без кайфа.
Чем больше дерешься, драк, поединков, синяков, переломов, то больше стаешь просветленным что ли.
Уже понимаешь, зачем это нужно….
Только мало кто доживает, до этого момента.
Может надо ввести в школах, не уроки «о божьем законе».
А просто уроки о сексе?
В классе, сидят ученики и ученицы, и рассказывать о сексе возле доски с указкой, о пикапе, о вреде абортах, о минете, о всем таком.
Гендерное поколение пусть растет.
В каждой школе пусть работает сексолог.
Но это уже мои мечты.
Хотя времени на раскачку уже нет, увы.
Только не говорите потом, что каждый свадебный брак, заканчивается разводом, через некоторое время.
— Что случилось?
— Да жизнь случилась…
Откуда знать, что надо девушку шлепать по ягодицам, чтобы они горели…
Хватать за волосы, грубо и жестко.
Совать ладонь в вагину.
Моя девушка жена, не получала удовольствия от секса.
Как бы ни старался, но тупо не умел этого делать.
Не буду дальше рассказывать.
Но семья распалась. Да, из-за секса.
Хотя ее просто любил. Можно сказать, обожал и боготворил. Поэтому не мог ей причинить никакой боли в постели. Наверно виновато все же это мое пуританское воспитание.
Вернемся к теме.
Что такое пикап? Особенно в нашем российском-советском обществе.
И тут же актуальный вопрос: почему мигранты из южных братских республик валом повалили к нам?
Кто-то скажет из-за денег, найти работу в той же Москве.
Хотя так, но не совсем.
Мигранты понаехали в РФ, чтобы трахать наших русских женщин и девушек.
Там им на родинах, ( Киргизстан, Таджикистан, Узбекистан итд) вечная нехватка женщин.
Поэтому они приезжают сюда, — здесь бесплатно, здесь большой выбор для секса.
И это не сказки.
Далее; пикап мастера, или пикап тренеры.
Разберем по полочкам.
Один известный уже блогер-пикапер учит парней на тренингах, за деньги конечно, как сделать фаст на первом свидании с девушкой.
Нормально?
Ну может быть, все зарабатывают деньги как могут.
Лохов ведь много.
Но кроме этого тот пикап-тренер сам делает фасты с девушками, выкладывая в ютуб, а скрытую съемку этого экшена, заливая в «телеграмм».
Чтобы посмотреть «запретку», нужно платить деньги.
Переводить на счет этому пикап-порно-блогеру.
Что было в последнем ролике?
Да ничего: пикапер подошел к незнакомой девушке и через пару часов трахнул ее в все щели.
Кончил в рот девушке, если можно так выражаться.
Со словами, — учитесь парни, как надо это делать.
Мы делаем мир лучше.
Да-да-да, бля, пускай так, да все нормально.
Ведь в мегаполисах менталитет другой уже.
Согласен. Пусть трахаются, обманывают лохов мне-то какое дело.
Только вот какое дело.
Не совсем это как бы сказать, неправильное дело.
Человеческая психика, в особенности женская, очень сложная чуткая штука.
У женщин, «тараканы» в голове, с множеством причудливых извилин.
Логика, это не про них.
Возможно, та девчонка, которой пикапер кончил в рот, не сойдет с ума, что ее поимели как шлюху, через два часа, не считая того, как она мирно сидела на скамейке, уткнувшись в айфон, потом подошел к ней пикапер, сделал НЛП, и через час он ее трахал у себя в квартире.
Нет, девушка не проститутка, обычная, вроде студентка, или вроде того.
Хотя, после такого, она и станет такой.
Есть еще варианты событий:
Девушка, проссытся, подмоется, ведь физического насилия не было, и уйдет домой, как ни в чем ни бывало.
Конечно, она будет звонить тому пикаперу, умолять о повторном свидании.
Возможно, он ответит, что сильно занят и больше не звонила ему, или занесет ее номер в «черный список»
И тут опять же экологичность ситуации: психотравмы и все такое.
У пикапера такие как она, десятки сотни тысячи номеров.
Да блять, пусть он будет в сто раз душевней, чем батюшка из церкви, но пикапер тупо не сможет ответить всем подряд одновременно, или одномоментно.
Кроме этого у него свои дела: поесть, попить, развлечется, сделать новые фасты, то есть трахнуть новых девчонок.
Наверно, этого у него такая зависимость.
Похлеще, чем алко и нарко.
Пикапера того уже не изменить.
Да, кстати: многие топовые пикап-тренера сейчас сами признаются в подкастах, — да мол, есть проблемы с психикой, мы смотрим на девушек, а видим только объект для ебли, станок для траханья. Не можем завести долгие отношения для создания семьи. Лечимся у психотерапевтов.
Конечно, некоторые меняются, такое дано свыше.
Переводят пикап, на курсы личностного роста, или вроде того.
Лично я за такое: раскрепощение, социализация, общение.
Но есть тончайшая грань, между тем и тем.
Техники пикапа, все-таки оружие.
И выдать его всем подряд желающим, это не есть хорошо.
Допустим, наглядный пример из жизни: один молодой парень комплексует, хочет найти вторую половинку.
Он видит рекламное объявление, звонит, идет на тренинги личностного роста, или альфа самцовости, неважно.
Проходит время, он, наконец, знакомиться с той девушкой, о которой мечтал. Пригласил на свидание, романтик при свечах, классно переспал.
Ему бы тут остановиться, влюбиться, сделать ей предложение, чтобы она вышла за него в дворце бракосочетания.
Потом трахались все дни напролет в медовом месяце, только одни.
Делали бы детей, он бы ходил на работу, она готовила бы ему на ужин вкусные наваристые борщи, встречая его, на пороге двери поцелуем.
Но нет, этого уже не произойдет.
Парень заражен вирусом пикапа.
Наутро он выпроводит ту девушку, которая еще вчера была такой желанной и любимой, за дверь.
Бросит сухо, уходи.
У него новые цели, новые тренинги, и он альфа-самец.
Теперь понятно, как это ломает психику, жизнь, судьбы?
Еще раз про ту девушку из ролика.
Возможно, девушка сильная, выберется из ситуации.
Найдет парня, нормального. Если повезет, ей.
Тут представляю себя на месте того парня.
Ьрр, как я целую в любимые губы, которые недавно сосали член того пикапера.
Нахуй, нахуй, сгинь наваждение.
Как-то так.
Ничего удивительного, что по стране, идет такой кавардак.
Упадок демографии.
Упадок морали
Упадок всего человеческого, до уровня животных рефлексах.
Что в нормальных странах говориться о социальных инфра структурах.
А у нас этого тупо — нет.
В заключение.
Техники воздействия на мозг неопытной девушки, это психическое изнасилование.
Нельзя, вторгаться, куда не следует.
Или нарисовать таблички; череп с костями, — не влезай, убьет. Высокое напряжение.
Еще раз повторюсь: Человеческий мозг сложная штука.
Чтобы в него вмешиваться, нужно образование подходящее.
Быть профи психологом-психиатром, с годами практики.
А тут лезут неопытные пацаны с улицы, чтобы только взять номерок у девчонки, или сделать фаст.
К чему это может привести?
Думаю, вы сами догадываетесь.
Раньше в МВД, в милиции, существовала такая практика:
Ставить на специальный учет людей обладающими боевыми навыками, которые могли убить другого человека с помощью своего тела (боксеры, каратисты, рукопашники, борцы итд)
В личном досье им ставилась отметка «особо опасен».
Вот, к чему говорю:
Может тоже пришло время такое: ставить пикаперов, пикап-мастеров, пикап-тренеров, на спец учет.
Как особо опасных людей для общества.
Ведь они обладают знаниями, как убить человека, психически.
Уголок самовыражения
[media] [/media]
От души, душевно, в душу…
Да, этот самый блогер-порно-пикапер.
Заметили, как он применяет все психотехники на ней?...
Там было около трех десятков техник НЛП.
Сделанных пикапером.
«Крутит карусели», прокачивает ресурс, кинестетика, разгон моментов.
Девочка молодец, сразу просекла фишку, что ее хотят поиметь как станок для ебли.
Умненькая попалась, не по зубам.
Блять, все-таки классно, что ведь еще есть на свете нормальные девушки с мозгами.
Которые еще могут думать, соображать, делать логические цепочки из вероятных событий будущего.
— А что будет так?
— Если так?
Там было у неё несколько вариантов:
Слиться самой, просто уйти от пикапера.
Заняться с ним одноразовым сексом на один вечерок, поддавшись на его НЛП.
Или взаимно трахать его тупые мужские мозги.
Которые больше не о чем не думают кроме фаста.
Девочка выбрала третье, правильно сделала.
Найдет себе нормального парня, выйдет замуж.
И все у ней будет окей.
Что блогер?
То что он говорит — это все вранье.
Ни капельки правды.
В нем нет.
Как это не видят окружающие?
Мне не понятно.
Ну вы видите сами, перемотайте в конец видео, как пикапер облажался по полной программе.
От души, душевно, в душу…
Да, этот самый блогер-порно-пикапер.
Заметили, как он применяет все психотехники на ней?...
Там было около трех десятков техник НЛП.
Сделанных пикапером.
«Крутит карусели», прокачивает ресурс, кинестетика, разгон моментов.
Девочка молодец, сразу просекла фишку, что ее хотят поиметь как станок для ебли.
Умненькая попалась, не по зубам.
Блять, все-таки классно, что ведь еще есть на свете нормальные девушки с мозгами.
Которые еще могут думать, соображать, делать логические цепочки из вероятных событий будущего.
— А что будет так?
— Если так?
Там было у неё несколько вариантов:
Слиться самой, просто уйти от пикапера.
Заняться с ним одноразовым сексом на один вечерок, поддавшись на его НЛП.
Или взаимно трахать его тупые мужские мозги.
Которые больше не о чем не думают кроме фаста.
Девочка выбрала третье, правильно сделала.
Найдет себе нормального парня, выйдет замуж.
И все у ней будет окей.
Что блогер?
То что он говорит — это все вранье.
Ни капельки правды.
В нем нет.
Как это не видят окружающие?
Мне не понятно.
Ну вы видите сами, перемотайте в конец видео, как пикапер облажался по полной программе.
Уголок самовыражения
К чему это всё развел: пикап, секс, на форуме «майндмашин».
Вот к чему.
Допустим, некий «вася пупкин», приобретет карту «Мужское начало».
Изделие технологии ШЕММ, автор Аура.
(эта карточка для наглядности.
Но имеется в виду все изделия ШЕММ; карты, кулоны, программы итд, связанные так или иначе с половой принадлежностью людей.)
Вася купит карту, активировав ее на полную мощность.
Ему станет классно и хорошо.
Пойдет знакомиться с девушками офлайн
То есть на улицах.
Конечно, повезет, свидание, романтик.
На этом же моменте может остановиться этому «васе»?
Карточка сработала, все хорошо.
Но есть, возникает одно но.
Точнее два но.
Или уже три.
«Но» первое: человеку всегда надо чего-то большого.
Обьять необьятное, в таком духе.
Поэтому этому «васе», как обычно происходит, срывает крышу с головы, теперь уже он трахает всех подряд особ женского пола.
«Но» второе: экологичность ситуаций, которая вытекает из первого «но».
Да, «вася» теперь трахает женщин, но это как бы противоестественно выглядит в самой жизни.
Вася Пупкин, небрит, толст, и лыс.
Ему никто не даст.
Ведь в другой реальности этого бы не было, не купи Вася карту мужское начало.
«Но» третье; сами догадайтесь.
Хочется верить, все же, что изделия ШЕММ, направленные на сексуальное развитие, гораздо экологичней, чем пикап-тренинги.
В плане развития обычных ситуаций: свидание, знакомство, разговоры по душам
Которые перерастают потом в новые реальности.
Интересно, что думает Аура, по этому поводу.
Ведь Вася Пупкин, уже купил карту.
Принудительно меняя нашу общую реальность под себя.
И более того — вторгается в личное пространство другого человека, чтобы заняться с ним сексом.
Экологично ли, все это? То есть, правильно ли все это?
С точки зрения социума, мира, появлению новых реальностей.
Вот к чему.
Допустим, некий «вася пупкин», приобретет карту «Мужское начало».
Изделие технологии ШЕММ, автор Аура.
(эта карточка для наглядности.
Но имеется в виду все изделия ШЕММ; карты, кулоны, программы итд, связанные так или иначе с половой принадлежностью людей.)
Вася купит карту, активировав ее на полную мощность.
Ему станет классно и хорошо.
Пойдет знакомиться с девушками офлайн
То есть на улицах.
Конечно, повезет, свидание, романтик.
На этом же моменте может остановиться этому «васе»?
Карточка сработала, все хорошо.
Но есть, возникает одно но.
Точнее два но.
Или уже три.
«Но» первое: человеку всегда надо чего-то большого.
Обьять необьятное, в таком духе.
Поэтому этому «васе», как обычно происходит, срывает крышу с головы, теперь уже он трахает всех подряд особ женского пола.
«Но» второе: экологичность ситуаций, которая вытекает из первого «но».
Да, «вася» теперь трахает женщин, но это как бы противоестественно выглядит в самой жизни.
Вася Пупкин, небрит, толст, и лыс.
Ему никто не даст.
Ведь в другой реальности этого бы не было, не купи Вася карту мужское начало.
«Но» третье; сами догадайтесь.
Хочется верить, все же, что изделия ШЕММ, направленные на сексуальное развитие, гораздо экологичней, чем пикап-тренинги.
В плане развития обычных ситуаций: свидание, знакомство, разговоры по душам
Которые перерастают потом в новые реальности.
Интересно, что думает Аура, по этому поводу.
Ведь Вася Пупкин, уже купил карту.
Принудительно меняя нашу общую реальность под себя.
И более того — вторгается в личное пространство другого человека, чтобы заняться с ним сексом.
Экологично ли, все это? То есть, правильно ли все это?
С точки зрения социума, мира, появлению новых реальностей.
Уголок самовыражения
Почему-то написался текст, сам по себе.
— Твоей женщины, нет, на самом деле.
Нет одной-единственной половинки.
И не существует в этой жизни, способной противостоять этому миру.
Поверь уж мне.
— Любимой, обожаемой, милой, нежной, особенной, которой готов целовать ножки, — это враки и сказки, рассказываемые по телевизору.
Есть только твоя нескончаемая невидимая очередь к ней.
Очередь большая, она состоит из множества мужчин, которые все хотят познакомиться с девушкой, со стоячими членами, поэтому хотят ее поиметь, как развратную девку в последний раз.
— Допустим, ты простоишь очередь из мужчин, некоторое время. Получишь доступ к ее прекрасному телу, к ее прелестным дырочкам, которыми уже кто-то воспользовался до тебя. Те мужчины, стоящие впереди.
— Что будешь делать?
— Задам вопросы: как обойти, эту очередь?
Сделать так, чтобы я в ней больше не стоял?
— Не знаю.
В мире существует много очередей.
Кто-то торопиться на смерть, а кто-то рождается.
Поэтому как бы, все делается в порядке очереди.
Отстоишь свою очередь, получишь девушку.
Правда, уже использованную в постели, но ничего.
Второй сорт, не брак.
Еще очередь отстоишь, получишь отличную смерть, или что ты там хотел для себя, известности, славы, признания.
Да не ссы, на свете есть помимо этого много всего.
Отчего можно получить кайф.
Ты же пишешь, стучишь по клавиатуре пальцами?
— Мда, бывает такое.
— Ну вот, тоже самое, как в сексе.
Пишешь, отдаешь энергию, получаешь обратно.
Что еще нужно тебе?
Но, напомню, все делается в порядке очереди.
Без исключений.
Отстоял, получил свое.
Но запомни, — нет женщины, принадлежащей только тебе одному. Есть только твое место, в очереди.
Она не будет твоей, в полном смысле этого слова, не в этой реальности.
— Тогда в какой же?
— Интересный опрос. Хотя все люди тупые, как ты..
Не могут понять простейшие вещи.
— Твоей женщины, нет, на самом деле.
Нет одной-единственной половинки.
И не существует в этой жизни, способной противостоять этому миру.
Поверь уж мне.
— Любимой, обожаемой, милой, нежной, особенной, которой готов целовать ножки, — это враки и сказки, рассказываемые по телевизору.
Есть только твоя нескончаемая невидимая очередь к ней.
Очередь большая, она состоит из множества мужчин, которые все хотят познакомиться с девушкой, со стоячими членами, поэтому хотят ее поиметь, как развратную девку в последний раз.
— Допустим, ты простоишь очередь из мужчин, некоторое время. Получишь доступ к ее прекрасному телу, к ее прелестным дырочкам, которыми уже кто-то воспользовался до тебя. Те мужчины, стоящие впереди.
— Что будешь делать?
— Задам вопросы: как обойти, эту очередь?
Сделать так, чтобы я в ней больше не стоял?
— Не знаю.
В мире существует много очередей.
Кто-то торопиться на смерть, а кто-то рождается.
Поэтому как бы, все делается в порядке очереди.
Отстоишь свою очередь, получишь девушку.
Правда, уже использованную в постели, но ничего.
Второй сорт, не брак.
Еще очередь отстоишь, получишь отличную смерть, или что ты там хотел для себя, известности, славы, признания.
Да не ссы, на свете есть помимо этого много всего.
Отчего можно получить кайф.
Ты же пишешь, стучишь по клавиатуре пальцами?
— Мда, бывает такое.
— Ну вот, тоже самое, как в сексе.
Пишешь, отдаешь энергию, получаешь обратно.
Что еще нужно тебе?
Но, напомню, все делается в порядке очереди.
Без исключений.
Отстоял, получил свое.
Но запомни, — нет женщины, принадлежащей только тебе одному. Есть только твое место, в очереди.
Она не будет твоей, в полном смысле этого слова, не в этой реальности.
— Тогда в какой же?
— Интересный опрос. Хотя все люди тупые, как ты..
Не могут понять простейшие вещи.
Уголок самовыражения
[media] [/media]
Подкаст откровенный, прямо до … всего.
Людям с инвалидностью, или со сломанной психикой всегда непросто в нашем мире.
Можно даже написать большую повесть, вроде романа, об этом, я бы так и сделал. Возможно, в будущем.
Девочка явно непростая, по виду.
И тут опять же про экологичность ситуаций.
Подкаст откровенный, прямо до … всего.
Людям с инвалидностью, или со сломанной психикой всегда непросто в нашем мире.
Можно даже написать большую повесть, вроде романа, об этом, я бы так и сделал. Возможно, в будущем.
Девочка явно непростая, по виду.
И тут опять же про экологичность ситуаций.
Уголок самовыражения
— С вас 159 рублей.
Купите, не пожалеете.
— Конечно, вы же меня подсадили на это.
Я даю ей пять тысяч одной бумажкой.
Обычная девушка, из обычного маркета.
Иногда она краситься, иногда нет.
Недавно она подкрасилась в рыжий цвет, от того походит на хитрую лисичку.
Хотя она потом смыла краску, снова стала природной брюнеткой.
— Нет, нет, давай еще тысячу.
— Девушка, а мне дайте тот шоколад. Нет, другой.
— Дайте мне пить
Сипло требует какой-то мужнина из-за плеча.
В голове всё смешивается, не понимаю, что происходит.
Наконец они все уходят, от прилавка.
— А ты отдыхаешь, когда нибудь?
Тупо спрашиваю, чтобы завязать диалог.
— Да, вот завтра у меня выходной.
Отвечает она, голоском.
У нее такой же голос как у всех девушек.
А на левой ручке, она почему-то сделала татуировку.
Правда, не смог рассмотреть что именно, там у нее.
Обычная девушка.
— да, я рубль занес. Ведь остался должен.
— вот как, спасибо.
Я не знаю ее имени, не спрашивал.
Да и зачем, представляться.
Я такой-то, она тоже скажет, и что?
У нее за вечер сотни имен возможно проходят.
Хотя, не осознавая этого, она почему-то запомнила меня.
Что предпочитаю из ассортимента: такой, или не такой.
Стоило мне ей сказать:
— Хочешь, погуляем?
Или просто проводить до дома одинокую девушку.
Наверно она бы согласилась.
А возможно и нет: дома ее ждет муж, дети, семья.
Поэтому просто говорю ей:
— До свидания.
Она обижается, или занята очередным покупателем, ничего мне не отвечает.
Ведь уже поздно.
Поздно для всего.
Да и зачем.
Выхожу из магазина, отряхиваюсь от капель дождя.
Он такой грустный бывает по весне.
Ну пригласил бы девушку на свидание.
Чтобы это изменило в дальнейшем?...
А дома меня только поджидает неоконченный роман.
Его трудно писать, почти боюсь, его завершения.
Вот этих слов, этих букв, еще знаки препинания.
Всего этого.
Когда-то кричал криком от боли по ночам, как от наркотической ломки, это так выходят демоны.
Хотя страшнее говорить людям правду, о чем думаешь, и что могло быть по-другому, только гораздо лучше.
Вместо этого отыскиваю машину времени, она находиться где-то там, у меня в голове, отправляюсь назад.
В тот магазин.
Не боясь сказать той девушке, «может, давай погуляем»
Купите, не пожалеете.
— Конечно, вы же меня подсадили на это.
Я даю ей пять тысяч одной бумажкой.
Обычная девушка, из обычного маркета.
Иногда она краситься, иногда нет.
Недавно она подкрасилась в рыжий цвет, от того походит на хитрую лисичку.
Хотя она потом смыла краску, снова стала природной брюнеткой.
— Нет, нет, давай еще тысячу.
— Девушка, а мне дайте тот шоколад. Нет, другой.
— Дайте мне пить
Сипло требует какой-то мужнина из-за плеча.
В голове всё смешивается, не понимаю, что происходит.
Наконец они все уходят, от прилавка.
— А ты отдыхаешь, когда нибудь?
Тупо спрашиваю, чтобы завязать диалог.
— Да, вот завтра у меня выходной.
Отвечает она, голоском.
У нее такой же голос как у всех девушек.
А на левой ручке, она почему-то сделала татуировку.
Правда, не смог рассмотреть что именно, там у нее.
Обычная девушка.
— да, я рубль занес. Ведь остался должен.
— вот как, спасибо.
Я не знаю ее имени, не спрашивал.
Да и зачем, представляться.
Я такой-то, она тоже скажет, и что?
У нее за вечер сотни имен возможно проходят.
Хотя, не осознавая этого, она почему-то запомнила меня.
Что предпочитаю из ассортимента: такой, или не такой.
Стоило мне ей сказать:
— Хочешь, погуляем?
Или просто проводить до дома одинокую девушку.
Наверно она бы согласилась.
А возможно и нет: дома ее ждет муж, дети, семья.
Поэтому просто говорю ей:
— До свидания.
Она обижается, или занята очередным покупателем, ничего мне не отвечает.
Ведь уже поздно.
Поздно для всего.
Да и зачем.
Выхожу из магазина, отряхиваюсь от капель дождя.
Он такой грустный бывает по весне.
Ну пригласил бы девушку на свидание.
Чтобы это изменило в дальнейшем?...
А дома меня только поджидает неоконченный роман.
Его трудно писать, почти боюсь, его завершения.
Вот этих слов, этих букв, еще знаки препинания.
Всего этого.
Когда-то кричал криком от боли по ночам, как от наркотической ломки, это так выходят демоны.
Хотя страшнее говорить людям правду, о чем думаешь, и что могло быть по-другому, только гораздо лучше.
Вместо этого отыскиваю машину времени, она находиться где-то там, у меня в голове, отправляюсь назад.
В тот магазин.
Не боясь сказать той девушке, «может, давай погуляем»
Уголок самовыражения
[media] [/media]
Группа «Пикник», та самая, которая должна была выступить в Крокус Холле, незадолго этого трагического события, записала новую песню.
Выступала на недавних концертах с ней, есть с песней клип на канале ютуба.
Вот она;
Ничего, ничего не бойся
Ни огня, ни звенящую тень
Утром кровью своей умойся,
И встряхни расцветающий день
Так живешь, не поняв, чего ради
Каждый вечер восходит звезда
И в свинцовое зеркало глядя,
Сам себе говоришь иногда
Говоришь иногда
Ничего, ничего не бойся,
Утром кровью своей умойся,
Довольно пророческий текст: про огонь, про кровь, и всё такое. И вот что меня волнует больше всего: люди на том концерте, смеялись, шутили, веселились как могли, снимали на телефоны, махали руками, танцевали, — откровенно публика вела себя беспечно и радостно.
И никто не верил из них, из людей, что это когда-нибудь произойдет на самом деле. Именно с ним.
Сгореть в огне, умереть от потери крови, задохнуться в дыму или быть задавленным под обломками…
Но это произошло, в реальности.
Ирония злая, что не успел начаться роковой концерт, на котором, обязательно должна была исполняться эта песня.
Наверно, кто-то скажет, это мол, стихотворные метафоры…
Но время метафор, уже давно закончилось, и Вам всем, — в открытую, прямо в лицо говорят из микрофона, что так и будет. Но никто не поверил…
***************************
Хотел бы поставить звездочки, по числу погибших людей, но их получилось бы слишком много
Группа «Пикник», та самая, которая должна была выступить в Крокус Холле, незадолго этого трагического события, записала новую песню.
Выступала на недавних концертах с ней, есть с песней клип на канале ютуба.
Вот она;
Ничего, ничего не бойся
Ни огня, ни звенящую тень
Утром кровью своей умойся,
И встряхни расцветающий день
Так живешь, не поняв, чего ради
Каждый вечер восходит звезда
И в свинцовое зеркало глядя,
Сам себе говоришь иногда
Говоришь иногда
Ничего, ничего не бойся,
Утром кровью своей умойся,
Довольно пророческий текст: про огонь, про кровь, и всё такое. И вот что меня волнует больше всего: люди на том концерте, смеялись, шутили, веселились как могли, снимали на телефоны, махали руками, танцевали, — откровенно публика вела себя беспечно и радостно.
И никто не верил из них, из людей, что это когда-нибудь произойдет на самом деле. Именно с ним.
Сгореть в огне, умереть от потери крови, задохнуться в дыму или быть задавленным под обломками…
Но это произошло, в реальности.
Ирония злая, что не успел начаться роковой концерт, на котором, обязательно должна была исполняться эта песня.
Наверно, кто-то скажет, это мол, стихотворные метафоры…
Но время метафор, уже давно закончилось, и Вам всем, — в открытую, прямо в лицо говорят из микрофона, что так и будет. Но никто не поверил…
***************************
Хотел бы поставить звездочки, по числу погибших людей, но их получилось бы слишком много
Уголок самовыражения
ТЦ "Мечта"
Часть вторая: Сторож.
В самом начале марта, воскресный день выдался пасмурным, но не морозным, потому что в воздухе висела невесомая дымка, похожая на кисейный туман, а цветом на разбавленное молоко. Хотя по всем прогнозам погоды, туман вскоре должен был прекратиться.
Мужская фигура, время от времени, выходила из двери двухэтажного здания, словно проверяя несбывшиеся прогнозы.
Кто такой? Сторож, при этом здании.
Человек с недавних пор считал себя без имени, представляясь другим людям, только Сторожем.
Для всех воскресный день являлся выходным, а для него рабочей сменой.
Сторож впустил снегоуборщик через въездные ворота, чтобы он спокойно убирал снег, пока никого нет на территории.
Это произошло час назад.
Когда снегоуборщик закончит чистить дороги, то он выйдет на обход, затем закроет за ним ворота на замки.
Иногда Сторож подходил к окнам, озабоченно поглядывая в них, наблюдая, что твориться за ними.
Например, в одном окне виднелось как там, с деловитым рычанием черно-желтая снегоуборочная машина с включенными маячками сгоняла сугробы стаявшего снега, с тротуаров, в одну кучу, размером с небольшую горку.
Можно смотреть на эту гору, скатанную из грязного снега, на безупречную работу машины, или озирать всё это одним взглядом, с видом настоящего знатока.
При этом думать о всяком, что приходит в голову человека в состоянии безмолвного созерцания: об окружающей природе, или о круговороте в жизни, когда на смену суровой зиме, вдруг возникает долгожданная весна, которая вдруг смениться жарким летом.
Ему неожиданно вспомнилось прошедшее лето;
… Ей почему-то вдруг стало на вид лет двадцать, когда он вошел вслед за ней в темный немытый подъезд.
Стройные загорелые ножки, упругие бедра плотно обхватывали шортики, сделанные из джинсы.
Такие бывают, они маленькие и урезанные, а с неровной бахромы почему-то свисают ниточки.
Высокая девичья грудь, третьего, примерно, размера, торчала под желтой маечкой.
Поэтому непроизвольно наводила мысли на веселый легкомысленный лад.
Брюнетка, длинные волосы, до низа гибкой девической талии. Нетронутые поцелуями, алые губки, ярко розовели даже без помады.
Симпатичное личико, только немного серьезное, для этого возраста. Хотя все подростки в это время носят этот серьезный вид, для важности и понимания целей в жизни, в которой они родились.
Он понимал это, как никто другой, даже лучше детского психолога, ведь хорошо помнил это время, когда тоже носил на лице эту маску, это выражение глаз, — задумчивое и чуточку отрешённое.
Хотя сначала происходило не так:
Он подходил к двери подъезда, своего дома, а перед этим обернулся, на всякий случай, будто проверяя слежку за собой.
И увидел ее; она шла за ним, направляясь тоже, в его подъезд.
Растрепанные волосы от ходьбы, блеснули на солнце, а глаза девочки заискрили солнечными зайчиками.
Ему бы пришлось зажмуриться, до того они были яркими, но у него были солнцезащитные очки.
Он подумал, почему бы и нет.
Подождав девочку, когда она приблизится, он, ощущая ее запах, чистый и пока не порочный, открыл дверь подъезда ключом от домофона.
Распахнул пошире, немного посторонился, показывая, что он тут ни при чем, а только виновато воспитание джентльмена, когда они вынуждены открывать двери перед дамами.
— Прошу, заходьте, пани, — нарочно произнес он польским языком.
— Спасибочки, — пропищала девочка тоненьким голоском, юркнула в подъезд, грациозно вильнув шикарной попой в джинсовых шортиках.
— А тебя как зовут? — спросил он, заходя вслед за ней.
— Никак. А вам, зачем это знать? — снова раздался девичий писк.
— Не знаю. Так просто. Ты очень красивая.
Может влюбился…
— А в кого? — пропищала девочка с неким интересом.
— В кого?! Ты еще спрашиваешь, конечно, в тебя.
— Прямо так, сразу? Без свиданий и знакомства?
Спросила юная принцесса, настороженно приоткрыв стальную дверь, ведущую на первый этаж.
— Ну да. Когда же еще становиться влюбленным?! Особенно в наше время тик-токов, и «тиндера».
— Мне нет восемнадцати, а шестнадцать, исполняется через неделю, — ответила девочка тоненьким голосом, но очень серьёзным тоном.
— Вот как?! — немного удивленно произнес он, очень медленно шагая по ступенькам наверх.
— Так не подумаешь. Я думал тебе лет семнадцать.
— Вот еще, я малолетка. У меня нет «тиндера».
И вообще, сюда, я зашла к подружке.
— Ну и что, — сказал он так, будто это стало возможным делом, бросить свою жизнь к ногам юной принцессы, а заодно положить голову на чашу весов, которые отсекает ее в случае неминуемого проигрыша.
Хотя о проигрыше он не боялся, ведь он и так всё проиграл, в жизни.
— Я Юля, — ответила девочка, немного смеясь.
— Вадим, — представился он.
— Теперь ты можешь пригласить меня на свидание. Вот! Одним духом, с запалом выдохнула девочка.
— Да, непременно.
Дверь захлопнулась, он пошел наверх, осторожно ступая по ступенькам, чтобы не спугнуть ненароком, то нежданное счастье, в виде простой девчонки.
Если бы это происходило в сказке, то он бы обязательно спас ее от дракона.
Но его дома, в квартире, на втором этаже, ожидала жена, с дочкой, с готовящимся обедом на плите.
Сам он возвращался из магазина, с покупками.
Среди полных пакетов была банка зеленого горошка, для домашнего салата, или для чего-то другого…
Когда это было, на самом деле?
Может лет пять назад, или десять, или того больше, лет двадцать. Но для него случай происходил в памяти, будто вчера. Он не стал искать ту девочку.
Зачем ломать еще одну жизнь…
Он вздохнул, пошел по помещениям, посматривая в окна. Ему нравилось подходить к окнам, то к одному, то к другому, особенно в ночное время, затем подолгу стоя возле них рассматривать, что твориться за окнами.
Нравилось делать обходы территории согласно графику, когда идешь вокруг здания, неосознанно подмечать, что всё остаётся на месте, никуда не пропадает.
Подломленная веточка на ели, рядом упавшая шишка, дощатая веранда, заметенный снегом кустик какого-то кустарника, отпечаток его следа, водосточная труба на стене, лестницы с перилами, струны натянутых проводов, и многие другие мелочи, которые лишь на первый взгляд только кажутся пустяками.
Сквозь разные окна, через которые присматривал за дворовой территорией, виднелся со всех сторон жилой массив, окружавший это строение, в форме прямоугольников слитых в одной целое.
Вырисовывались игровые площадки с песочницами, закрепленные за определённой группой, на которых днями носились стайками дети.
В летние месяцы, с непарадной стороны и с торцов, высились по периметру деревья берёз с гнёздами ворон и грачей, стволы рябин с красноватыми ягодами.
Со стороны фасада вымахали во весь рост липы с липовыми цветками, пирамидами тополя с тополиным пухом, ели с пахучими шишками, они стояли разодетыми всегда одном синевато-зелёном наряде.
В цветниках, по длине бетонных бордюров, высажены цветы, распространявшие тягучий опьяняющий аромат красивой и молодой жизни.
С наступлением зимы было всё также, но со снежным слоем, без травы, без листьев, без цветов. Клинья грачей с перелётными птицами улетали на юг, где им жилось в теплом климате. Но весной они снова прилетают именно сюда, в этот родное место для них, наполняя его веселым гвалтом, словно малые детишки. Они снова будут обживать гнезда на березах, дружной семьёй заводить птенцов, а когда малышня вылупится и подрастёт, учить их летать, добывать пищу.
Вообщем становиться взрослыми, как они сами.
По ночам уютно светились окна жилых домов, в них, за просвечивающими шторами и занавесками, существовала своя жизнь, во тьме двора раздавалось карканье встревоженных ворон, а свет фонарей и фар машин отражался в асфальте.
Днем становилась та же самая обстановка, только с прибавлением в городском пейзаже двигающихся людей, которые проходили то медленно, то спеша, мимо здания по пешеходным дорожкам по разным делам.
Организация, где он устроен и числиться по налоговым взносам, официально по всем документам называется,— МАДОУ Д/С № 27.
По-простому, детский сад, под названием «Надежда», расположенный в одном из районов его города.
Сторожем, как понимаете, он был не всегда.
Такой шанс выпал один из…
В общем, не стоит говорить из «сколько».
В образе сторожа, он как вылитой из мрамора, только немного ожившего: возраст почти под пятьдесят лет, угрюмый, молчаливый, неразговорчивый.
На всякие вопросы отвечает: да, или нет.
Персонал детсада, с кем иногда общается, не знает кто он.
Заведующая садика, модно одетая, молодая стройная женщина лет тридцати с чем-то, — Надежда Александровна, видимо в честь её назван детсад, которая принимала на работу в качестве ночного сторожа, через медкомиссию, проверки на «уголовки», наркотики, и всё такое, даже не подозревала, кто он, на самом деле.
Тогда кто, под табельным номером?
Его нынешнее рождение, или воплощение, кому как нравиться, оно состоялось в этом городе.
Жил, гулял, веселился по всему свету, пока оно не пригнало обратно, в родной город.
Потом заставило устроиться обыкновенным сторожем.
В детский садик, в который ходил, в детстве.
Раньше строили прочно и навечно, поэтому он сохранился до сегодняшнего дня.
Здесь почти ничего не изменилось: невысокий подкосившийся от времени забор из сетки рабицы, детские площадки с травкой, уцелевшие песочницы, старенькие веранды, их крыши покрыты шифером, скрипучие весовые качельки, лесенки, турнички.
Всё это регулярно красилось и ремонтировалось, но оставалось таким же. Правда, здорово выросли деревья.
При нем они были высотой примерно как вишнёвое деревце. Что ещё; крышу садика, поменяли на металлический профнастил, синего цвета.
В помещениях сделали ремонты, заменили сантехнику с трубами, поставили пластиковые окна с жалюзями, обновили паркет, кафель, обстановку, мебель, кроватки, матрасики, парты, стулья…
Кстати, сейчас стулья сделаны так, что их можно регулировать по росту ножек.
Но это ничего не меняло: дух садика оставался прежним.
Такое чувство если можно сравнивать, будто надеваешь старое ношеное пальто, лежавшее в шкафу много времени без дела. Оно вышло из моды, кое-где нашиты заплатки.
Хотя всё равно, пальто такое же узнаваемое и привычное, жмет в плечах, где-то в талии, но вполне пригодно для обыденной носки.
Работа сторожа заключалась, по словам Надежды Александровны, и по нормативным документам, которые подписывал, не глядя на них, а в разрез блузки, а за ней скрывались весьма аппетитные груди; обход территории в ночное время каждые два часа, обход помещений садика, проверка подвалов, включение-выключение общего освещения.
Утром открывание калиток и ворот, для проезда машин с продуктами в пищеблок.
Ведения журналов «сдал-принял», глядения в мониторы видеонаблюдения за обстановкой, закрытия окон и дверей, перекрывания кранов, смесителей, датчиков, счетчиков и так далее, и так далее.
Кроме того, по мере необходимости: помогать дворнику в уборке снега, мусора, расчистки дорожек, поливать цветы, копать землю под грядки и цветники, принимать участие в субботниках, в ремонтах.
Конечно, это работа.
Хотя абсурд происшедший в его жизни.
Но ему было все равно, не это выходило главным делом.
Когда в садике никого не оставалось, заняться нечем, то ему на ум приходят всякие мысли, которые кажутся необходимым делом чтобы записать их словами.
Поэтому он стал писать тексты, когда стал ночным сторожем.
Ведь книги самая лучшая забава, нарочно придуманная писателями, чтобы скрыто издеваться над людьми.
Вместо пишущей машинки, или писать ручкой в блокноте, он набивал слова на стареньком ноутбуке, который принёс в садик из дома.
У него вышли все сроки работоспособности, поэтому он часто ломается.
Но через некоторое время, каким-то образом сам по себе ноутбук чинился, оживал, начиная сносно функционировать.
Какие именно слова? Он не знал, бессмысленную белиберду, точнее отсебятину, что приходит на ум, поэтому получалось каждый раз по-разному.
Словно выражение странных мыслеобразов, сродни построению игральных карт, из «хроник принцев Амбера».
Хотя не сильно важно значение слов, главное, что в них закладывается их создателем.
Пусть некоторые говорят, что такого не может быть в принципе.
Но с некоторых пор Сторож не верил в серую реальность, которая слишком состыковывается с грубой жизнью, во всех ее проявлениях.
Чтобы в ней иногда не находилось место, для кое-чего другого, той же мечте, или для страшной сказки со счастливым концом однажды рассказанной ночью.
Это становиться в первую очередь магией слова, а потом реальной жизнью.
Прерывая размышления, с улицы раздается приглушённый двукратный сигнал гудка, видимо что-то обозначавшее.
Он находился за служебным столом, где обычно сидят сторожа и вахтеры, поэтому посмотрел на монитор: одна видеокамера из девяти, показала, что снегоуборщик резво покатил к воротам, моргая фарами.
Понятно, его работа здесь закончена на сегодня.
Записал в журнал время его отбытия, стал одеваться: куртка, шапочка, обувь.
Захватив ключи, Сторож вышел за дверь.
Она автоматически закрылась на магнитный замок.
Сходя по ступеням крыльца, в конце чуть не упал, вовремя ухватившись за поручень.
Последняя ступенька и примыкающий к ней асфальт оказались скользкими, под выпавшим накануне снежком, скрывались налипшие корочки льда.
«Надо бы днем, когда потеплеет, непременно почистить само крыльцо, заодно дорожку до входной калитки, — подумалось ему. — Вдруг упадёт какая-нибудь мамаша, а дворничиха, когда придет рано утром, просыплет песочком…»
Хотя его сегодня занимала одна большая проблема: как написать хорошую романтическую историю со счастливым финалом, посвященную одной девушки, по имени Анна, которая работает няней в садике.
Она ему очень нравилась, несмотря на небольшой изъян в ее теле: она прихрамывала на одну ножку.
Но это было для него неважно: лично для него она теперь была самой милой и особенной на свете.
Он хотел ей признаться в нежных чувствах, но почему-то боялся к ней подойти со знаками внимания.
А тут скоро наступит праздник для женщин, восьмого марта, появится веская причина для любовного объяснения.
Туман не расходился, но сквозь облака, обрисованные серым графитом, на несколько мгновений проглянуло солнце.
*
Если человека никогда не называли идиотом, значит он неверующий. А если называли, то выходит он верующий.
Странно.… Начиналось всё как обычно.
Постепенно, шаг за шагом, почти незаметно для меня самого.
— Пойдете работать сторожем? — спросили в центре занятости населения, он называется сокращённо, ЦЗН.
— Есть другие варианты? Может мастером, или инженером?
— Других вакансий нет, это лучшее предложение для вас, чем просто носиться с «бегунками», получать копеечное пособие, — уныло вздохнула тетка с рыжими волосами, постучав по клавиатуре, посматривая на тусклый монитор.
Всё выглядело ничем не обещающим: ни в жизни, ни в перспективе. О будущем мог только мечтать, как и тетка с рыжими волосами.
Ее зовут Люция, она работает с людьми, называемыми «безработными».
Коим тоже называюсь, стою на учете, именно у неё.
Обстановка в помещении, кажется убогой и нищенской; потертый линолеум под ногами, расшатанные столы у персонала, продавленные кресла для посетителей, потолки с люстрами, где не хватает лампочек, покривившиеся шкафы для хранения бумаг и папок, стены со старыми обоями, где висят флаги в триколора.
Взгляд, опущенный вниз, утыкается в уголок за шкафом с документами, где якобы спрятана обувка Люции: у одного сапожка кое-как приклеена подошва, у другого замок набекрень смотрит.
Честно говоря, у меня не тоже лучше, обувь.
Наверно поэтому здесь ошиваюсь: нет денег, нет работы.
Люция, она примерно моего возраста, поэтому мы общаемся на «ты», а ей, во что бы то ни стало надо меня трудоустроить, чтобы не портить статистику.
— Ты пойдешь? — спрашивает она.
— Что там делать? Какие условия?— тупо задаю вопросы, от нечего делать. Немного поворачиваю голову в сторону, там вам развлечение. Бесплатное.
Как до этого дошел? Так получилось.
Ведь с молодости в казино играл, в рулетку.
Не знаете в какую? В русскую. Называется «друзья».
Как происходило: сначала одному другу поверил, он обманул, другому дал больших денег в долг, он не вернул, а другой подставил, то есть не себя, а мою задницу, так ему стало выгоднее для карьеры.
Третий, четвертый, пятый, десятый…
Думал, повезёт. Но почему-то не везло.
Я всё играл и играл, не унимаясь, пока не наступило время прозрения.
То время можно называть по-разному; полнейшим затмением, помутнением рассудка.
Накрывший мою жизнь, туман с мутной ложью и сплошным враньём.
Поэтому, образно говоря, нахожусь здесь с голой жопой, в кабинете под номером «два», слушаю Люцию, заодно смотрю на шум.
Кабинет просторный: у двух окон стоят, — раз стол, два стол, три стол, ещё два стола у стены, также обратно: раз, два, три. То есть получается восемь столов, расставленных возле стен.
За почти каждым столом, работают люди, точнее, женщины, разных возрастов и внешностей.
Работа у них, обрабатывать безработных, или трудоустраивать на работу, чтобы экономить бюджет государства.
Это кому как слышится, или может видится.
Работа была, но только такая: прачки, посудомойки, официантки, кассиры, продавцы, грузчики, уборщики, маляры, разнорабочие, комплектовщики, дворники…
Ещё требовались таксисты, трактористы, мотористы, слесаря, водители всех категорий, — но это смешно!
Такие важные птицы, под заборами не валяются в наше время. Как и врачи, особенно стоматологи.
Конечно, люди, без опыта работы, требовались по «вахтовкам», где работодатели обещают золотые горы, комфортные условия работы и проживания.
Тоже смешно: если бы это было на самом деле, то все бы там работали.
В данном случае, когда повернул голову:
дама в норковой шубе, дело было в конце ноября, с прононсом закричала:
— Да как вы посмели?! Где мои деньги? Где моё пособие?!
— Но вам не положено больше, поймите! — пыталась образумить ту даму, сотрудница, за соседним столом.
— Я буду жаловаться!
Ткнула она вверх пальцем, громко хлопнув дверью, она гордо удалилась.
— Жалуйтесь кому хотите, хоть видео записывайте, на коленях, мы то при чем здесь?
Облегченно выговорила та сотрудница, затем звонко зазывая учетных гражданок из коридора;
— Следующая! Абрамова есть, в очереди?!
— Это детский сад, в нем нужен ночной сторож, пойдёшь? Перебила мои визуальные измышления Люция.
— Да, детский сад, согласен.
— Распечатать туда направление?
— Будьте угодны.
Люция распечатала направление на принтере.
За столами, с обеих сторон, кипели нешуточные страсти, в борьбе за деньги, за выплаты, за пособия, а что мне оставалось делать.
Сторож, так сторож. Как всё это достало! Наверно их тоже.
*
Часть вторая: Сторож.
В самом начале марта, воскресный день выдался пасмурным, но не морозным, потому что в воздухе висела невесомая дымка, похожая на кисейный туман, а цветом на разбавленное молоко. Хотя по всем прогнозам погоды, туман вскоре должен был прекратиться.
Мужская фигура, время от времени, выходила из двери двухэтажного здания, словно проверяя несбывшиеся прогнозы.
Кто такой? Сторож, при этом здании.
Человек с недавних пор считал себя без имени, представляясь другим людям, только Сторожем.
Для всех воскресный день являлся выходным, а для него рабочей сменой.
Сторож впустил снегоуборщик через въездные ворота, чтобы он спокойно убирал снег, пока никого нет на территории.
Это произошло час назад.
Когда снегоуборщик закончит чистить дороги, то он выйдет на обход, затем закроет за ним ворота на замки.
Иногда Сторож подходил к окнам, озабоченно поглядывая в них, наблюдая, что твориться за ними.
Например, в одном окне виднелось как там, с деловитым рычанием черно-желтая снегоуборочная машина с включенными маячками сгоняла сугробы стаявшего снега, с тротуаров, в одну кучу, размером с небольшую горку.
Можно смотреть на эту гору, скатанную из грязного снега, на безупречную работу машины, или озирать всё это одним взглядом, с видом настоящего знатока.
При этом думать о всяком, что приходит в голову человека в состоянии безмолвного созерцания: об окружающей природе, или о круговороте в жизни, когда на смену суровой зиме, вдруг возникает долгожданная весна, которая вдруг смениться жарким летом.
Ему неожиданно вспомнилось прошедшее лето;
… Ей почему-то вдруг стало на вид лет двадцать, когда он вошел вслед за ней в темный немытый подъезд.
Стройные загорелые ножки, упругие бедра плотно обхватывали шортики, сделанные из джинсы.
Такие бывают, они маленькие и урезанные, а с неровной бахромы почему-то свисают ниточки.
Высокая девичья грудь, третьего, примерно, размера, торчала под желтой маечкой.
Поэтому непроизвольно наводила мысли на веселый легкомысленный лад.
Брюнетка, длинные волосы, до низа гибкой девической талии. Нетронутые поцелуями, алые губки, ярко розовели даже без помады.
Симпатичное личико, только немного серьезное, для этого возраста. Хотя все подростки в это время носят этот серьезный вид, для важности и понимания целей в жизни, в которой они родились.
Он понимал это, как никто другой, даже лучше детского психолога, ведь хорошо помнил это время, когда тоже носил на лице эту маску, это выражение глаз, — задумчивое и чуточку отрешённое.
Хотя сначала происходило не так:
Он подходил к двери подъезда, своего дома, а перед этим обернулся, на всякий случай, будто проверяя слежку за собой.
И увидел ее; она шла за ним, направляясь тоже, в его подъезд.
Растрепанные волосы от ходьбы, блеснули на солнце, а глаза девочки заискрили солнечными зайчиками.
Ему бы пришлось зажмуриться, до того они были яркими, но у него были солнцезащитные очки.
Он подумал, почему бы и нет.
Подождав девочку, когда она приблизится, он, ощущая ее запах, чистый и пока не порочный, открыл дверь подъезда ключом от домофона.
Распахнул пошире, немного посторонился, показывая, что он тут ни при чем, а только виновато воспитание джентльмена, когда они вынуждены открывать двери перед дамами.
— Прошу, заходьте, пани, — нарочно произнес он польским языком.
— Спасибочки, — пропищала девочка тоненьким голоском, юркнула в подъезд, грациозно вильнув шикарной попой в джинсовых шортиках.
— А тебя как зовут? — спросил он, заходя вслед за ней.
— Никак. А вам, зачем это знать? — снова раздался девичий писк.
— Не знаю. Так просто. Ты очень красивая.
Может влюбился…
— А в кого? — пропищала девочка с неким интересом.
— В кого?! Ты еще спрашиваешь, конечно, в тебя.
— Прямо так, сразу? Без свиданий и знакомства?
Спросила юная принцесса, настороженно приоткрыв стальную дверь, ведущую на первый этаж.
— Ну да. Когда же еще становиться влюбленным?! Особенно в наше время тик-токов, и «тиндера».
— Мне нет восемнадцати, а шестнадцать, исполняется через неделю, — ответила девочка тоненьким голосом, но очень серьёзным тоном.
— Вот как?! — немного удивленно произнес он, очень медленно шагая по ступенькам наверх.
— Так не подумаешь. Я думал тебе лет семнадцать.
— Вот еще, я малолетка. У меня нет «тиндера».
И вообще, сюда, я зашла к подружке.
— Ну и что, — сказал он так, будто это стало возможным делом, бросить свою жизнь к ногам юной принцессы, а заодно положить голову на чашу весов, которые отсекает ее в случае неминуемого проигрыша.
Хотя о проигрыше он не боялся, ведь он и так всё проиграл, в жизни.
— Я Юля, — ответила девочка, немного смеясь.
— Вадим, — представился он.
— Теперь ты можешь пригласить меня на свидание. Вот! Одним духом, с запалом выдохнула девочка.
— Да, непременно.
Дверь захлопнулась, он пошел наверх, осторожно ступая по ступенькам, чтобы не спугнуть ненароком, то нежданное счастье, в виде простой девчонки.
Если бы это происходило в сказке, то он бы обязательно спас ее от дракона.
Но его дома, в квартире, на втором этаже, ожидала жена, с дочкой, с готовящимся обедом на плите.
Сам он возвращался из магазина, с покупками.
Среди полных пакетов была банка зеленого горошка, для домашнего салата, или для чего-то другого…
Когда это было, на самом деле?
Может лет пять назад, или десять, или того больше, лет двадцать. Но для него случай происходил в памяти, будто вчера. Он не стал искать ту девочку.
Зачем ломать еще одну жизнь…
Он вздохнул, пошел по помещениям, посматривая в окна. Ему нравилось подходить к окнам, то к одному, то к другому, особенно в ночное время, затем подолгу стоя возле них рассматривать, что твориться за окнами.
Нравилось делать обходы территории согласно графику, когда идешь вокруг здания, неосознанно подмечать, что всё остаётся на месте, никуда не пропадает.
Подломленная веточка на ели, рядом упавшая шишка, дощатая веранда, заметенный снегом кустик какого-то кустарника, отпечаток его следа, водосточная труба на стене, лестницы с перилами, струны натянутых проводов, и многие другие мелочи, которые лишь на первый взгляд только кажутся пустяками.
Сквозь разные окна, через которые присматривал за дворовой территорией, виднелся со всех сторон жилой массив, окружавший это строение, в форме прямоугольников слитых в одной целое.
Вырисовывались игровые площадки с песочницами, закрепленные за определённой группой, на которых днями носились стайками дети.
В летние месяцы, с непарадной стороны и с торцов, высились по периметру деревья берёз с гнёздами ворон и грачей, стволы рябин с красноватыми ягодами.
Со стороны фасада вымахали во весь рост липы с липовыми цветками, пирамидами тополя с тополиным пухом, ели с пахучими шишками, они стояли разодетыми всегда одном синевато-зелёном наряде.
В цветниках, по длине бетонных бордюров, высажены цветы, распространявшие тягучий опьяняющий аромат красивой и молодой жизни.
С наступлением зимы было всё также, но со снежным слоем, без травы, без листьев, без цветов. Клинья грачей с перелётными птицами улетали на юг, где им жилось в теплом климате. Но весной они снова прилетают именно сюда, в этот родное место для них, наполняя его веселым гвалтом, словно малые детишки. Они снова будут обживать гнезда на березах, дружной семьёй заводить птенцов, а когда малышня вылупится и подрастёт, учить их летать, добывать пищу.
Вообщем становиться взрослыми, как они сами.
По ночам уютно светились окна жилых домов, в них, за просвечивающими шторами и занавесками, существовала своя жизнь, во тьме двора раздавалось карканье встревоженных ворон, а свет фонарей и фар машин отражался в асфальте.
Днем становилась та же самая обстановка, только с прибавлением в городском пейзаже двигающихся людей, которые проходили то медленно, то спеша, мимо здания по пешеходным дорожкам по разным делам.
Организация, где он устроен и числиться по налоговым взносам, официально по всем документам называется,— МАДОУ Д/С № 27.
По-простому, детский сад, под названием «Надежда», расположенный в одном из районов его города.
Сторожем, как понимаете, он был не всегда.
Такой шанс выпал один из…
В общем, не стоит говорить из «сколько».
В образе сторожа, он как вылитой из мрамора, только немного ожившего: возраст почти под пятьдесят лет, угрюмый, молчаливый, неразговорчивый.
На всякие вопросы отвечает: да, или нет.
Персонал детсада, с кем иногда общается, не знает кто он.
Заведующая садика, модно одетая, молодая стройная женщина лет тридцати с чем-то, — Надежда Александровна, видимо в честь её назван детсад, которая принимала на работу в качестве ночного сторожа, через медкомиссию, проверки на «уголовки», наркотики, и всё такое, даже не подозревала, кто он, на самом деле.
Тогда кто, под табельным номером?
Его нынешнее рождение, или воплощение, кому как нравиться, оно состоялось в этом городе.
Жил, гулял, веселился по всему свету, пока оно не пригнало обратно, в родной город.
Потом заставило устроиться обыкновенным сторожем.
В детский садик, в который ходил, в детстве.
Раньше строили прочно и навечно, поэтому он сохранился до сегодняшнего дня.
Здесь почти ничего не изменилось: невысокий подкосившийся от времени забор из сетки рабицы, детские площадки с травкой, уцелевшие песочницы, старенькие веранды, их крыши покрыты шифером, скрипучие весовые качельки, лесенки, турнички.
Всё это регулярно красилось и ремонтировалось, но оставалось таким же. Правда, здорово выросли деревья.
При нем они были высотой примерно как вишнёвое деревце. Что ещё; крышу садика, поменяли на металлический профнастил, синего цвета.
В помещениях сделали ремонты, заменили сантехнику с трубами, поставили пластиковые окна с жалюзями, обновили паркет, кафель, обстановку, мебель, кроватки, матрасики, парты, стулья…
Кстати, сейчас стулья сделаны так, что их можно регулировать по росту ножек.
Но это ничего не меняло: дух садика оставался прежним.
Такое чувство если можно сравнивать, будто надеваешь старое ношеное пальто, лежавшее в шкафу много времени без дела. Оно вышло из моды, кое-где нашиты заплатки.
Хотя всё равно, пальто такое же узнаваемое и привычное, жмет в плечах, где-то в талии, но вполне пригодно для обыденной носки.
Работа сторожа заключалась, по словам Надежды Александровны, и по нормативным документам, которые подписывал, не глядя на них, а в разрез блузки, а за ней скрывались весьма аппетитные груди; обход территории в ночное время каждые два часа, обход помещений садика, проверка подвалов, включение-выключение общего освещения.
Утром открывание калиток и ворот, для проезда машин с продуктами в пищеблок.
Ведения журналов «сдал-принял», глядения в мониторы видеонаблюдения за обстановкой, закрытия окон и дверей, перекрывания кранов, смесителей, датчиков, счетчиков и так далее, и так далее.
Кроме того, по мере необходимости: помогать дворнику в уборке снега, мусора, расчистки дорожек, поливать цветы, копать землю под грядки и цветники, принимать участие в субботниках, в ремонтах.
Конечно, это работа.
Хотя абсурд происшедший в его жизни.
Но ему было все равно, не это выходило главным делом.
Когда в садике никого не оставалось, заняться нечем, то ему на ум приходят всякие мысли, которые кажутся необходимым делом чтобы записать их словами.
Поэтому он стал писать тексты, когда стал ночным сторожем.
Ведь книги самая лучшая забава, нарочно придуманная писателями, чтобы скрыто издеваться над людьми.
Вместо пишущей машинки, или писать ручкой в блокноте, он набивал слова на стареньком ноутбуке, который принёс в садик из дома.
У него вышли все сроки работоспособности, поэтому он часто ломается.
Но через некоторое время, каким-то образом сам по себе ноутбук чинился, оживал, начиная сносно функционировать.
Какие именно слова? Он не знал, бессмысленную белиберду, точнее отсебятину, что приходит на ум, поэтому получалось каждый раз по-разному.
Словно выражение странных мыслеобразов, сродни построению игральных карт, из «хроник принцев Амбера».
Хотя не сильно важно значение слов, главное, что в них закладывается их создателем.
Пусть некоторые говорят, что такого не может быть в принципе.
Но с некоторых пор Сторож не верил в серую реальность, которая слишком состыковывается с грубой жизнью, во всех ее проявлениях.
Чтобы в ней иногда не находилось место, для кое-чего другого, той же мечте, или для страшной сказки со счастливым концом однажды рассказанной ночью.
Это становиться в первую очередь магией слова, а потом реальной жизнью.
Прерывая размышления, с улицы раздается приглушённый двукратный сигнал гудка, видимо что-то обозначавшее.
Он находился за служебным столом, где обычно сидят сторожа и вахтеры, поэтому посмотрел на монитор: одна видеокамера из девяти, показала, что снегоуборщик резво покатил к воротам, моргая фарами.
Понятно, его работа здесь закончена на сегодня.
Записал в журнал время его отбытия, стал одеваться: куртка, шапочка, обувь.
Захватив ключи, Сторож вышел за дверь.
Она автоматически закрылась на магнитный замок.
Сходя по ступеням крыльца, в конце чуть не упал, вовремя ухватившись за поручень.
Последняя ступенька и примыкающий к ней асфальт оказались скользкими, под выпавшим накануне снежком, скрывались налипшие корочки льда.
«Надо бы днем, когда потеплеет, непременно почистить само крыльцо, заодно дорожку до входной калитки, — подумалось ему. — Вдруг упадёт какая-нибудь мамаша, а дворничиха, когда придет рано утром, просыплет песочком…»
Хотя его сегодня занимала одна большая проблема: как написать хорошую романтическую историю со счастливым финалом, посвященную одной девушки, по имени Анна, которая работает няней в садике.
Она ему очень нравилась, несмотря на небольшой изъян в ее теле: она прихрамывала на одну ножку.
Но это было для него неважно: лично для него она теперь была самой милой и особенной на свете.
Он хотел ей признаться в нежных чувствах, но почему-то боялся к ней подойти со знаками внимания.
А тут скоро наступит праздник для женщин, восьмого марта, появится веская причина для любовного объяснения.
Туман не расходился, но сквозь облака, обрисованные серым графитом, на несколько мгновений проглянуло солнце.
*
Если человека никогда не называли идиотом, значит он неверующий. А если называли, то выходит он верующий.
Странно.… Начиналось всё как обычно.
Постепенно, шаг за шагом, почти незаметно для меня самого.
— Пойдете работать сторожем? — спросили в центре занятости населения, он называется сокращённо, ЦЗН.
— Есть другие варианты? Может мастером, или инженером?
— Других вакансий нет, это лучшее предложение для вас, чем просто носиться с «бегунками», получать копеечное пособие, — уныло вздохнула тетка с рыжими волосами, постучав по клавиатуре, посматривая на тусклый монитор.
Всё выглядело ничем не обещающим: ни в жизни, ни в перспективе. О будущем мог только мечтать, как и тетка с рыжими волосами.
Ее зовут Люция, она работает с людьми, называемыми «безработными».
Коим тоже называюсь, стою на учете, именно у неё.
Обстановка в помещении, кажется убогой и нищенской; потертый линолеум под ногами, расшатанные столы у персонала, продавленные кресла для посетителей, потолки с люстрами, где не хватает лампочек, покривившиеся шкафы для хранения бумаг и папок, стены со старыми обоями, где висят флаги в триколора.
Взгляд, опущенный вниз, утыкается в уголок за шкафом с документами, где якобы спрятана обувка Люции: у одного сапожка кое-как приклеена подошва, у другого замок набекрень смотрит.
Честно говоря, у меня не тоже лучше, обувь.
Наверно поэтому здесь ошиваюсь: нет денег, нет работы.
Люция, она примерно моего возраста, поэтому мы общаемся на «ты», а ей, во что бы то ни стало надо меня трудоустроить, чтобы не портить статистику.
— Ты пойдешь? — спрашивает она.
— Что там делать? Какие условия?— тупо задаю вопросы, от нечего делать. Немного поворачиваю голову в сторону, там вам развлечение. Бесплатное.
Как до этого дошел? Так получилось.
Ведь с молодости в казино играл, в рулетку.
Не знаете в какую? В русскую. Называется «друзья».
Как происходило: сначала одному другу поверил, он обманул, другому дал больших денег в долг, он не вернул, а другой подставил, то есть не себя, а мою задницу, так ему стало выгоднее для карьеры.
Третий, четвертый, пятый, десятый…
Думал, повезёт. Но почему-то не везло.
Я всё играл и играл, не унимаясь, пока не наступило время прозрения.
То время можно называть по-разному; полнейшим затмением, помутнением рассудка.
Накрывший мою жизнь, туман с мутной ложью и сплошным враньём.
Поэтому, образно говоря, нахожусь здесь с голой жопой, в кабинете под номером «два», слушаю Люцию, заодно смотрю на шум.
Кабинет просторный: у двух окон стоят, — раз стол, два стол, три стол, ещё два стола у стены, также обратно: раз, два, три. То есть получается восемь столов, расставленных возле стен.
За почти каждым столом, работают люди, точнее, женщины, разных возрастов и внешностей.
Работа у них, обрабатывать безработных, или трудоустраивать на работу, чтобы экономить бюджет государства.
Это кому как слышится, или может видится.
Работа была, но только такая: прачки, посудомойки, официантки, кассиры, продавцы, грузчики, уборщики, маляры, разнорабочие, комплектовщики, дворники…
Ещё требовались таксисты, трактористы, мотористы, слесаря, водители всех категорий, — но это смешно!
Такие важные птицы, под заборами не валяются в наше время. Как и врачи, особенно стоматологи.
Конечно, люди, без опыта работы, требовались по «вахтовкам», где работодатели обещают золотые горы, комфортные условия работы и проживания.
Тоже смешно: если бы это было на самом деле, то все бы там работали.
В данном случае, когда повернул голову:
дама в норковой шубе, дело было в конце ноября, с прононсом закричала:
— Да как вы посмели?! Где мои деньги? Где моё пособие?!
— Но вам не положено больше, поймите! — пыталась образумить ту даму, сотрудница, за соседним столом.
— Я буду жаловаться!
Ткнула она вверх пальцем, громко хлопнув дверью, она гордо удалилась.
— Жалуйтесь кому хотите, хоть видео записывайте, на коленях, мы то при чем здесь?
Облегченно выговорила та сотрудница, затем звонко зазывая учетных гражданок из коридора;
— Следующая! Абрамова есть, в очереди?!
— Это детский сад, в нем нужен ночной сторож, пойдёшь? Перебила мои визуальные измышления Люция.
— Да, детский сад, согласен.
— Распечатать туда направление?
— Будьте угодны.
Люция распечатала направление на принтере.
За столами, с обеих сторон, кипели нешуточные страсти, в борьбе за деньги, за выплаты, за пособия, а что мне оставалось делать.
Сторож, так сторож. Как всё это достало! Наверно их тоже.
*